Газета День Литературы - Газета День Литературы # 128 (2007 4)
Мне кажется, в семидесятые годы какой-то чистый воздух был в литературе. Не настолько они были и легкими, тогда и Александр Яковлев уже выступил со своим антирусским письмом, и другие гонения были, но всё равно писалось легко и хорошо. И не мне одному. Много хорошего было написано за эти годы. И братство писательское продолжало существовать. Помню, тогда до того мне понравилась повесть, вышедшая у Виктора Астафьева, "Пастух и пастушка", что я не мог понять, чем он сам был недоволен, какими-то сокращениями. А если честно, когда позже "Пастух и пастушка" вышла в полном виде, она на меня такого сильного впечатления уже не произвела. Опытный редактор часто на самом деле помогает писателю и не по каким-то цензурным соображениям. Думаю, правильно, что его заставили кое-что в повести сократить. Но как мы радовались успехам друг друга. Мне кажется, нынче у писателей нет такой радости, больше зависти даже у молодых. А мы просто искренне восхищались успехами других, того же Виктора Потанина, Василия Белова, Виктора Лихоносова. И все писали друг другу. Открыто поддерживали друг друга. Тот же Василь Быков иногда пожурит по-свойски. Федор Абрамов всегда отзывался. А мы сейчас даже писать друг другу письма ленимся.
Ещё чем были хороши семидесятые годы: тогда мы впервые за долгие годы пришли к национальному самоощущению. Помню, приближался юбилей Поля Куликова, и мы с Крупиным ещё в 1979 году поехали на это знаменитое Поле нашей славы. Это, может быть, была самая лучшая поездка наша. На меня это Поле произвело огромное впечатление. В том же 1979 году взяли меня на военные сборы в Читу, и тогда я написал в читинской газете о поездке на Поле Куликово. Потом возвращаюсь в Иркутск, звонок из обкома от Евстафия Никитича, он вызывает к себе. Захожу, вижу – на столе лежит читинская газета с моим очерком, и он улыбается. Никогда такой улыбки не видел раньше. Ему искренне очерк понравился. Начинал уже побеждать патриотизм в наших структурах власти. Может, поэтому и устроили вскоре перестройку, из-за боязни победы русского патриотизма. Конечно, почерк властного обкомовского патриотизма был несколько иной, но в главном мы уже начинали сходиться. Они не могли быть так откровенны, как мы, но рос интерес к отечественной истории, к национальной русской культуре. И вот после этой статьи я почувствовал совсем другое отношение к себе в Иркутске. Вскоре мне и квартиру дали хорошую.
Но недолго мы радовались. Начался период разлома. А народ-то был просто не готов к нему. И тут уже можно упрекнуть те же власти, как они могли умолчать всю русскую историю, упустить всех наших знаменитых историков. Помню, мы собрались в комитете по печати, и предложили отложить на время публикацию наших книг, лишь бы вышли труды по истории Соловьева, Ключевского, Костомарова и других. Не было ничего этого. Народ не знал своей славной истории. А ведь в те годы прочитали бы миллионы экземпляров, и другим бы был народ, и в перестройку бы вёл себя по-другому. Сейчас трудно представить, как мы обходились без собственной истории? Ведь только позже, когда началось все разрушительное гуляй-поле, и эти книги позволили печатать. А надо было раньше, тогда по-другому бы и наше развитие общества пошло.
Что говорить про девяностые... И радостей при виде крушения своей страны было мало, и проза поэтому не шла. Писалась лишь публицистика. Я готовлю сейчас книгу своей публицистики у сибирского издателя Сафонова. Видите, у меня наконец-то и издатель появился свой. Журнал свой "Наш современник" – это само собой. А теперь и книги все вышли в одном издательстве. И в этом повезло тоже. И критик свой – Курбатов. Я Валентину Яковлевичу не завидую, сколько раз обо мне можно писать? Иногда его жалко уже. Пишу ему: "Валентин, больше не пиши обо мне". Нет, его уговаривают, и он снова пишет.
Что дальше буду делать? Все-таки семьдесят лет. Немало. Но отмалчиваться не буду. Публицистика, конечно, будет. Постараюсь, чтобы и проза была. Хотя писать стало гораздо труднее. Я себя успокаиваю тем, что смотрю на классиков: тот же Тургенев – видно, что поздние его вещи написаны не такой уверенной рукой, как в молодости. То же самое можно сказать даже о Льве Николаевиче Толстом. Достоевский-то не дожил до больших лет. Мне кажется, с Достоевским этого не случилось бы. А так, многие, конечно, к большим годам устают. Рука теряет силу. Не хочется доводить дело до этого. Как только увижу, что слабею (Тургенев может, а я что ли не могу?), надо будет жёстко сказать: хватит. Можно писать воспоминания для внуков своих, а в широкий мир их уже не выпускать. Тем не менее, надеюсь, что-то ещё успею написать.
Надеюсь и на то, что появятся новые сильные русские писатели, такие же народные, как Евгений Носов или Василий Шукшин. Не может быть без этого. И для этого надо так писать, чтобы народ признал это своим, настолько своим, что не оторвать уже. Тогда литература сможет вернуть и достоинство своё, и силу нравственную, и влияние на народ.
Но откуда взяться ныне новым народным писателям? Они же должны быть из гущи народа. Но когда сейчас уничтожают все сельские школы, мол, не хватает учеников, тем подсекают и будущие народные таланты. Нас ведь тоже не хватало, и в те годы, самые что ни есть сталинские или ещё какие, собирали 15-16 человек в один класс, но ведь учился народ, и сколько из этих сельских школ вышло великих ученых, писателей, полководцев. От ракет до кораблей – всё создавали выходцы из деревень. Об этом ещё Шукшин писал: как ни посмотришь в газете биографию выдающегося деятеля, обязательно из деревни. А куда им сейчас идти? Великие дела делали для своего отечества, но нам сейчас этого не надо… Так же, как и русский язык не нужен никому из чиновников. Объявили нынче год русского языка, но на деле-то, всё наоборот.
Куда нынче идём?..
Оксана Иванова "РОМАНЫ ПОСЛЕДНИХ ВРЕМЁН"
ТРАПЕЗНИКОВ А.А. Похождение проклятых. – М. : Вече, 2007 (Романы последних времён).
ПОПОВ М.М. Пуля для эрцгерцога. – М.: Вече, 2007 (Романы последних времён).
Все, кто хоть немного знакомы с состоянием нынешнего литературного процесса, знают, как тяжело обстоят дела с изданием современной художественной прозы. Про поэзию я просто молчу. Большинство издательств не рискуют обращаться к этому роду литературы, мотивируя тем, что на современных романах много не заработаешь. Издать, мол, можно, а вот как реализовать? Рукописи не горят, но книги не продаются. Можно, правда, заметить: а вы пробовали продавать так, как следует это делать. Вкладывая в это дело деньги, энергию, сообразительность? Но оставим этот вечный спор славян между собой. Порадуемся живому издательскому факту.
Издательство "ВЕЧЕ", заслуженно имеющее репутацию лучшего в стране в части издания исторической, историко-публицистической, мемуарной литературы, решило выступить на рынке с серией прозаических книг, имеющих прямое отношение к "литературе широкого вымысла". Серия получила название "Романы последних времен". Эсхатологический оттенок не случаен, и носит не примитивно коммерческий характер, но скорее образно-мировоззренческий.
"В России всегда последние времена", – сказал в одной из бесед Аркадий Столыпин. "Русская жизнь давно уже представляет собой Апокалипсис", – говорил Валентин Пикуль.
Вышли две книги серии. Александра ТРАПЕЗНИКОВА "Похождения проклятых" и Михаила ПОПОВА "Пуля для эрцгерцога". Первый – чистейшая и блестящая новинка. Второй роман, произведение уже заслуженное: выходил в журнале "Лепта", в "Роман-газете 21 век", переведен на китайский и немецкий языки.
Вослед этим книгам продолжают серию романы лучших современных прозаиков – Александра Сегеня, Андрея Воронцова, Владислава Артёмова, Михаила Тарковского, Юрия Козлова и др.
Следите, уже очень скоро эти книги появятся на прилавках книжных магазинов.
Дмитрий Бавильский АВИАНОСЕЦ
С великими поэтами все случается неслучайно. 800-летие средневекового исламского поэта Руми, выпавшее на этот год (ЮНЕСКО подсуетилось и объявило 2007-ой – годом его памяти), пришло как никогда кстати. Нынешний геополитический расклад, в котором мусульманская культура играет всё возрастающее значение, заставляет нас обращаться к истокам этой древней и самобытной культуры. И лучшего проводника здесь, чем Руми, придумать сложно.
Истинный просветитель и гуманист, Руми являет полную противоположность агрессии и религиозному радикализму, с которыми ныне ошибочно ассоциируется исламское миропонимание. Сегодня толерантный Руми был бы антиваххабитом. Не случайно госдеп США возит Колмана Баркса, главного современного переводчика Руми на английский, по горячим точкам. В качестве культурного миссионера. В качестве жеста доброй воли.
