Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин
Лучшим гарантом верховного этического идеала человечества – идеала добра, – повторяю, является изящество женщины, нежность женщины, стыдливость женщины, любовь женщины, материнство женщины, доброта женщины, – одним словом, женственность. Женственность – олицетворение всего самого высокого на Земле. Этим и определяется роль женского начала в нравственной развитии человечества. Она не поддается оценке. Если мы все, люди, и мужчины и женщины, и взрослые и дети, лучше, чем могли бы быть, и если мы, что еще важнее, сделаемся лучше, чем мы есть теперь, то этим мы в первую очередь обязаны женственности и ее необоримому влиянию на жизнь человека. Недаром во все времена все лучшие чаяния людские поэты, композиторы, живописцы, ваятели воплотили в образе женщины – естественной носительницы и хранительницы всего прекрасного. Всё светлое, мягкое, ласковое, лирически нежное и поэтически высокое связывалось и связывается с бесконечно милым женским существом. Афродита Книдская Праксителя до сих пор служит идеалом человеческой красоты – и телесной и духовной, – идеалом женственности.
Сколь велико нравственное значение этого образа богини в жизни человечества очень хорошо, ярче чем в каком бы то ни было другом произведении мировой литературы, показано в известном рассказе Глеба Ивановича Успенского «Выпрямила» (впервые напечатан в 1885 г. в журнале «Русская мысль»). Этот рассказ давно уже стал классическим, вошел во все хрестоматии по русской литературе и во все учебные программы родного языка, на него часто ссылались авторы трудов по эстетике, не можем обойти его и мы, так как он самым непосредственным образом касается нашей темы. Мало того, он в настолько концентрированной форме и так высокохудожественно выражает основную тенденцию нашего сочинения, что по справедливости должен послужить канвой для его заключительной главы. К тем или иным частностям этого рассказа мы в дальнейшем изложении будем возвращаться не раз, сейчас же воспроизведем его краткое содержание. Человек, исстрадавшийся душой от царящих в мире несправедливости и горя, отдающий себе ясный отчет в том, что и эта несправедливость и это горе – прямое следствие несправедливого общественного устройства, сам сверх всяких сил испытавший на себе несправедливость и хлебнувший горя, униженный и оскорбленный в своем человеческом достоинстве – не столько даже за себя, сколько за своего ближнего, впервые увидел статую Венеры Милосской. Она поразила его в самоё сердце, так потрясла все его существо, что он мгновенно прозрел, как будто его насильственно разбудили от долгого и кошмарного сна, и он внезапно обрел в себе чуть было не утраченную им вовсе веру в человека и в его высокое призвание на Земле. Одним словом, бессмертная богиня «выпрямила» его, согбенного под жестокими ударами жизни, исцелила его истерзанную и искалеченную душу, выпрямила его как человека, ибо вернула ему чувство собственного человеческого достоинства, возродила уже только тлевшее в нем уважение к самому себе как к человеку, в буквальном смысле слова открыла в нем человека и внушила ему ни с чем не сравнимое счастье быть этим человеком. И в то же мгновение, когда он почувствовал себя «выпрямленным», он «немедленно же» начал думать о том, «как несчастлив человек» на деле, в действительной жизни. После встречи с богиней в его голове уже просто не укладывалось, «каким образом можно было допустить, чтобы человеческое достоинство, чтобы человек был так глубоко оскорблен. Человека – и сметь так осрамить! Человека-то сделать таким несчастным, так его всего скомкать, испачкать грязью!..»
Этот рассказ, если я не ошибаюсь, Л. Н. Толстой, которого так же неотступно, как и Тяпушкина (героя рассказа Успенского), терзали нравственные проблемы, включил в свой знаменитый «Круг чтения» – наряду с такими перлами, как трогательная до слез «Душечка» А. П. Чехова, маленький рассказ о большой женской верности.
Всемирная литература богата образами идеальных по красоте женщин. В этих образах величайшие писатели всех времен воплотили свои лучшие мечты об идеале человечности, выраженном в женственности. Беатриче Данте в этом смысле едва ли не наиболее нарочитый образ: преклонение перед женской красотой, прямое обожествление ее достигли в этом образе своего апогея. Свою рано умершую возлюбленную, которая и вовсе не подозревала о его любви к ней, которую он любил тайно, робко и почтительно, он наделил в своем воображений и в своей «Комедии» всеми мыслимыми и немыслимыми совершенствами, заставив ее сверкать в веках. Многие из вымышленных женских имен, которыми столь богаты литературы всех времен и всех народов, глубоко запали в душу людей, очищая их от всего, что оскорбляет человеческое достоинство. И среди этих имен особым ореолом, я бы сказал, ореолом святости, окружены для нас образы женщин-мучениц, образы тягостные и светлые в одно и то же время, образы тоже созданные гениями литературы и искусства, но в которых воплощен выстраданный протест лучших из людей против эксплуататорского строя, обездолившего женщину, обрекшего ее на непосильный труд, на беспросветную нужду, на безотрадное и унизительное существование, изуродовавший и огрубивший ее, от природы красивую и нежную. Неточка Незванова (одно имя и прозвище чего стоят!) в этом ряду скорбных женских имен едва ли не самый выразительный литературный образ, как и «Плачущая женщина» Винсента Ван Гога – живописный. Разве не надрывает нам душу это страшное и безысходное горе сидящей в одиночестве бедной женщины. Эта женщина, по всему видно, «привыкла» и к тяжкому труду, и к бесконечным лишениям, и к повседневным унижениям и невзгодам, она, конечно, в этом смысле «закалена» – всеми закономерностями эксплуататорского общества – и, вероятно, даже потеряла способность плакать. Поэтому должно было с ней стрястись что-то уже и вовсе необыкновенное, из ряда вон выходящее, чтобы она вот так, целиком ушла в свое горе (илл. 83). Может быть, она потеряла своего ребенка или мужа, может быть, кто-то надругался над ее женскою честью, может быть, она влюблена и из-за своей
