Ираклий Вахтангишвили - Клуб любителей фантастики, 2009
Поиски, столь энергичные вначале, стали утихать, замедляться и наконец вовсе угасли. Инопланетяне собрались в главном холле и, по-видимому, что-то обсуждали, тогда как пассажиры расселись передохнуть. И те, и другие были весьма недовольны собой — вот такое редкое единодушие тех, кто осуществлял нападение, с теми, на кого напали. Хотя причины недовольства были различны: инопланетяне хотели, очень хотели найти то, что они ищут, тогда как земляне хотели хотя бы понять, что же они ищут!
Одному из пассажиров на нос села большая зелёная муха. Он согнал её взмахом руки и уже было собирался повторить свою атаку, чтобы прикончить, как через открытую дверь из коридора донёсся радостный выкрик: «Шерра!».
Появившийся пришелец направил на муху дуло своего оружия, поколдовал с переключателями сбоку и, нажав на спуск, повёл стволом аппарата вниз. И муха покорно опустилась на спинку стула.
Позвольте мне процитировать классику: «Тотчас эту благодать обрали, посадили в клетушки и послали в уезд». Поразительно, как это Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин ухитрился провидеть будущее на много веков вперёд, не правда ли? Налётчики бережно засунули пойманное насекомое в своего рода саркофаг с кондиционером и регенератором воздуха и покинули судно. Захлопнулись двери шлюза, втянулась в чужой корабль переходная труба, и он в прямом смысле исчез из виду. Только что был здесь — и вот уже только пустота вокруг.
Экипаж опрометью кинулся на свои места — и вовремя. В динамиках торжественно прозвучали позывные местной Базы.
Можно было бы подумать, что всё это лишь пригрезилось, однако никто на борту так не подумал. Во-первых, как команда корабля, так и пассажиры его были сплошь люди серьёзные, не склонные обвинять себя в галлюцинировании, а во-вторых… видели бы Вы, дорогой читатель, тот бардак, что остался на борту судна в результате этих поисков!
Разумеется, беспорядок в скором времени ликвидировали, и «Руб и я», как ни в чём не бывало, продолжила свой путь к Базе. И на этом отрезке пути, и после приземления была масса пересудов: как же так, мы гордимся тем, что упорно боремся с этой напастью, что практически почти всех этих вредных насекомых повывели, а тут вот такое поведение… Вероятно, логика инопланетян в корне отлична от земной. На том и успокоились.
И всё же я никак не могу отделаться от мысли, что если эти инопланетяне, представители технически более развитой цивилизации, готовы были обшаривать космос, не просто останавливая чужой корабль обманным способом, но и прибегая к насилию над человеческими личностями ради спасения отдельно взятой «шерры», значит, они это посчитали действительно необходимым, заслуживающим того расхода времени, нервов, физических сил и топлива, которые им пришлось потратить на проведение этой операции. Видать, не так уж и превосходно обстоят земные дела, как нам с вами это кажется, уважаемый и дорогой читатель. И не идём ли мы к тому времени, когда будем вынуждены добывать в космосе то, чего сейчас полно и что мы могли бы сберечь на Земле?
№ 4
Андрей Самохин
МЕШОК КАРТОШКИ
— Они сказали: «Бегите! Кто найдёт спрятанный в подъезде мешок картошки, тот останется здесь. Остальные отправятся туда»… И мы рванули с низкого старта, как будто за нами гнались волки. А они стояли с хронометрами и, щурясь, смотрели, как мы бежим на огромные эскалаторы.
Они всё видели и примечали: как мы топтали друг друга, как лезли по головам. Самые неистовые забирались на шиты между эскалаторами, пытаясь бежать по ним быстрее, чем ползли вверх ступени. Ну и проваливались туда — молотило их шестерёнками — только брызги летели. Но некоторые по этому месиву всё же успевали добраться наверх раньше, чем остальные…
Старик замолчал, смотря в окно, где шелестел на искусственном ветру яблоневый сад.
— Дед, и ты бежал по головам? — замерев, спросил старика черноволосый мальчик лет двенадцати. А его младшая, светлоголовая, сестрёнка только раскрыла рот от ужаса, слушая рассказ дедушки.
— Да нет, — пожевав губами, продолжал дед, привычно покосившись на буреометр в простенке. — Мы с товарищем сначала сдуру стартанули, как на кроссе, а потом уже на эскалаторе сообразили: а чего бежать-то?! Ведь никто не знает, где этот мешок спрятан, один он или много их, да и вообще есть ли они?
— Дед, а что такое картошка? — снова перебил старика пытливый внук.
— Ну, это такой овощ, он рос в земле, его сажали, поливали, а потом ели с маслом и с солью. Вкусная штука…
— Такая же вкусная, как рапунок? — отважилась спросить девочка.
— Ну, это кому как, — усмехнулся дед. По мне — так ничего вкуснее настоящей сортовой картошки, тамбовской или рязанской, и быть не может. Вам не довелось её попробовать…
Большие часы на ИК-камине гулко пробили полдень. Вот-вот должны были прийти на обед после утренней смены родители.
— Мы вышли с товарищем в город, — продолжал старик, — и начали глазеть на подъезды. Хотели понять: где они там этот мешок запрятали? Знали уже, что спешить некуда. Так же и некоторые другие поступали. А остальные в это время суетились, бегали, как полоумные, туда-сюда между вонючими подворотнями…
Последние слова старика прервал мелодичный звонок вакуумных дверей. В комнату ввалились, снимая на ходу перчатки и комбинезоны, раскрасневшиеся, оживлённые мужчина и женщина средних лет.
— Папа, ты опять свои бредовые сны детям рассказываешь! — с весёлым упрёком накинулась на него от дверей женщина. — Пожалей ты их бедные головушки!
— Да уж, Матвей Иванович, — поддержал её рослый бородатый мужчина с мужественным липом. — Зачем им эти бредни?! Вокруг столько дел — реальных, больших, — он провёл рукой по волосам, словно ощущая в руке зримую тяжесть и ответственность этих дел, — а вы их какими-то страшными сказками морочите… Ведь сами рассказывали, что по дороге сюда, каких только странных снов не снилось! А вы им эти сумерки разума за чистую монету… Я вот, правда, удивляюсь вам, — продолжал мужчина, садясь за стол. — Вы герой Освоения, кавалер двух орденов Красной Звезды. Неужели все эти опасности, свершения, которые вам довелось пережить здесь, не выветрили из головы эти дурацкие сны?!
— Это сны о моей потерянной родине, — беззлобно и почти покорно проговорил старик. Он явно хотел уйти от докучливого спора. Ведь, по сути, его дети были правы! Кряхтя, он приподнялся из кресла и, приволакивая покалеченную ногу, вышел в сад.
С годами тоска по оставленной навсегда и, как одно время казалось, навсегда забытой Родине всё сильнее давила старика. Он ведь почти и не помнил её — выслали его совсем молодым вместе с сотнями таких же бедолаг… Сколько погибли и сошли с ума в дороге, сколько сгинуло здесь! Из его призыва выжила, наверное, десятая часть… Да и из следующих — немногим больше.
Уже давным-давно всякая связь с Большой землёй оборвалась, и колонисты навсегда остались один на один с новой родиной. Пришлось учиться многому. И самому главному — выжить самим и обеспечить безопасную жизнь следующим поколениям.
Они действительно многое сделали: есть чем гордиться. Но почему так часто щемит сердце от этих воспоминаний — снов, как они говорят?
Да, снов было много… В пути им вкатили в кровь столько всякой дряни, что немудрёно было спутать явь и сны… Они толпились, накатывали один за другим во время мучительно долгой дороги… Иногда ему даже казалось, что всё это: и дорога и прошлая жизнь на Родине ему приснились. Что на самом деле он родился здесь и, сколько себя помнит. — всё строил, воевал с этой негостеприимной землёй, ходил каждый день по краю смерти. А вернувшись с работы, валился без сил и снов на короткий вахтовый отдых.
Со дна памяти настойчиво всплывали образы: холодный плеск воды в колодце, его старинный детский велосипед со звонком, доставшийся ему ещё от деда… А ещё — такие же старые, бумажные книжки с разноцветными картинками, закат над полем, стрёкот ночных сверчков, запах свежевспаханной земли, горячей молодой картошки с укропом…
— Вот именно — картошки. — проговорил старик, продолжая механически обрезать и обрабатывать ветки яблонь: работа, знакомая ему с детства. Этот сад, выращенный здесь его руками из семечек двух яблок, был его гордостью. Никому больше не удалось здесь этакое чудо. Никто, правда, кроме него, и не пытался…
Последние слова старик произнёс вслух, и сам себя поймал на этом, вспомнив, что вот так же вслух бубнил свои мысли его старый дед, упорно живший один в почти заброшенном городе.
Когда он был маленьким, родители иногда брали его с собой в короткие наезды к дедушке в город. Уже тогда эти путешествия были рискованны. Он помнил, как тщательно отец готовил вибролёт, как инструктировал их с мамой. Замаскировав машину на знакомом пустыре, они с предосторожностями пробирались в его старинный блочный дом почти в центре города. Лифт давно не ходил, а в шахте, не скрываясь, пищали и возились крысы.