Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6517 ( № 28 2015)
Что ж, если либеральное течение стало разделяющей силой в нашей культуре, то патриоты просто обречены на объединяющую миссию. Не искать врагов. Не вычислять ненадёжные элементы. Прощать творцам слабости и брать у них лучшее.
Тем более что доброе слово уже показало себя эффективным оружием: Бродского-то отбили, Бродский наш! Надо развивать наступление. Не замахнуться ли теперь[?] да хоть на того же Окуджаву? Говорят, некоторые его песни популярны у донбасских ополченцев. Разве это не повод сбросить его с либерального корабля?
А мы подберём, мы всех подберём.
Теги: литературный процесс
Много шума. И ничего
Тексты, вошедшие в шорт-лист главной российской литературной премии, заслуживают звания "Большой книги" по одной причине: и впрямь велики - от 384 до 1696 страниц. Что до остального, то тут всё по Шекспиру: слова, слова, слова. И не более того. Итог опять-таки шекспировский: много шума из ничего[?]
НУ, ВОЛК, ПОГОДИ!
А. Варламов. Мысленный волк. - М.: АСТ, 2014.
В "Мысленном волке" расстояния измеряют километрами, даром что 1914 год на дворе. А водку в трактирах подают лафитниками - смех и грех. Компенсацией придирчивому читателю служит обширная портретная галерея героев Серебряного века. Критики азартно разгадывают биографические и ономастические ребусы: Платонова автор на совесть замаскировал, Пришвина - похуже, а зачем Ницше Нитщем обозвал?.. Скверный симптом, между прочим: стало быть, толковать больше не о чем.
Всё идейное содержание пухлого варламовского тома А.Н. Толстой уложил в полторы страницы пролога к "Сёстрам". И это было вполне по-пушкински: точность и краткость суть первые достоинства прозы. Однако с точной и краткой прозой к нынешним издателям являться не рекомендуется, будь ты хоть Маркес Булгакович Бунин. Потому "Мысленный волк" - тщательно размазанная на полтыщи страниц метафора Иоанна Златоуста: "От мысленнаго волка звероуловлен буду". Итогом стал роман нравоучительный и чинный, отменно длинный, длинный, длинный, - на две трети заполненный клейстером вязкой риторики:
"Нитщ помешал. Победил всех. И когда поломавшаяся для приличия цензура заохала и сдалась, словно нервическая дамочка; когда листочки с нитщевыми словесами напечатали бесстыжие русские типографии; когда нитщевская зараза прошлась по Руси, одурманила её, притупила чувствительность и осторожность, а потом обварила кипятком, кислотой соляной и медью расплавленной; когда прочёл их всякий гимназист, ничего другого и не читавший; когда заснула с Нитщем под подушкой невинная девица, своей невинности устыдившись и решившись завтра же с нею покончить; когда либеральные профессора стали на лекциях студентам про Нитща толковать; когда не мог ни один интеллигент сказать, что он Нитща не читал или же, наоборот, читал, да не понравилось, зато всякий убийца, насильник, вор, прелюбодей или фальшивомонетчик дерзко заявлял на суде, что он вовсе не преступник никакой, а нитщеанец, и все газеты империи его слова разносили; когда гуманные адвокаты принялись любые пороки и подлости, любые гадости Нитщем объяснять и оправдывать, а присяжные заявляли суду "невиновен"; когда стали появляться и сделались страшно модными романы и романчики, под Нитща написанные; когда пошли гулять по России пьески, стишки, статейки и диссертации, приват-доцентами сочинённые, а прогрессивная общественность стала по подписке деньги на памятник Нитщу собирать, поздно стало с заразой бороться".
В последнем предложении 186 слов - но это, поверьте, далеко не рекорд: Варламов способен и на пассажи втрое б[?]льшие. Потому покорно прошу уволить от спойлера: неукротимая логорея пересказу не подлежит, фабула, задавленная многопудовыми словесами, издохла в эмбриональном состоянии, а герои звероуловлены и брошены за ненадобностью[?]
Полторы сотни лет назад Лермонтов раздражённо морщился: русский читатель не понимает басни, если в конце её нет морали. Самого страшного классик, по счастью, не увидел: мораль сожрала басню с потрохами, и место литературы заняла слегка беллетризованная философия или публицистика. Добрый доктор Чехов как мог лечил отечественную словесность от патологического резонёрства, но рецидивы случаются и по сей день. Мысленный волк многоглаголания до полусмерти загрыз Терехова, Крусанова, Левенталя, Иличевского, Макушинского со товарищи, - и Варламова не минула чаша сия.
"Мне как автору очень не хватает нормального православного критика, точнее, именно священника, своего рода духовника для литературы", - признался А.В. в одном из интервью. Весьма и весьма надеюсь, что тот донесёт до духовного чада назидание царя Соломона: "При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои - разумен".
КОНСТИТУЦИЯ ПРОТИВ СЕВРЮЖИНЫ
Р. Сенчин. Зона затопления. - М.: АСТ, 2015.
О "Зоне затопления" проще и дешевле молчать, ибо любой разговор выводит к торной колее общих мест: про параллели с "Матёрой" и "Левиафаном", про бездушие власти и бессилие простого человека перед монструозной государственной машиной[?] Множить количество пошлостей, сами понимаете, не хочется, а предмет для литературной дискуссии категорически отсутствует. Поневоле придётся затеять разговор вокруг да около - бог даст, вырулим и к тексту.
В 90-е в литературу явилась генерация писателей, всерьёз травмированных перестроечным отрочеством. Тогда мы дружно уверовали, что изнасилования, экскременты, мордобой и матюги суть невиданные эстетические горизонты. Многие потом оклемались, некоторые предпочли не расставаться с детскими идеалами. Суть важная деталь: детсадовский интерес к помойкам в России принято камуфлировать социокритическим дискурсом, по примеру иртеньевского героя: "Глаз заплыл, пиджак в пыли, / Под кроватью брюки[?] / До чего же довели / Коммунисты-суки!" Смешно, да. Но вместе с тем и практично донельзя. "В России всегда побеждал взгляд на литературу как на плакат", - заметил И. Фролов. - "Певцы воды кипячёной у нас всегда имели привилегии". Р.С. - живое тому подтверждение: путь славный, имя громкое народного заступника.
Не так давно В. Гуга восхитился: "Сенчин[?] знает, на какие больные точки нажимать, чтоб читателю стало ещё страшнее и тоскливее". "Зона затопления" и впрямь угодила точно в десятку. О том, что вся страна вот-вот окажется на дне, только ленивый не писал, а Сенчин моментально оказался в премиальных списках.
Вот с этого места подробнее.
При ближайшем рассмотрении выясняется, что Романа Валерьевича терзает привычная интеллигентская амбиваленция: то ли Конституции хочется, то ли севрюжины с хреном. Болотно-белоленточные убеждения не мешали оппозиционному прозаику взахлёб мечтать о Премии правительства РФ (см. "Чего вы хотите?"). При получении таковой мальчики кровавые ему не докучали - должно быть, заплутали где-то. Нынче ситуация повторяется - видимо, специально для многочисленных поклонников Сенчина: авось да поймут хоть что-нибудь.
"Зону затопления" открывает откровенно фарсовый диалог политика Володи с энергетиком Толей:
"- Понимаешь, Володь, пуск новой ГЭС, причём мощной, стратегической, - это такой имиджевый плюс! Сколько лет, типа, всё разрушали да разрушали, высасывали советское наследство, а вот теперь взяли и созиднули в конце концов[?] Часть моё РАО будет вкладывать, часть, думаю, надо на Олежку повесить[?] Ну, на Баняску. Он же у нас алюминиевым королём назначен. Хочет ещё алюминия - пускай инвестирует[?]
- А кому будет принадлежать ГЭС в итоге?
- А кому у нас всё принадлежит, Володь?.. Всё будет правильно".
Налицо преступный заговор власти и олигархов[?] но рассказать ли вам, кто учредил "Большую книгу" и откуда берётся премиальный фонд? Может быть, напомнить, кто вручал премии прошлогодним победителям? Конституция начинает, но севрюжина с хреном неизменно выигрывает.
Роман Валерьевич, вы уж, пожалуйста, что-нибудь одно: либо крест снимите, либо трусы наденьте. А то как-то некрасиво выходит.
ПЕЛЕВИН И ПУСТОТА
В. Пелевин. Любовь к трём цукербринам. -М.: Эксмо, 2014.
Честно говоря, я полагал, что Пелевину можно вообще ничего не писать. Достаточно выпустить фолиант с чистыми страницами и аббревиатурой ПВО на обложке, а всё остальное дорисует читательское воображение, как уже не раз бывало. Умеет наша публика видеть экзистенциальную глубину на пустом месте, этого у неё не отнять[?]
Тем не менее Архибуддист всея Руси осчастливил народы очередным романом. Настаиваю: именно очередным. Верно подсказал в своё время А. Архангельский: нельзя говорить, что Пелевин написал новую книгу, надо говорить: ещё одну книгу. Поэтому, коли спросят вас: "Читали вы нового Пелевина?", отвечайте по-булгаковски: "Да что я, старого не читал?"
