Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №5 (2002)
Наблюдая эту мразятину и высекая зубами пыль, я думал: “Ну мог бы русский человек такое измыслить”? Ответ пришел вместе с титрами, где режиссером значился некто ЗЕЛЬДОВИЧ!
Если кто-то не понял, что сцена траха МАШИ через карту нашей страны — есть центральный символ фильма, еще раз прошу обратить внимание на название фильма — “Москва”. А это однозначно указывает, кого имели в виду, когда имели через вырезанную Москву.
Вскорости Лева остыл к Маше и переключился на младшую сестрицу Олю. Устроив ей экскурсию по Москве, для закрепления знаний он грубо и в извращенном варианте взял дурочку прямо в ночной электричке. Подземный сеанс любви, где демон греха торжествует над невинностью девственницы. И еще одна пощечина жителям страны с обрезанной столицей: безродный космополит терзал девушку, носящую имя первой русской святой — княгини ОЛЬГИ!
…...Теперь о финале. Прожженный пошляк, святотатец и космополит Лева под ручку с обеими женушками (у них, кстати, паспорта с советской символикой) возлагает цветы к памятнику Неизвестного солдата! Великодушный жест? Намек на оставленную лазейку к Храму, покаянию, исправлению и преображению? Ага, особенно в свете его вонючей ремарки: “Неизвестный солдат — это солдат, которого не было” ...
Туши свет, вынимай саблю!
Вот так, лысый еврейчик поимел страну через дырку на месте звездатой Москвы, а теперь имеет пару жен с серпасто-молоткастыми “ксивами” — удостоверениями — нерусских личностей.
…У нас же на главном телеканале России продолжают наноситься страшные удары по патриотизму русского народа. Вообще, глумление над столицей — дело подсудное. Патриотам-юристам необходимо привлечь глумцов к ответственности, затеять процесс и довести его до победного конца. Или нам даже это не под силу? Ну, тогда грош нам цена. Да и утвержденная Президентом Государственная программа патриотического воспитания граждан России на 2001—2005 годы — беспонтовая бумажка, которую можно нанизать на что-нибудь или просто вытереть ею известное место”.
Прочитав горячую статью В. Плотникова, мы обратились в редакцию “Советской России”, предложив подать совместный судебный иск по поводу данной кино-телемерзости. Увы, наше предложение было встречено руководством газеты почему-то весьма прохладно. Что ж, у них, видимо, имелись дела поважнее. Однако в суд уже успели, как скоро выяснилось, обратиться журналисты из еженедельника “Мегаполис-экспресс” И. Зайцев и В. Трухачев. Они посмотрели пресловутую ленту в обычном московском кинотеатре и сочли себя оскорбленными, прежде всего — немыслимой матерщиной с экрана. Еженедельник сообщал об этом так (цитируем тоже выборочно):
“Сотрудников “М—Э” больше насторожило, что автор сценария — литератор Владимир Сорокин, смачно описывающий в своих книгах пожирание того, что уже однажды ели.
...В сценаристе журналисты все-таки не ошиблись — привычкам он не изменил. Но стресс испытали не из-за летающих по экрану фекалий и не из-за того, что наша любимая столица представлена городом сплошных уродов, а из-за мата, которым изъяснялись “москвичи”. Мат в исполнении профессиональных актеров звучал нагло и изощренно.
... Униженному человеку одна дорога: в суд. Не использовать же подведомственную газетную площадь под смывание личных обид! Ни строчки не напечатав про унижение, двое журналистов подали иск к авторам фильма и к тем, кто его аттестовал, выдав прокатное удостоверение.
...…Игорь Зайцев: “Прочитать сами то, что нас возмутило, мы в суде вслух не можем. Хотим попросить об этом авторов фильма. Но судья предупредил: одно нецензурное слово из текста, произнесенное вслух, — и человека удалят из зала заседания. А то и привлекут к административной ответственности. Но и публичный просмотр фильма в суде тоже не устроишь...… Проблема!”
О том, как произошло первое заседание суда, разбиравшее дело о кинопохабщине, поведал “Московский комсомолец”. Разумеется, “комсомольским” газетчикам, которые долгие годы подрабатывают рекламой женской и мужской проституции и всякого рода половыми извращениями, фильм Зельдовича понравился, о чем они и дали сочувственный материал. Цитируем реплику режиссера фильма, а также дальнейшее изложение событий:
“— Не надо смешивать искусство и жизнь. Ну и что, что в кино ругаются матом? Ведь это же фильм, а не руководство к действию. У Достоевского Раскольников убивает бабушку, и никто после этого не бежит убивать старух...”
Не надеясь на собственные силы и способности, Зельдович заявился в суд с мамашей Аллой Ефимовной Гербер, некогда депутатом Государственной Думы. Старушке-маме приструнить бы публично сынка-похабника, была все-таки членом Союза советских писателей аж с 1971 года, о высокой нравственности пописывала... Бабушка Гербер страстно защищала творение сынка, прибегая даже к высоким литературным сопоставлениям:
“ — Теперь у нас судят кино, и это грустно. В искусстве должна быть мука! А это шоу мне напоминает процесс над Пастернаком”.
Круто, но совершенно бестолково. Судят не “кино”, а похабщину с экрана. Смотреть похабщину есть, действительно, “мука”, но при чем тут искусство? И, наконец, сравнивать бедного Зельдовича с видным российским поэтом... Стыдно, мамаша Гербер! Ну ладно, сынок назвал героиню Достоевского “бабушкой”, хотя она “старуха-процентщица”, это разные вещи, да и нет у нее по роману ни детей, ни внуков, а только несчастная сестра. Специалист по матерщине Зельдович всего этого не обязан, разумеется, знать, но зачем же совать нос в чуждую ему русскую классику?
В первом слушании решение не было вынесено, молодая судья отложила дело, решив, видимо, с кем-то посоветоваться. Она, должно быть, помнила, как издевался березовский теленаемник Доренко над судейскими работниками столицы. Задумаешься тут...
Решение было вынесено на следующем заседании, которое состоялось 15 января сего года. Цитируем сообщение об этом, опубликованное в “Мегаполис-экспресс”, тоже вкратце.
“Ох...тельное решение вынес на прошлой неделе Басманный суд столицы. Вопреки общепринятым нормам нравственности, этики и морали каждый человек имеет право публично изъясняться на самом что ни на есть нецензурном языке. Вы тоже...… э-э-э... пришли в замешательство? Тогда переведите дух и читайте дальше. Хотя закон разрешает материться, мы все-таки не будем этим злоупотреблять, потому что любим и уважаем наших читателей.
Напомним суть дела. Минувшим летом два сотрудника издательского дома “Мегаполис-экспресс” посмотрели в кинотеатре фильм режиссера Зельдовича “Москва”. Видавшие виды зрелые мужики были шокированы увиденным, а особенно услышанным: новые русские персонажи то и дело поливали друг друга заковыристой матерщиной и вообще вели себя крайне непотребно. К слову, на вечернем сеансе зрителей было маловато. Несмотря на рекламу фильма как явления большого искусства, народ, видимо, знал: при желании ознакомиться с самыми грязными сторонами жизни вовсе не обязательно тратиться на входные билеты. Но журналисты, клюнув на рекламную приманку, влипли, почувствовали себя обманутыми и оскорбленными и подали в суд на основании статьи Гражданского кодекса РФ “О защите чести и достоинства”. Они рассуждали логично: нецензурная брань в общественных местах потому и преследуется по закону, что наносит моральный ущерб личности. Пусть накажут создателй “Москвы”, которые заманивают зрителей в кинозалы и выливают на них ушаты словесных помоев. Пусть ответит Министерство культуры РФ, которое допустило фильм к прокату с одним лишь ограничением:“Детям до 16...”. Пусть — чтоб впредь и другим неповадно было.
Но суд, хотя и принял дело к производству, в итоге показал, что наказывать-то некого и не за что. Ответчики признали, что мат в фильме есть, но все законы соблюдены. Действительно, по кодексу признается только один вид оскорбления — личный. Откровенно глумясь над истцами, киношники вопрошали вслед за судьй: “Ваши фамилии с экрана произносились? Нет? Тогда в чем же оскорбление?!” Напрасно приглашенный на процесс профессор Института русского языка с научных позиций доказывал, что многочисленные непотребные слова в фильме адресованы именно зрителю, что они поданы авторами так, что унижают его достоинство. Ответчики талдычили свое: “Безадресная нецензурная брань не запрещена”. Суд с этим мнением полностью согласился и в иске журналистам отказал.
...Удручающее для истцов (и, хочется надеяться, для всех культурных людей) решение суда от имени законодательной и исполнительной власти указало “людям искусства” на открытые перед ними возможности материться где только пожелают. На заборе, конечно, писать похабные слова возбраняется — привлекут за порчу имущества. Человеческая же душа — это нечто нематериальное, сколько ни выворачивай ее перед судьей, он не разглядит в ней оскорбительный плевок. Так что если очередной деятель захочет расцветить густопсовым матом театральный спектакль или кинофильм, никто его не остановит. Спрашивать мнение аудитории необязательно, предупреждать заранее тем более. Хавайте, дорогие кормильцы, плоды моих творческих исканий!
