Журнал Русская жизнь - Водка (июнь 2008)
Но, конечно, его породистая фигура, в широком пальто, в широкополой шляпе, его веселое лицо с бакенами - нераздельно связано с «сатириконцами», без нее нельзя себе представить ни журнала, ни самой группы, которая была довольно многочисленной, но имела весьма мало таких характерных фигур, как Алексей Александрович Радаков…
Не могу точно сказать, кто именно «не пускал» в «Новый Сатирикон» молодых художников - обряд рассмотрения предлагаемых ими рисунков происходил большей частью у Ре-ми - по-видимому, он и решал их судьбу.
Я видел, как в редакции Ре-ми рассматривал рисунки художников «со стороны». Высокий, худой, - дальнозоркий, он держал рисунок в горизонтальном положении у своего живота и, нагнув маленькую голову и оттопырив нижнюю губу, со скучливой корректностью смотрел вниз.
Этот взгляд, как говорится, не предвещал ничего хорошего.
«Чужие» рисунки почти никогда не принимались им. Поэтому молодых художников было мало, они насчитывались единицами.
Благоволили к молодому художнику В. Лебедеву. Любил он в то время рисовать лошадей во всех видах. Они удавались ему… Лошадки исполняли роль заставок, концовок. Иногда Лебедеву давались темы - на треть страницы, на половину страницы…
Но что Лебедев получил страницу - этого я не помню… Страничные рисунки делали Ре-ми, Радаков - хозяева.
Долго мечтал о том, чтобы попасть на страницы «Нового Сатирикона», тогда молодой (недавно умерший) художник Б. А. Антоновский. Редко-редко его печатали - тоже полушкой страницы или «четвертинкой».
На этих же ролях работал и художник А. Юнгер.
Главным же образом в журнале работали Ре-ми, Мисс, Радаков - и редкие гости, которых приглашал по широте душевной последний.
Из таких гостей едва ли не самым талантливым был Борис Григорьев.
Рисунки Бориса Григорьева - изысканные, острые, чувственные, изображающие почти всегда женщин в ленивых, полулежачих позах - на диванах или в кафе, - но рисунки мастерские, - являлись для журнала пряной приправой, без которой журнал, конечно, не мог обходиться. Насколько мне помнится, рисунки из его цикла «Рассея» он в «Новом Сатириконе» не печатал.
Он одно время часто заходил в редакцию - высокий, приятный, светлый, чем-то похожий на людей худых, долговязых, которых он так любил изображать.
Про него рассказывали, что Николай II предложил ему написать его, Николая, портрет. Григорьев согласился и будто бы написал Николая - нисколько не отходя от своего стиля. Затем, рядом - в синих тонах - были изображены какие-то фигуры, объяснить происхождение которых он не мог и убрать которые не соглашался. Впрочем, и самый портрет Николая, по-видимому, тоже восторгов во дворце не вызвал.
Работа эта Бориса Григорьева, кажется, не была доведена до конца и света не увидела.
Где сейчас Борис Григорьев, мне неизвестно. Если жив, то, конечно, в эмиграции, ибо среди нас этого талантливого художника, к сожалению, нет.
Были, вернее, сотрудничали в «Новом Сатириконе» писатели со странной писательской судьбой. К таким прежде всего следует отнести Евграфа Дольского. Я лично никогда его не видел. Он присылал свои рассказы и фельетоны откуда-то из провинции - присылал всегда в неимоверном количестве - почти ежедневно или через день, во всяком случае, бесконечно часто. Чистенькие рукописи, написанные ровным почерком, без помарок. Четко до сих пор стоят в моей памяти конверты, по которым я узнавал присылы Евграфа Дольского, - с четким, почти рисованным адресом. Его печатали мало. Очень большой процент возвращался, и то, что печаталось, тоже шло часто «на подверстку» или тогда, когда было мало материала. Я не помню, чтобы кто-нибудь хотя бы несколько слов сказал об этом авторе. А у него все было на месте: темы приемлемые, тон - резвый, начала, концы, диалог - все как полагается, но как-то не читались его рассказы. Трудно объяснить, почему. Они не были пошлы, не были даже скучны, но не читались - по крайней мере, литературной публикой. Вот, например, его рассказ в № 16 за 1915 год - «Чемодан счастья». Высмеивается суеверие. Человек возит с собою целый чемодан амулетов. Дело происходит в вагоне. Владелец чемодана - доктор. Он едет на эпидемию и верит в амулеты. Все это выясняется из разговоров. Разговоры как разговоры. Все в порядке. И «неожиданная» концовка есть в рассказе: в вагоне воры начисто обокрали четырех пассажиров. «Чемодан счастья» был поблизости, но умные воры его не взяли.
Все на месте. Рассказ как рассказ. Но читать, несмотря на легкость изложения, - трудно, не тянет, не хочется… Нельзя сказать, что бездарно, пусто, плохо, но вот - такая судьба…
И «имя» Евграф Дольский не сделал себе. Где он сейчас - мне не известно. В печати этого имени я не встречаю.
Но - удивительное дело! - не помню, где - в печати или в рукописи - прочел я рассказ его, и не могу иначе определить его, как шедевр.
Содержание рассказа: семидесятилетняя старушка. Совершенно окончательно нищая, сирая. Убогая. Одинокая, полуголая, ютящаяся на паперти заброшенной церквушки - исповедуется у попа.
Поп, грубый, толстый, не глядя на старушку, спрашивает - по трафарету:
- В чем грешна? Прелюбодействуешь?
- Нет, батюшка, Бог с тобой, что ты говоришь такое…
- Чревоугодием занимаешься?
- Нет, батюшка, где мне там… Нет.
- Кощунствуешь?
- Нет, батюшка, не кощунствую.
- Молитвы, постов не соблюдаешь?
- Нет, батюшка, соблюдаю, соблюдаю.
Батюшка задал ей еще несколько вопросов - на все ответы были отрицательные.
Наконец он заинтересовался и взглянул на нее. В чем же она могла быть грешна?
Грязная, старая, несчастная, в чудовищных отрепьях, одинокая, всеми брошенная, нищая…
- В чем же грешна? - спросил он.
Она ответила:
- Горжусь, батюшка… Горжусь, - серьезно сказала она и глубоко вздохнула.
Лично я не знаю в мировой новеллистике рассказа, который бы так ярко показал бы, что такое могучий дух человека, великое достоинство человечьей души…
Работал в «Новом Сатириконе» и часто бывал в редакции ленинградский доктор Николай Николаевич Бренев (он подписывался: «В. Черний»), удивительный человек. Не могу - из числа многих и многих сотен моих ленинградских знакомых и товарищей - поставить рядом с ним еще кого-нибудь, столь душевно обаятельного, выдающегося по интеллекту человека. Беседовать с ним было наслаждение: ум, душевная чистота, глубокое понимание литературы, исключительное по нежности и удивительной доброжелательности отношение к людям.
Донской казак по происхождению, доктор по образованию, почему-то юморист по профессии… Его рассказы и заметки тоже прошли бесследно. О них тоже никто никогда не говорил. Почему тянуло этого способнейшего и чем-то талантливого человека обязательно в юмористику?
Он не отставал от юмористических журналов и в позднейшие годы. Имел какое-то отношение к издававшемуся в Ленинграде юмористическому журналу «Бегемот». Чем он занимается сейчас - не знаю. Жизнь разлучила нас.
«Сгорели» на этом самом «Новом Сатириконе» не только взрослые - лишались покоя и сходили с каких-то правильных путей, которые, быть может, были возможны у них, и молодые. Из таких в памяти стоит молодой поэт, студент, Сергей Михеев. Красивый, скромный. Он был донельзя перегружен лирической темой. Любовь, девушка, глаза. Жалел проституток, лирически воспевал монашек.
При чем же тут «Новый Сатирикон»?
Его тянуло на острые страницы. В каждом стихотворении был какой-то «заворот». Чистая лирика не держалась в нем, насквозь городском, воспитанном улицами Ленинграда, молодом парне. Что-то прерывало поток его лирики. Она парализовывалась стоном, криком, проклятием, горьким сомнением.
Его тянуло в «Новый Сатирикон», где умели смеяться, где понимали скорбь, недовольство жизнью, протест против нее, но и где не могли помочь, если нужно было помочь, даже сотруднику журнала…
Помню стройную фигуру Сергея Михеева, его красивое лицо. Он приносил стихотворение, робко оставлял его и уходил, - чтобы проводить время в петроградских кафе, в кабаках и притонах. Говорили, что он нюхал кокаин. Он умер в 1918 году.
Некоторых «сатириконцев» я не застал - они ушли из «Нового Сатирикона» либо уехали.
Таковы, например, Саша Черный (А. Гликберг). Известный поэт-сатирик, бывший до меня секретарем редакции. И Осип Дымов (Перельман), уехавший еще до войны в Америку и успевший составить себе довольно крупное для своего времени имя.
Осип Дымов - модное в свое время имя и беллетриста, и драматурга, и юмориста, фельетониста и пародиста, писавшего под псевдонимом «Каин».
Об Осипе Дымове много писала критика, его книги издавались, пьесы ставились. Но по писательской природе своей он был поразительным эклектиком. Все у него получалось «мило», и все было подражательно, поверхностно. К. Чуковский писал о нем: «Милый Дымов, сделайте милость, перестаньте быть таким милым». В рассказах он претендовал на тонкость и лиризм. Берег моря и клочки разорванного письма. Или поле и одинокая лошадь с печально поникшей головой и хвостом, отнесенным в сторону…
