Дмитрий Быков - Хроники ближайшей войны
2
Грех людей, рвущих друг другу глотки в ЖЖ и в частных беседах (благо официальные трибуны для этого сегодня закрыты и политических ток-шоу не существует),- не в том, что они вообще об этом спорят. А в том, что они спорят так.
В Беслане, откуда вообще все было лучше видно, я примерно понял, что такое ЖЖ. Это достаточно представительный чемпионат по онанизму. Люди, которым по каким-то причинам не дают (или они такие упорные индивидуалисты, что с другим человеком просто не могут), дрочат друг у друга на виду и соревнуются, у кого дальше брызнет. Всех, кто не дрочит, они считают импотентами. Импотентно наше государство, наша официальная пресса, наша общественная жизнь. Друг друга эти онанисты яростно осуждают: вы не той рукой! Надо левой, а вы правой! Сами вы давайте левой, а мы будем правой, правой! А вы не то себе представляете! Вы себе представляете труп, а это труположество. А вы себе представляете Родину-мать, а это мало того что непатриотично, но еще и инцест.
Онанисты не виноваты, что им приходится реализовываться таким, в общем, подростковым способом. Им, как подросткам, негде. Очень хочется себя проявить, а в газетах не печатают – не только потому, что персонаж плохо пишет, а еще и потому, что нормальных газет почти не осталось. Впрочем, некоторых печатают, но не то, что им хотелось бы. Поэтому, живя не приносящей удовлетворения половой жизнью, они продолжают втихомолку подранивать под одеялом. Как бы там я – ненастоящий, а здесь – подлинный.
Онанизм в данном случае – это не отсутствие контакта с газетой или телевизором, не отказ от профессиональной деятельности или редукция ее. Это отсутствие контакта с реальностью. А интеллектуальные спекуляции в отсутствии реальности – это как секс без дивчины: признак дурачины. Но такова сегодня, хотите вы того или нет, вся наша интеллектуальная жизнь. Другая отсутствует. Выбор очень простой: между левой и правой рукой. В остальном грани стерты. О снятии прежних оппозиций мне писать скучно. Сколько можно.
То, что случилось в Беслане, обнажило не только чудовищную ситуацию со спецслужбами, которые ничего не могут (почему, могут – инакомыслящих могут выявлять), не только абсолютный кризис власти,- но и бесконечный интеллектуальный тупик. Все реакции до такой степени предсказуемы и поэтому подлы, что тошно читать. Никого не интересует правда – всех интересует имидж. Никому нет дела до того простого обстоятельства, что мир давно уже поделен не на левых и правых, а на римлян и варваров. И левый ты римлянин или правый – варваров уже не будет волновать. Но люди упорно не желают понимать этого и тупо выясняют отношения, обзывая друг друга убийцами и пособниками убийц,- как если бы двое прокаженных, которых медленно доедает гниль, все еще дискутировали о том, как лучше потратить последние копейки и кто из них перед кем виноват.
Я ведь вообще как о человеке сужу? Я пытаюсь понять, чего ему надо. Иногда ему надо доискаться до правды, таких есть процентов десять. Не так мало. Иногда его занимает поддержание собственного имиджа. Иногда он озабочен созданием (и поддержанием в окружающих умах) такой картины мира, чтобы ему было комфортно. Выстраивает человек мир под себя, можно понять. Нравится ему благословлять идущих на смерть и протягивать мирянам руки для поцелуя, вот он и выстраивает мир, в котором идет вечная война, а он среди этой войны знай себе концептуализирует в методологических терминах да сам себя спрашивает: все-таки богослов я или военный теоретик? Теоретик или богослов? А может быть, я вообще такое, которого никогда еще не было? А другому, одинокому, робкому юноше, ужасно хочется прислониться к сильной государственности, и он наивно всех спрашивает: да почему же, господа, вы так боитесь русской государственности? Вы, наверное, какие-то неправильные русские… Предположить, что это, наверное, какая-то неправильная государственность, которая уж сколько раз твердила миру, что она будет всех бить до победного конца и ничего другого предложить не в состоянии,- мальчик не может: его мир рухнет.
Все эти выстраиваемые под себя миры вполне, повторяю, можно терпеть. Если есть что-то кроме них. Но если тысячи мыслящих людей в России интересуются только тем, как они выглядят, и ничем более,- тогда все, надо закрывать эту лавочку и начинать все с нуля. Без Руси и Неруси, без либералов и консерваторов, без Явлинского и Патрушева, Пшеничного и Холмогорова, Политковской и Шурыгина. С детьми. Сейчас надо думать о детях, потому что взрослые уже никуда не годятся.
3
Если анализировать, кому какой миф больше нравится,- отчетливо выстраиваются две главные концепции. Первая: весь мир страдает от террора незаслуженно, а Россия – заслуженно. Эту интонацию я, к сожалению, вычитываю в постах большинства израильтян, которые до сих пор не могут примирить свою ненависть к террору и вполне понятную (однако не всегда осознанную) неприязнь к России. Наверное, есть израильтяне, искренне любящие Россию, но как-то эта любовь подозрительно быстро испаряется. Какая-то она поверхностная. Здесь срабатывает вечный принцип: ваши убийцы подлецы, а наши убийцы молодцы (В.Рыбаков). Израиль не виноват в палестинском терроре (если кто-то и скажет, что – виноват! виноват!- на него сразу накидываются, и весьма дружно). Зато Россия все спровоцировала сама – зачистками в Чечне и государственной ложью. Можно подумать, что Буш тоже кого-то в Чечне зачищал. Однако 11 сентября состоялось.
Все сказанное не отменяет, конечно, того простого факта, что власть в России чудовищно бездарна, а зачистки чудовищно жестоки. Об этом ниже. Но подверстывать этот факт к Беслану так же нелепо, как обвинять больного в том, что болезнь послана ему за грехи. СПИД – вещь интернациональная и поражает не только педерастов. Я просто за интеллектуальную честность, а вовсе не за русскую власть. Давайте не делать вида, что русские почвенники помешаны на имманентных ценностях вроде голоса крови или места рождения, а русские (израильские, американские) космополиты отстаивают идеалы добра и красоты. У каждого морального релятивиста, по моим наблюдениям, есть своя мораль, часто очень готтентотская, и следует он ей со всей неукоснительностью аскетического служения. И если человек заявляет об относительности для него каких-либо ценностей – чаще всего он тем самым говорит о том, что относительны для него чужие ценности; и чем относительней чужие – тем дороже и роднее свои. Думаю, большинство израильских публицистов нагляднейшим образом иллюстрируют этот тезис; вообще хазарству очень присуща эта двойная мораль – отрицание чужих ценностей, ирония относительно чужого фанатизма и почтительное отношение к собственной истории, культуре и национальной идентичности; хазарские анекдоты рассказываются хазарами исключительно для отвода глаз, и в массе своей они довольно комплиментарны. Так что первая версия – хазарская – сводится к тому, что теракты Россией заслужены; во всем мире люди гибнут от роковых случайностей, и только в России карающий меч находит виновных. Виновата власть, и виновата во всем: в действии, в бездействии, в молчании, в словоблудии… Некоторые авторы – такие, как Кротов или Мильштейн,- дописываются до похвальной откровенности, их уже можно показывать за деньги. Полагаю, что в 1941 году они искренне утверждали бы, что вся Европа бедствует от фашизма незаслуженно, а нам это все за коллективизацию. (Правда, большинство хазар тогда вряд ли заняли бы столь нравственную позицию – фашисты очень не любили хазар, а чеченцы к ним, насколько я знаю, абсолютно равнодушны. Им что хазар, что варяг – одинаковая мразь.)
Вторая модель – типично варяжская: варяги народ воинственный и без войны себя не мыслят. Клинический пример такого варяга – младопублицист Егор Холмогоров, искренне убежденный в своей миссии пастыря народов и спасителя России. Егора Холмогорова уже прорвало на страницы «Русского журнала», где он с нескрываемым восторгом написал о том, что идет война против России. Это изнанка и зеркало хазарского мифа: воюют именно с нами, наш террор особенный, потому что мы свет мира. Это против других производят теракты, а против нас ведут войну. Причем в этой войне на равных участвуют и террористы, и американцы, и европейцы,- а то, что они сами являются жертвами терактов, мы легко объясняем, доказывая, что у них теракты какие-то ненастоящие. Ведь 11 сентября было что? Шоу. А у нас что? У нас просто приходят и убивают. Объяснить отказ террористов от общения с прессой тем фактом, что им просто нечего было сказать и что единая программа действий у них отсутствовала,- Холмогоров не в состоянии: для патриотического дискурса характерна грубая лесть врагу. Враг всегда монолитен, коварен, жесток, и у него всегда все получается. Даже ссору между захватчиками, в результате которой произошел спонтанный «штурм», Холмогоров называет «попыткой прорыва».
