Анатолий Александров - Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
В конце ноября Сергей Павлович пригласил весь отряд космонавтов в ОКБ для знакомства с новым кораблем. Он подробно рассказал о задачах предстоящего полета, а затем предложил Леонову облачиться в тяжелейший скафандр и произвести выход из кабины через шлюзовую камеру. Для Алексея получилось очень волнующее занятие, ведь за его действиями наблюдали десятки глаз специалистов предприятия и коллег. Волнение усиливалось и от того, что после выполнения операции по шлюзованию требовалось дать грамотное заключение о возможности выполнения задуманного эксперимента с выходом в открытый космос.
* * *В середине декабря председатель колхоза имени Радищева Денисенков приехал на сессию Верховного Совета страны. В первый же день ее работы Гагарин встретился с ним, спросил:
– Иван Антонович, помнишь, когда в сентябре мы разговаривали с доярками на Никольской ферме, то они попросили меня о помощи в приобретении кормовых шротов?
– Помню я эту просьбу, Юрий Алексеевич, но нет в областном управлении сельского хозяйства фондов на такие корма, – невесело возразил Денисенков.
– Завтра, до заседания, приезжай, Иван Антонович, в Министерство масложировой промышленности. Я договорился с министром о встрече, – сказал Гагарин.
В восемь утра Гагарин и Денисенков были уже на площади Ногина. Министр Зивелев тотчас принял ходатаев. Выяснив предмет предстоящего разговора, он спросил:
– Юрий Алексеевич, сколько тонн кормов требуется колхозу?
– Сколько? – Гагарин посмотрел на Ивана Антоновича, а тот молчит – не успели они договориться о количестве нужных шротов. И Юрий называет свою цифру: – Тонн двести, я думаю, на первый раз хватит, Георгий Павлович.
Начальник управления кормов Ивакин улыбнулся:
– А я заготовил бумагу на четыре тысячи тонн!
– Нет, Георгий Павлович, – вступил в разговор Денисенков, – на первый раз колхозу хватит и две тысячи тонн.
На этой цифре окончательно и остановились. Через месяц с небольшим колхоз имени Радищева получил первые восемьсот тонн кормовых шротов. Денисенков тут же позвонил в Звездный, поблагодарил Гагарина за оказанную помощь.
– Я же депутат Верховного Совета страны, Иван Антонович, и должен был выполнить наказ своих избирателей, – отклонил благодарные слова Юрий Алексеевич…
После демонстрации космической техники на Байконуре Королев привез в конце декабря в Звездный пару номеров американской газеты «Сатердей ивнинг пост». В ней была напечатана небольшая статья, посвященная освоению космического пространства. Леонов, свободно владеющий английским языком, выделил в статье именно ту часть, которая непосредственно касалась их повседневной подготовки: «Когда первый человек выйдет из корабля в космос, мы станем свидетелями самого волнующего события. И если этим человеком не будет американец, это очень огорчит всех нас. Однако, если нам внушат, что он должен быть американцем, а он вместо этого окажется русским, то просто страшно подумать, как все мы будем деморализованы…»
Далее в статье шло повествование о разработке в Америке защитного скафандра, автономной системы жизнеобеспечения космонавта, рекламировался каждый шаг, уже сделанный или только готовящийся. Переведя содержание статьи Беляеву, Алексей заключил: «Реклама движет всей жизнью Америки, а мы, Павел, без излишнего шума и сенсаций, их опередим и первыми выйдем в открытый космос».
В первой декаде января шестьдесят пятого Государственная комиссия утвердила состав экипажа «Восхода-2»: Беляев – командир, Леонов – второй пилот на «выход». Их дублерами были названы соответственно Горбатко и Хрунов. Леонов записал в своем дневнике: «Очень рад такому сочетанию – Павел Иванович старше меня на целый десяток лет. Но это и хорошо – командир должен быть более опытным человеком. А кроме того, мы люди разных характеров: он молчалив, а я более общителен. Но у нас есть общее, главное – цель, и мы сделаем все зависящее от нас, чтобы ее достигнуть. Порукой тому наша честная откровенность друг перед другом и взаимное уважение».
В самом деле, в экипаже получилось идеальное сочетание двух сильных характеров, двух личностей. Можно сказать, что Павел и Алексей на редкость гармонично дополняли друг друга.
«Академик» Беляев сразу зарекомендовал себя в отряде космонавтов волевым, целеустремленным человеком. Выпускник Ейского училища морских летчиков стал в армейский строй защитников Родины в день Великой Победы в сорок пятом, а боевое крещение получил в августе в борьбе с японскими захватчиками. Прослужив более десятка лет на Тихоокеанском флоте, став командиром эскадрильи, Беляев поступил в Монинскую военно-воздушную академию и закончил ее с красным дипломом.
В год окончания академии в пятьдесят девятом капитана Беляева пригласили в партком. Шел Павел за очередным партийным поручением. Но здорово ошибся. Говорили с Беляевым в парткоме совсем о другом. Да и вопросы ставились необычные.
Генерал-лейтенант Каманин спросил:
– Есть ли у вас желание, Павел Иванович, полетать на совершенно новой, еще не знакомой вам технике?
Беляев удивленно пожал плечами:
– Ну, какой же летчик, товарищ генерал, откажется от такого предложения? Скорость, дальность, высота – вот три измерения, на которых держится авиация. Я думаю, что…
Каманин не позволил собеседнику высказаться до конца:
– Не торопитесь, товарищ капитан. Я веду речь о необычной технике и даже не совсем авиационной. У вас есть возможность подумать. Дело сугубо добровольное. Можете и отказаться.
– Тогда согласен, товарищ генерал! – твердо заявил Беляев.
Через три месяца, в августе, Павел отправился на медицинское обследование в научно-исследовательский авиационный институт профессора Яздовского в Сокольники. С него и началась подготовка к полету на «Восходе-2». Правда, получилась она необычно долгой, с годовым перерывом.
В августе шестьдесят первого, еще до старта Титова, в Монино космонавты занимались тренировочными парашютными прыжками. Беляеву и Леонову планировалось по два прыжка с высоты тысяча шестьсот метров, с задержкой по тридцать секунд. Первый прыжок для обоих прошел успешно, а когда Ан-2 поднялся в воздух во второй раз, то значительно усилился ветер.
Опять прыгали по двое. По команде Никитина Павел и Алексей один за другим оставили борт самолета, сделали все, как положено по инструкции. Через тридцать секунд раскрылся купол парашюта. Беляев поискал глазами Леонова. Того сносил ветер влево. Чтобы приземлиться рядом, Павел натянул половину строп. Скорость спуска увеличилась. Вскоре Алексей оказался уже поблизости. До земли оставалось не более двадцати метров. Но резкий порыв ветра не позволил Беляеву приземлиться на обе ноги. Правую ногу подвернуло, и при ударе о землю сильная боль молнией пронзила его тело… Перелом!
И потянулись госпитальные недели и месяцы. Звездный не забывал своего товарища. Космонавты по одиночке и группами навещали коллегу, подбадривали, убеждали, что кости скоро срастутся и он непременно вернется в их сплоченный коллектив. Не раз побывали в госпитале Каманин и Карпов. Николай Петрович вообще считал Беляева своим «крестником». Но чаще других навещали коллегу, разумеется, Леонов и Гагарин.
Беляеву просверлили пятку, вставили стальную спицу, долго вытягивали ногу, гипсовали, потом подвесили лечебный груз. Ведущий хирург, Василий Тимофеевич, успокаивал:
– Теперь, Павел Иванович, придется потерпеть. Лежите спокойно, не нервничайте. Мы верим в выздоровление. Еще будете летать, да получше прежнего.
Легко сказать: «Лежите спокойно, не нервничайте». Если б знал опытнейший костоправ, на чем именно собирается полететь его терпеливый пациент, то заговорил бы, наверное, по-другому.
Нога долго еще оставалась болезненной. Порой Беляеву казалось, что никогда не наступит конец этой не проходящей, ноющей боли.
На пятом месяце лечения врачебный консилиум предложил вместо неизбежной повторной операции другой метод лечения. Лечащий врач так и сказал пациенту:
– Вашей ноге, Павел Иванович, нужна нагрузка. Причем постоянная и значительная. Мы временно вас выписываем, а вы испробуйте этот метод. Я лично знаю несколько человек, которых он поставил на ноги. У вас тоже есть шанс и упускать его, по-моему, не стоит… Встретимся через месяц.
На квартире Беляевых появились двадцатикилограммовые гантели. Домашние удивлялись: зачем такие тяжелые? Но жена, Татьяна, уезжала в Москву по утрам на работу, дочери, Лена и Наташа, уходили в школу, а он брал в руки гантели и стоял до изнеможения на одной, травмированной ноге! Когда превозмочь боль становилось невмоготу, опускал груз на пол, валился на диван и ждал облегчения. Потом еще по несколько раз повторял жестокое упражнение. И так почти целый месяц.
В феврале шестьдесят второго Беляев вновь появился в госпитале. Хотя боль в ноге продолжала ощущаться, врачей и его самого интересовали кости ноги – как они срослись? Это был решающий вопрос.
