Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1926 № 05

Проходя мелкими местами, я видел морских змей, которые извивались и кувыркались в волнах: на более глубокой воде их не было. «Спрей» шла при ровном ветре по одной и той же параллели, не уклоняясь от нее ни на минуту, но вычислить долготу было довольно хитро. Мои жестяные часы за дорогу лишились минутной стрелки. Раз для починки мне вздумалось вскипятить их. Лечение пошло впрок: после него часы стали бить.

2-го июля я миновал обширный остров Тимор, который остался к северу. На следующий день я прошел мимо острова Дана, и ночью береговой ветерок донес до «Спрей» пряные ароматы земли. 11-го июля я на всех парусах пронесся около острова Рождества, который издали напоминает своею формою кита. Когда шлюпка проходила мимо того места, где должна быть голова, можно было рассмотреть и ноздри; в скалах был прорыв, и каждая волна, ударявшаяся о берег, взметывалась столбом воды, совершенно таким, какой выбрасывает кит из своих ноздрей.

Первым безошибочным признаком земли была белая ласточка, которая хлопотливо порхала около «Спрей», а потом унеслась на запад. Жители островов зовут ее лоцманом Килинга. Дальше мне встретилось множество птиц, которые ловили рыбу и дрались из-за добычи. По моему расчету, я уже прибыл на место, и, действительно, взобравшись до половины мачты, я увидал кокосовые пальмы, торчавшие, как бы прямо из воды. Хотя я именно этого и ожидал, однако, впечатление было так сильно, что, спустившись с мачты, я должен был сесть на палубу, чтобы опомниться. Тому, кто спокойно сидит в своей комнате на суше, это покажется слабостью, но я-то ведь плыл один среди океана!

17-го июля, на двадцать третий день плавания от острова Четверга, я бросил якорь в водах Килинга. Переход, который я совершил, уже сам по себе составил бы дальнее плавание. Он был замечательно удачен. За все двадцать три дня я провел у руля не более трех часов, считая и самый вход в гавань.

Группа островов Килинга состоит из северных и южных островов. Северные не имеют гавани, и их редко посещают. Их составляют семь-восемь островов, и они являются основой будущего непрерывного острова, если судить по истории роста коралловых рифов. Южный Килинг — своеобразный мир. Сюда часто приносятся то остатки разбитого судна, то дерево с материка Австралии, то целый остов погибшего корабля. Один раз принесло большой обломок скалы, защемленный в корнях дерева.

Когда я высадился, меня поразило количество детей на острове. Их собралось несколько сот, всех возрастов. Население довольно робкое, но все жители, и старые и молодые, не пропускают прохожего мимо своего жилища без приветствия. «Вы гуляете?» — спросит он, и на это надо отвечать: «Хотите, пойдем вместе?». Довольно долго после моего приезда дети смотрели с боязнью и подозрением на одинокого моряка. Дело в том, что несколькими годами раньше бурей унесло в море туземца, и дети рассуждали между собой, что он мог побелеть и теперь вернуться в шлюпке. Некоторое время они внимательно следили за каждым моим движением; особенно их интересовало, что я ем. Раз я смолил шлюпку смесью смолы с другими снадобьями, а потом сел обедать, при чем захотел с'есть варенья из ежевики. Едва я взялся за банку, среди детей произошло движение, и затем они разбежались с громкими криками: «Капитан ест смолу, капитан ест смолу!». Но мне нетрудно было убедить их, что эта самая «смола» очень вкусна: к счастью, у меня ее было много. Раз, когда я намазывал сухарь этой «смолой» для одного малыша, дети обратили внимание на мою поврежденную руку и стали шептаться, что ее повредила акула. Таким образом, я попал у них в герои, и легенда о возвратившемся туземце заглохла.

Однажды, я захотел спустить «Спрей» на воду, но, оказалось, что она крепко засела в песке. Увидав мои бесплодные усилия, дети захлопали в ладоши и закричали, что в киль вцепился краб и держит судно. Потом они выпросили у меня банку варенья и отнесли ее своему жрецу, чтобы он попросил соответствующее божество заставить краба выпустить судно. Так или иначе, но «Спрей», действительно, стала на воду, хотя и не так скоро, как мне хотелось.

Многое делается на Килинге не так, как мы привыкли. Крабы едят кокосовые орехи, рыбы едят кораллы, собаки ловят рыбу, на черепахах можно ездить верхом, а раковины некоторых моллюсков опасны для человека, как капканы. Морские птицы ночуют на деревьях; некоторые крысы делают себе гнезда на верхушках пальмы.

Раз при мне были устроены туземные танцы, на которые собралось чуть ли не все островное население. Все пустилось в пляс: и молодежь, и старики. Не плясали только грудные дети, которых сложили в большие кучи по углам, откуда они с удивлением таращили глазенки на происходившее.

На этом благословенном острове никогда не бывает ссор и драк между жителями, и, если где-нибудь существует легендарный рай, то он находится именно на Килинге.

Приведя судно в порядок, я решил нагрузить его раковинами гигантского моллюска — тридакны; они живут на рифах по соседству. И вот в этом месте, в виду туземного поселка, экипаж «Спрей», переплывший через океан, едва не погиб.

Произошло это потому, что я положился на другого человека, а он положился на меня. В обществе беспечного африканского негра я очутился в ветхой лодке, под прогнившим парусом, который тотчас же сорвало порывом ветра, и нас, совершенно беспомощных, понесло в море. В лодке не было весла; правда, был якорь, но веревка не могла достать дна: мы были уже в глубокой воде. К нашему счастию, на дне лодки лежал шест. Я стал усердно грести им, как веслом, и, благодаря случайному попутному ветру, мы выбрались на более мелкую воду, где уже могли достать дно, и на шесте добрались до берега. Нечего и говорить, что я не стал повторять таких прогулок. Тридакн я достал после, в надежной лодке. Тридцать штук раковин заменили собою три тонны балласта в виде цемента, который я выбросил за борт.

X.

22-го августа «Спрей» распростилась с Килингом. Море было бурно, судно заливало волнами, и погода не улучшалась. Меня, конечно, утомляло нескончаемое движение волн, а также надоедало, что я оказывался мокрым, как только показывался из каюты. При непогоде «Спрей», казалось, замедляла ход; я приписывал бурному морю то, что мои соображения и счет расстояний по лагу сильно отличались друг от друга. Через две недели после моего выхода из Килинга разница достигла 150 миль. В этот день при заходе солнца я увидал группу облаков, стоявших на одном месте прямо передо мною, тогда как прочие облака плыли по небу: это было признаком земли, и ночью на том месте, где я видел облака, появился темный силуэт земли. Тогда я вытащил лаг, потому что, как и выходило по моему расчету, передо мною был остров Родригец. Причина неправильных показаний лага заключалась в том, что его повредила большая рыба; это бывает довольно часто. Две лопасти из четырех были смяты и погнуты, — вероятно, дело зубов акулы. Утром остров возвышался передо мною всего в трех милях. Любопытно, что жители этого острова ждали пришествия антихриста, и, когда, «Спрей», несомая бурным ветром, примчалась в гавань, покрытую белой пеной, при чем на судне виднелся только один человек, они закричали: «Вот он, вот он! Он приехал в лодке!». Как это ни было невероятно, новость в одну минуту облетела все местечко. Усилиями коменданта волнение городка постепенно улеглось, но одна старуха заперлась у себя в доме и не выходила из него все время, пока я был на острове, — целых восемь дней.

Я считал остров Родригец конечным пунктом последнего большого перехода. Здесь я мог запастись отличной водой, купил мешок пататов и за два шиллинга получил столько гранат, сколько мог увезти на себе осел.

После трехдневного перехода «Спрей» очутилась на острове Маврикия, куда я привез и казенную почту с Родригеца. Здесь мне пришлось читать лекцию о плавании «Спрей» в театре, который жители убрали для такого случая на манер судна. Не умею сказать, хороша ли была лекция, знаю только, что я чуть не задохся в жарком помещении, так как на мне было надето городское платье.

Радушные жители наперерыв звали меня к себе и всячески развлекали. Один ботаник, только что нашедший новое растение, назвал его в честь меня «Слокум». Раз я был приглашен в семью, где было семь молодых девиц. Прощаясь с ними, я сказал, что могу отплатить им за гостеприимство только тем, что прокачу их на «Спрей». Они очень обрадовались и просили меня устроить эту прогулку завтра же. Я согласился, только потом вспомнив, что завтра приглашен обедать к начальнику гавани. Однако, я рассудил так: «Спрей» скоро выйдет в открытое море, молодые особы захворают морской болезнью, придется повернуть обратно, и я поспею на обед. Но вышло совсем иначе. Мы ушли так далеко в море, что почти потеряли остров из вида. Волны катились через борт, а девицы только радовались, глядя на них. Потом они принялись с большим аппетитом уничтожать содержимое большой корзины, которую принесли с собою. Чем больше «Спрей» хлопотала, чтобы девицы заболели, тем больше они веселились и все просили: «Дальше, дальше!». Наконец, когда мы отошли миль на пятнадцать, я повернул назад, все еще надеясь вернуться во-время. «Спрей» быстро приближалась к острову, но тут я немного ошибся, и мы поравнялись с другой бухтой, а не с той, куда нам нужно было попасть. «Давайте бросим якорь здесь!» — заявили девицы. Конечно, ни один моряк не мог бы ответить отказом таким пассажирам. Как только якорь был брошен, девицы занялись купаньем. Тем временем наступил вечер, и уже было поздно входить в гавань. Пока происходило купанье, я огораживал палубу на ночь от ветра парусами. На следущее утро сам начальник порта явился спасать «Спрей». Надо было правду сказать, не часто приходится видеть такой веселый экипаж, притом они умели управляться с парусами не хуже любого матроса.