Мэттью Коллин - Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры

Американское изучение МДМА было полно сомнений и противоречий. Единственное, что было общего у всех ученых, это фразы вроде «я не уверен», «мы точно не знаем», «данных по этому вопросу недостаточно», «нам не всегда удается повторно получить такие же результаты». Противоречия возникали еще и потому, что разные ученые преследовали разные идеологические цели: одни финансировал Национальный институт по изучению проблем наркомании, преследовавший цель отбить у молодежи охоту принимать экстази, другие имели отношение к движению нейросознания, добивающемуся того, чтобы МДМА продавался по рецепту в аптеках. Неудивительно, что и в Британии, во многом оглядывающейся на ситуацию за океаном, об экстази имели такое же смутное представление.

Никто не мог с точностью объяснить, какие процессы лежат в основе уникального «сочувствующего» опьянения экстази, если не считать открытия ученых о том, что его действие связано с выбросом нейромедиаторов, таких как серотонин и допамин. К тому же были очень мало изучены процессы работы мозга. Вокруг МДМА и того, вредно ли его применение, велись жаркие споры, и ни у кого не было четких объяснений того, как и почему экстази может вызвать смерть. Доподлинно было известно лишь то, что в Британии начиная с 1988 года погибло неопределенное число людей, принимавших экстази, и что у многих из них перед смертью проявлялись симптомы теплового удара. Все, кто принимал участие в споре и надеялся учредить свод неопровержимых фактов об экстази, очень скоро обнаруживали, что подобных фактов по-прежнему остается очень и очень мало.

Теперь я бы ни за что не притронулся к экстази, если бы только сам доктор Александр Шульгин не подошел ко мне, сжимая в руке пузырек кристаллического порошка, и не сказал: «Друг, я тут синтезировал свежую партию, не хочешь попробовать?

Колин Ангус из The Shamen, 1995 

В 1995 году никто не праздновал 13-летие вторичного открытия Александром Шульгиным МДМА, однако для наркокультуры, рожденной благодаря проделанному им синтезу, этот год стал переломным. Начиная с 60-х годов Шульгин пребывал в поиске вещества, которое своими волшебными свойствами превзошло бы экстази — но, как он сам признал, безуспешно. Теперь его «пенициллин для души» наконец оказался у всех на виду, подверженный шквалу общественной критики.

По ту сторону Атлантики, в эссекской деревне Лэтчингтон близ Базилдона ранним утром 12 ноября молодая девушка стоит согнувшись, терзаемая страшным приступом рвоты, над раковиной в ванной своих родителей. Ее зрачки сильно расширены. Ноги онемели. Голова пульсирует от боли, и все тело дергается — невозможно унять. Ей плохо и страшно, она кричит: «Пожалуйста, помогите!» Потом она впадает в кому и уже никогда не придет в себя.

От такой истории отказался бы даже телесериал, посчитав ее чересчур неправдоподобной. Ли Беттс приняла таблетку экстази и умерла. Это случилось во время празднования ее 18-летия, на котором присутствовали родители девушки — отец, отставной офицер полиции, и мачеха, добровольная работница организации по борьбе с наркотиками. Ли была белой, обеспеченной, училась в колледже, настоящая Английская Роза. И жила она не в столичной грязи Лондона или Манчестера и не в одном из бедных районов Шотландии, а в тихом городке в самом сердце консервативного юго-востока. Дочь Средней Англии. Обыкновенная девочка.

Беттс была в коме целую неделю, дав возможность желтой прессе воспользоваться моментом и развернуть на своих обложках целую драматическую сагу из отпечатанных самым жир-ным шрифтом заголовков. Это продолжалось день за днем — все время, пока родители Ли мучительно пытались решиться на то, чтобы отключить ее систему жизнеобеспечения. Эта история, как говорили циники, была настолько показательна, что ее не смогли бы выдумать даже редакторы таблоидов, и повлекла за собой самую долгую и самую истерическую нарко- тическую панику десятилетия. Желтая пресса издавала предостерегающие плакаты с изображением девушки в коме, объявляла кампании «Все на войну с наркотиками» и публиковала телефонные номера, по которым читатели могли позвонить и «назвать имя дилера». Многие посылали секретных корреспондентов на поимку «убийц», снабдивших Беттс наркотиком, не упоминая известного им факта того, что таблетку Ли дал ее друг, который, следовательно, и был виновен в преступлении.

После того как 16 ноября Ли Беттс умерла, шум вокруг ее истории не утих, а, напротив, только усилился. Родители девушки решили использовать ее смерть как антинаркотическую притчу, дав согласие на распространение в школах видеокассеты с записью ее похорон и использование ее фотографии на щитах с социальной рекламой, появившихся по всей стране. Эти огромные плакаты представляли собой очень странное зрелище и надолго выбивали из колеи: помещенная в черную рамку, будто бы в трауре по экстази-культуре, была фотография девочки-тинейджера, улыбающейся и беззаботной, с пухлыми щеками и волосами по плечи, зачесанными назад, и только одно слово, написанное огромными буквами: «Sorted»[172]. А внизу, под изображением девочки, мрачное предупреждение: «Всего одна таблетка экстази убила Ли Беттс». Плакаты были расклеены более чем на полутора тысячах рекламных щитов по всем британским городам. Ли Беттс посмертно стала первой звездой экстази-культуры, обрела такую известность, о какой не могла и мечтать, стала символом не оскверненной невинности, а пропасти непонимания между поколениями. 

Беттс навсегда изменила в сознании людей образ человека, принимающего наркотики. Редакторы газет, из года в год перемалывающие одни и те же заголовки типа «Агония от экстази», осознали это и увлеклись новым занятием — поисками души. Они вдруг обнаружили, что люди, принимающие экстази, — это их сыновья и дочери. «Какой кошмар для родителей, — восклицала The Sunday Times. — Ли всегда говорила матери и отцу, что наркотики пугают ее. Но, возможно, она, как и многие другие подростки, не считала экстази за наркотик».

Они как будто бы наткнулись на неведомую вселенную, которая каким-то невероятным образом существовала долгие годы, никем не замечаемая и никому не известная, а теперь вдруг попавшая в их общество. Они вдруг обнаружили культуру, которая раньше была им невидима, мир, в котором наркотики — это хорошо, а не плохо, где наркотики — норма жизни. Журналистов отправляли в ночные клубы, откуда они возвращались совершенно потрясенные и писали статьи о том, что образованные люди среднего класса — доктора, адвокаты, журналисты, люди, ничем не отличающиеся от них самих! — любят экстази. Одно только количество газетных статей, посвященных экстази, уже говорило о том, как глубоко запал в душу общественности этот наркотик. Со временем многие редакторы начали перенимать стратегию «сокращения вреда» и даже призывать к легализации МДМА. Дальше всех пошла газета The Independent, написавшая: «Молодые люди — такие, как Ли Беттс — нуждаются в нашей защите. Поэтому мы должны четко себе представлять, какие вещества они принимают, и следить за качеством этих веществ. Возможно, это означает, что нам следует выказывать свое недовольство, но не вводить запрет — то есть воспринимать употребление наркотиков так же, как мы воспринимаем курение и парковку в неположенных местах». Начиналась новая глава в истории отношения общества к наркотикам: наконец-то поутихла паника и настало время трезвого реализма. В газете The Times появился такой заголовок: «Опасность не заставит нас изменить привычки, говорят люди, принимающие экстази».

В подтверждение этого справедливого высказывания клубы кипели рассуждениями на тему того, из-за чего умерла Беттс. Съеденная ею таблетка была подделкой? Или, может, она запила экстази слишком большим количеством алкоголя? Многие, как всегда, отказывались верить в то, что в смерти девушки виноват МДМА. Один автор интернет-рассылки даже зло пошутил, что девушка просто была «недомерком из тех, кто не знает, как справиться с наркотиками». Хотя для некоторых клабберов смерть Беттс подтвердила сомнения, высказываемые американскими учеными, читатели журнала Mixmag согласились с замечанием Times: конечно, то, что случилось с Ли, — страшная трагедия, но это всего лишь какой-то нелепый несчастный случай, который не помешает большинству людей в эту же субботу проглотить свою очередную таблетку. «Много кто умер от экстази, — писал один из читателей. — Но в субботу мы снова шли в клуб и продолжали веселье». «От алкоголя гниют мозги и внутренности, но никто не прекращает пить из-за того, что кто-то от этого умирает, — подхватывал другой. — Я знаю, чем рискую, но не хочу останавливаться». В 1996 году Lifeline совместно с журналом Mixmag провели крупнейшее исследование британцев, принимающих экстази, которое стало еще одним доказательством того, что в девяностых с каждым годом становилось все больше людей, впервые попробовавших экстази, и очень немногие из них планировали отказаться от наркотика в ближайшем будущем.