Юрий Мухин - НЕсвобода слова. Как нам затыкают рот

На самом деле свободу слова в Великобритании даже во время войны никто не ограничивал. И никто в воюющей Великобритании не имел бы претензий к процитированным Дейтоном словам, если бы они были произнесены для другой цели, скажем: «Мы – англичане, и мы победим, даже если весь мир утверждает, что у Великобритании нет шансов победить в этой войне. Только трусливые бабы, а не мужчины, могут задаваться вопросом «Какой вам смысл погибать в этой кровавой бойне?», и думать, что Гитлер является хорошим правителем, лучшим, чем наш мистер Черчилль».

«Но эти слова, – как пишет Дейтон, – были произнесены не с целью воодушевить британцев, а с целью вызвать у них панику. Они были произнесены с враждебной Великобритании целью – с целью пропаганды силы Германии, с целью агитации за прекращение сопротивления. И наказали болтунов не за использование ими свободы слова – не за эти слова, – а за преступные во время войны деяния – за пропаганду и агитацию (здесь и далее в тексте все выделения полужирным текстом сделаны мною. – Ю.М.) идеи капитуляции Великобритании. Если говорить грубо, то осуждались намерения человека и его деяния по осуществлению этих намерений, а не сказанные им слова.

Это тонкость. Но эту тонкость обязательно нужно учитывать для понимания того, что именно декларируют конституции практически всех стран. И каким путем при наличии абсолютно демократических конституций властвующие негодяи устанавливают в стране фашизм.

Ведь в СССР слово было гораздо свободнее, чем в нынешней России. Было свободнее уже потому, что в СССР свобода слова принадлежала всем гражданам, а не только служащим властям продажным болтунам прессы. Кроме этого, в СССР свобода слова была большей, чем в нынешней России еще и потому, что в Советском Союзе свобода слова была сопряжена с обязанностью органов власти это слово слушать.

Но в СССР доступ к органам прессы был жесточайшим образом ограничен, посему говорить о полной свободе слова в СССР не приходится, и положение со свободой слова в СССР не стоит идеализировать или ставить себе в пример. Но вот вопрос о юридическом обеспечении свободы слова и о том, как свободную страну превращают в фашистскую, полезно начать разбирать именно с примера Советского Союза.

Однако – внимание! Я пишу не о практике со свободой слова в СССР, а о юридических аспектах – о том, как фашизм и оккупация выглядят в законах данной страны. Если бы я говорил о практике, то написал бы, что СССР находился под оккупацией партноменклатуры и тупых болтунов, паразитировавших на государстве. Но до 1991 года – до того момента, когда эта сволочь начала откровенно грабить народ СССР, даже эти оккупанты стеснялись менять законы страны в сторону ее откровенной фашизации. Итак.

Конституция СССР образца 1977 года четко разделяла собственно свободу слова и преступления, связанные с использованием слова как орудия преступления. Свобода слова устанавливалась в Конституции СССР статьей 50 о гражданских правах и свободах:

«…В соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя гражданам СССР гарантируются свободы: слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций.

Осуществление этих политических свобод обеспечивается предоставлением трудящимся и их организациям общественных зданий, улиц и площадей, широким распространением информации, возможностью использования печати, телевидения и радио».

Как видите, в статье 50 Конституции СССР не было даже намека о каком-либо ограничении свободы слова или о недопустимости использования гражданских свобод для совершения преступлений.

О преступлениях, в которых слово могло стать орудием, говорилось в Конституции СССР не в статье о правах граждан, а в статье 64 – в статье об обязанностях граждан:

«Долг каждого гражданина СССР – уважать национальное достоинство других граждан, укреплять дружбу наций и народностей Советского многонационального государства».

Правда, в защиту свободы слова в Уголовном кодексе РСФСР никакой особой статьи не было, а вот наказания за пренебрежение своими обязанностями и за использование слова как орудия преступления были:

Статья 70. «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти…»

Статья 71. «Пропаганда войны, в какой бы форме она ни велась…»

Статья 74. «Пропаганда или агитация с целью возбуждения расовой или национальной вражды или розни, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности…»

Задержите свое внимание на таком вопросе. Если в тексте Конституции СССР ничего не было сказано о пропаганде и агитации, то почему же в Уголовном кодексе РСФСР были запрещены именно они, а не просто некие «действия», скажем, почему в этих статьях не было написано: «действия в целях подрыва или ослабления Советской власти» или «действия с целью возбуждения расовой или национальной вражды или розни», а написано «пропаганда или агитация»? Случайно? Нет!

Ведь само произнесение слов или их написание уже является действием, и если бы в этих статьях УК РСФСР было бы запрещено действие, то эти статьи запрещали бы свободу слова – запрещали действия по написанию и произнесению слов.

СССР не был фашистским государством и такого попрания свободы слова допустить в своих законах не мог. Посему УК РСФСР запрещал только агитацию и пропаганду – деятельность, в которой слова служат орудием в числе прочих орудий этого преступления. Таким образом, по законам СССР, слова, даже антисоветские, даже возбуждавшие межнациональную рознь и даже много раз написанные, сами по себе не являлись преступлением, посему и сами слова не запрещались, и произносившие их люди не наказывались. Именно таким юридическим подходом гарантировалась свобода слова при запрете использования слова во вред людям. Это по закону. Повторю, что практика в СССР отличалась от деклараций законов, но мы говорим о юридической стороне этого вопроса.

Еще раз остановитесь в чтении, чтобы обдумать разницу. Действие – это поступок. Вы совершили что-то – сказали или написали – и этим уже совершили поступок. А агитация и пропаганда – это деятельность, т. е. осмысленный труд в направлении достижения той цели, которую вы перед собой ставите, это процесс, идущий во времени.

Технически в СССР это выглядело так. Если вы говорили или писали нечто, что другими воспринималось, как, к примеру, «возбуждение розни», то к вам не могли предъявить претензии, поскольку вы обладали правом свободно выражать свое мнение, в том числе и такое! А с юридической точки зрения эти ваши слова еще не были доказательством того, что вы ведете пропаганду, поскольку сами по себе ваши деяния по написанию или произнесению слов не являлись достаточным доказательством того, что вы ведете преступную деятельность под названием «агитация» или «пропаганда».

Однако если у представителей власти возникали такие подозрения, то «компетентные органы» СССР вас сначала предупреждали. Почему? Потому что пропаганда и агитация, как деятельность, характеризуются умыслом, настойчивостью и непрерывностью. Если вы пренебрегали предупреждением и продолжали высказывать то, что воспринималось не только «компетентными органами», но и окружающими как преступление, то есть вы своим последующим поведением подтверждали, что не просто высказали мнение, а действительно вели запрещенную законом пропаганду или агитацию, то только тогда против вас возбуждали уголовное дело. Только после предупреждений и сбора и процессуального закрепления новых фактов прокуратура имела возможность доказать в суде, что вы умышленно занимались пропагандой, а не просто реализовывали свое право на свободу слова.

Я не теорию вам рассказываю. В 1970-х меня вызывали в тогдашний КГБ и взяли у меня объяснения в рамках статьи 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». После того, как я написал такое объяснение, меня попросили его переписать – как мне казалось тогда, из симпатии ко мне. Мне трудно обижаться на тогдашних работников КГБ, но на самом деле они поступили достаточно коварно, хотя и объяснимо с точки зрения их службы, – этим переписыванием моего объяснения работники КГБ «подводили меня под 70-ю статью». К примеру, они предложили мне заменить мое признание о том, что я рассказывал анекдоты о Генеральном секретаре ЦК КПСС Л.И. Брежневе, на, казалось бы, ничего не значившее сравнение экономик СССР и Бразилии. Мне казалось тогда, что они этим смягчили мою «вину». Потом я прочел учебник уголовного права и понял, в чем дело. На самом деле в 70-й статье УК речь шла об «антисоветской пропаганде», а не «антипартийной» или «антикоммунистической». Конституция СССР формально не запрещала вести пропаганду против КПСС, посему КГБ не мог предъявлять мне претензии за это – за анекдоты о Генсеке КПСС. А вот сравнение экономических показателей при Советской власти в СССР и несоветской власти в Бразилии – да еще и не в пользу Советской власти – уже было похоже на антисоветскую пропаганду.