Вадим Телицын - Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду
В XII–XIII веках Новгород Великий был огромным городом, основное население которого составляли ремесленники самых разнообразных специальностей. Здесь были и кузнецы, и гончары, и мастера золотых и серебряных дел, и множество мастеров, специализировавшихся на изготовлении определенного вида изделий, — щитники, лучники, седельники, гребенщики, гвоздочники и т. п. Порой имена ремесленников попадали в летопись, а иной раз мы узнаем о них по подписям на их изделиях. Так, известны два великолепных серебряных сосуда, изготовленных, возможно, для посадников; на них есть подписи: «Братило делал», «Коста делал».
Новгородцы славились как искусные плотники, и в раскопках найдено много остатков деревянных домов и резных украшений. Целый конец Новгорода назывался Плотницким, а многие улицы долго хранили память о селившихся кучно ремесленниках: Щитная, Кузнецкая, Кожевники, Гончарная и др. Ремесло, существовавшее первоначально как работа на заказ, в XII веке все больше связывалось с рынком. По всей вероятности, наиболее богатые из мастеров торговали своей продукцией на главном торгу Новгорода, как это хорошо известно для более позднего времени.
Важную роль в жизни города играла и внешняя торговля. Новгород был связан с Киевом и Византией, с Волжской Болгарией и прикаспийскими странами, с Готландом и всей Южной Прибалтикой. В самом Новгороде были иноземные торговые дворы — «немецкий», «готский», а новгородский двор был, например, в Киеве. На городском торгу можно было купить и изделия ремесленников этого города, и продукты, привезенные крестьянами из окрестных деревень, и множество разнообразных заморских товаров из стран Востока, Западной Европы, других русских княжеств, Византии.
Выгодное географическое положение Новгорода способствовало развитию внешней торговли, которая была делом не только купцов, но и бояр, и новгородской церкви. Далекие торговые экспедиции, требовавшие оснащения кораблей и большой вооруженной охраны, сплачивали боярско-купеческие круги и выдвигали их сразу на видное место. В новгородском былинном эпосе эти далекие плавания опоэтизированы: в 1070-е годы появилась былина о плавании к Корсуню (Херсону) в Крыму, былина о Садко, богатом госте, которая очень живо рисует и быт самого Новгорода Великого в XII веке, и плавание 30 кораблей по синему морю.
Несмотря на ремесленно-торговый характер основной массы населения Новгорода, реальная власть в городе принадлежала боярам-землевладельцам, вотчины которых находились как в пределах новгородских «сотен», так и в далеких колониях — в Заволочье, на Двине и Ваге. В силу особенностей Новгородской земли боярство было прочно связано с внешней пушной торговлей, и это придавало ему большую экономическую силу и корпоративную сплоченность.
Вплоть до начала XIII века, пока у рубежей Новгородской земли не появились немецкие рыцарские ордена, Новгород не знал постоянной угрозы внешней опасности и военные резервы боярства могли расходоваться на охрану торговых караванов, тысячеверстных путей и отдаленных факторий — погостов. Важными форпостами Новгорода были Псков и Ладога, боярство которых иногда принимало участие в политической жизни своего «старшего брата», но иногда проявляло и самостоятельность.
В Новгороде Великом постоянно кипела классовая борьба «черных людей» против бояр, ростовщиков и монастырей и борьба различных групп боярства между собой; непрерывно возрастало сопротивление власти Киева. Особенно заметно было это стремление к обособлению от Киева на ранних этапах. Оно приобретало характер общегородской борьбы всех слоев и групп, объединенных общими задачами. Наличие таких общих задач несколько отодвигало на задний план классовую борьбу, так как боярство демагогически использовало вечевые собрания, предъявляло нелюбимым князьям обвинения в том, что они «не блюдут смердов», и изображало свою борьбу за власть как общую борьбу за новгородские вольности.
На протяжении XI века новгородское боярство много раз проявляло свою волю в отношении великих князей и князей-наместников, которых Киев посылал в Новгород. Мы помним, как гордилось новгородское боярство победоносным походом на Киев при Ярославе Мудром и теми грамотами, которые закрепляли новгородские вольности в 1015 году.
В последней четверти XI века существенно изменилась летописная формула извещения о начале княжения нового князя; ранее говорили: великий князь киевский «посади» князя в Новгороде. Теперь стали говорить: новгородцы «введоша» князя себе. Летопись запестрела такими фразами: «бежа князь», новгородцы «выгнаша князя», «показаша путь» князю. Первым изгнанником оказался Глеб Святославич, выступивший против всего города в защиту епископа и, как мы помним, собственноручно зарубивший волхва. Новгородцы его «выгнаша из города, и бежа за Волок, и убиша и чудь». Это произошло в 1078 году.
Появилась новая система «выкармливания» князя. Новгород приглашал к себе юного княжича из семьи влиятельного князя и с ранних лет приучал его к своим боярским порядкам. А если великий князь пытался сменить такого вскормленника и заменить его по давней традиции своим сыном, то боярство горой вставало за своего князя. Так было с Мстиславом Владимировичем, сыном Мономаха, который с 12 лет княжил в Новгороде. По прошествии 14 лет, в 1102 году, Святополк Киевский пытался заменить его своим сыном, но новгородское посольство вступило с великим князем в великую «прю» и довольно дерзко заявило ему: «Если у твоего сына две головы, то посылай его к нам!» Мстислав остался в Новгороде и даже породнился с новгородским боярством, женившись вторым браком на дочери посадника.
Новое значение в это время приобретает и важный пост посадника, так сказать премьер-министра в боярской республике. Ранее посадник был доверенным лицом великого князя, посланным из Киева. В XII веке посадников новгородцы выбирают сами из среды наиболее знатного боярства, а в XIII веке утверждается тезис, что «новгородцы в князьях и посадниках вольны».
При Владимире Мономахе была сделана последняя попытка круто обойтись с новгородским боярством. Когда Мстислав был отозван отцом на юг, а в Новгороде остался его сын Всеволод, то боярство стало, очевидно, держать себя слишком независимо. Владимир и Мстислав совместно вызвали в 1118 году всех новгородских бояр в Киев, заставили их присягнуть на верность, а некоторых, провинившихся в каких-то незаконных конфискациях, оставили в столице и заточили. Среди заточенных был новгородский сотник, боярин Ставр. О нем была сложена похожая на былину новелла, рисующая привольное житье боярина в Новгороде:
В Нове-городе живу да я хозяином,Я хозяином живу да управителем…У меня ли у Ставра у бояринаЗлата, серебра стоят кованы ларцы,Крупну жемчугу бурмицкому несть числа.
Приехав по вызову князя Владимира в Киев (как и в летописи), боярин Ставр посмеивается над киевским боярством, да и над самим великим князем. В Новгороде в эти годы строилась новая крепостная стена, заложенная еще Мстиславом в 1116 году, «более прежней», и вот новгородец иронически отзывается об укреплениях Киева:
Ой, глупые бояре, неразумные,Они хвалятся градом Киевом…А что это за ограда во КиевеУ ласкова князя Владимира?У меня ли у Ставра широкий дворНе хуже будет города Киева!
Далее былина рассказывает, что Владимир, разгневавшись на хвастливого новгородца, посадил Ставра в «погребы глубокие».
Летопись ничего не сообщает о его дальнейшей судьбе, а былина-новелла вся посвящена ловким и смелым действиям Ставровой молодой жены, одурачившей князя и добившейся освобождения своего мужа.
Однако расправа с новгородским боярством ради поддержания престижа молодого князя Всеволода Мстиславича не остановила сепаратистских устремлений Новгорода. Всеволод (1118–1136) был последним князем, при котором Киев вмешивался во внутренние дела Новгорода.
Всеволод Мстиславич довольно долго выполнял различные военные поручения Новгорода, а в 1132 году, после смерти Мстислава, соблазнившись перспективой приобрести крупный удел на юге, он поскакал в Переяславль, но продержался в этом городе лишь несколько часов — к обеду его уже выгнал оттуда Юрий Долгорукий, его дядя.
Князь Всеволод вернулся в Новгород, рассчитывая, очевидно, на поддержку посадника Петрилы Микульчича и архиепископа Нифонта. Но здесь он застал необычайное брожение как в городе, так и по всей земле новгородской: боярство, по всей вероятности, в свое время заключило с ним договор о пожизненном княжении, чтобы еще раз не сталкиваться с тяжелой рукой Мономаха, как это было на втором году (1118 год) княжения юного Всеволода. Теперь новгородцы, псковичи и ладожане, собравшись все вместе, припомнили ему его обещание («хощу у вас умрети») и в наказание за легкомысленную поездку в Переяславль «выгнаша князя Всеволода из города». Однако с полпути его вернули.
