Алексей Цветков - Атлантический дневник (сборник)
Герой Оруэлла, Уинстон Смит, не выдержал испытания комнатой номер 101 и полюбил Большого Брата. Оруэлл в своем пожизненном смирении прекрасно понимал, что сумма общего зла в состоянии сломить любого человека и что сила такого человека – не в героическом моментальном противостоянии, а в тихом ежедневном сопротивлении, где даже естественные жесты, даже половой акт, как это и случилось в жизни Смита, обретает черты бунта. Герои Солженицына, в первую очередь те, кому он подарил эпизоды собственной биографии, – это не столько примеры, сколько проповедники с претензией на лидерство, это претенденты на френч Большого Брата просто потому, что, как им кажется, он сидел бы на них лучше, они бы исполнили эту роль справедливее.
Может быть, несправедлив тут как раз я сам, и имело бы смысл дожить до столетия самого Солженицына, чтобы по достоинству и с подобающей дистанции сравнить эти две центральные фигуры века – и я называю их центральными вполне сознательно, потому что Сталин или Гитлер – просто убийцы, какие существовали всегда, а люди, способные открывать нам глаза на мир, случаются гораздо реже, чем убийцы. Но Солженицыну уже и так за восемьдесят, круглая дата не за горами – сегодня почти в два раза старше Оруэлла, и от итога этого по-своему великого пути уже не отвернуться. Царский поезд, с триумфом прокатившийся вдоль трети земной параллели, уже больше не под парами – независимо от миссии, взятой на себя машинистом, он навсегда затерялся где-то в дачной местности Подмосковья.
И в этом для нас нет никакого нового урока: венец святости обретает не тот, кто учит говорить правду, а тот, кто эту правду говорит.
ПАСТУХИ НА ЛУГУ
Слово «индейка», turkey, имеет в английском языке еще одно распространенное значение: «дурак». Эта птица по традиции считается исключительно глупой: бытует легенда, согласно которой, если дождь застигнет индейку с открытым клювом, она не догадывается его закрыть и, захлебнувшись, погибает.
Не могу судить, насколько это верно, но существуют виды животных, которые в глупости вполне могут с индейкой посоперничать, – в том числе такой, который полагает себя самым умным на свете. Вот, к примеру, эпизод из истории острова Пасхи – небольшого клочка вулканической суши посреди Тихого океана, почти в четырех тысячах километров к западу от Чили. Когда на нем появились предки коренного населения, остров был покрыт густым лесом, причем здесь произрастал уникальный вид самой крупной в мире пальмы. Новоявленные островитяне стали интенсивно эксплуатировать это богатство – они рубили лес на постройку лодок, на топливо, на предохранение почвы от эрозии и, не в последнюю очередь, для сооружения подъемных механизмов, с помощью которых здесь устанавливались знаменитые культовые статуи многометровой высоты. В конечном счете лес был полностью вырублен, и общество попросту обрушилось – в результате жестокой гражданской войны, эпидемий и массового людоедства население острова сократилось на 90 процентов. Возникает интересный вопрос: что думал человек, рубивший последнюю пальму, и что думали все остальные, глядя, как он это делает?
Этот пример я почерпнул из лекции, прочитанной американским экологом и географом Джаредом Даймондом по случаю присуждения ему очередной премии. Лекция называется «Почему некоторые общества принимают катастрофические решения?», и ее текст опубликован на сайте Edge, который регулярно знакомит читателей с идеями ведущих ученых современности.
Пример исторической глупости жителей острова Пасхи может показаться исключительным в своем экстремизме, но в действительности это – лишь рядовой случай в истории человечества, летописи бедствий и катастроф. Джаред Даймонд приводит целый ряд примеров, к которым можно добавить еще множество. Цветущая цивилизация индейцев майя на полуострове Юкатан, средневековая культура кхмеров в Камбодже, оставившая по себе знаменитый храмовый комплекс Ангкор-Ват, ныне заросший джунглями, индейские сообщества в Северной Америке или поселения в долине реки Инд – все это некогда было и исчезло. А если добавить сюда менее эффектные и более замедленные катастрофы, то мы получим известную проблему краха цивилизаций, которая занимала видных историков, таких как Освальд Шпенглер и Арнольд Тойнби.
Почему человеческие сообщества принимают катастрофические решения, в конечном счете приводящие к их гибели? Есть ли в этом какая-то твердая закономерность, или же бедствия предотвратимы? На этот вопрос пытается ответить американский ученый, и, хотя в рамках короткой лекции проблемы не исчерпать, Джаред Даймонд выделяет важные пункты такой исторической близорукости. Этих пунктов он насчитывает четыре.
Во-первых, сообщество может просто не предвидеть проблемы в своем развитии. Примеров можно привести множество – Даймонд, в частности, говорит здесь о низинной цивилизации майя, которую погубила в начале IX века нашей эры сильнейшая засуха. Подобные засухи случаются в этом регионе регулярно, каждые 208 лет, но майя не сохраняли об этом памяти, которая помогла бы им принять необходимые меры предосторожности, по одной фундаментальной причине: они не имели письменности, которая сохранила бы для них сведения о далеком прошлом. Вернее сказать, письменность у них была, но она имела строго ограниченную область применения – религиозно-династическую, и таким мелочам, как катастрофическая засуха, письменные документы внимания не уделяли.
Второй пункт на этом пути к бедствию – неспособность увидеть проблему даже тогда, когда она уже возникла. Такая ситуация создается в случаях, когда ведущие к катастрофе перемены происходят медленно – например, изменения климата. Если температура повышается на доли градуса в год, а в отдельные годы даже падает, людям трудно постоянно держать этот график в голове, и они могут осознать необратимость перемен лишь тогда, когда уже поздно. Так, по крайней мере, было на протяжении всей истории до разработки современных методов наблюдения и статистики, но и они не решили вопроса окончательно: в частности, Даймонд упоминает, что президент США Джордж Буш до сих пор не верит в категорическую реальность нынешнего всемирного потепления.
Третий шаг на пути к катастрофе – по мнению автора, самый распространенный – это неспособность общества справиться с проблемой даже после того, как она становится очевидной. Происходит это оттого, что человеческое общество никогда не монолитно, оно состоит из групп, представляющих различные интересы, не обязательно совпадающие с интересами общества в целом, а часто и конфликтующие с ними. До 1971 года горнодобывающие компании в штате Монтана сбрасывали свои отходы где хотели, а когда штат принял закон, запрещающий такую практику, компании оставались на плаву ровно столько, чтобы иметь время извлечь руду, а затем объявляли себя банкротами и уже не могли быть привлечены к ответственности за причиненные загрязнения. Таким образом, проблема была понята и решение принято, но оно оказалось недейственным.
Иногда мы уклоняемся от решения очевидной проблемы из-за действия механизма психологического подавления. Этот вид заблуждения знаком каждому, кто в день зарплаты приобретает велосипед, гоня прочь мысли о конце месяца. Впрочем, Джаред Даймонд приводит куда более интересный пример из социологической практики:
...Возьмем, к примеру, глубокую узкую речную долину ниже высокой плотины – такую, что, если плотину прорвет, в результате наводнения погибнут люди на большом расстоянии вниз по течению. Когда социологи опрашивают людей, живущих в нижнем течении, нет ничего удивительного в том, что страх перед прорывом плотины слабее всего в отдалении и возрастает по мере того, как место жительства приближается к плотине. Удивительно, однако, что если приблизиться к плотине на считаные километры, где опасность от прорыва самая высокая, то по мере дальнейшего к ней приближения тревога падает до нуля! Иными словами, люди, живущие сразу под плотиной, которые наверняка утонут, если ее прорвет, не выражают беспокойства. Причина этому – психологическое подавление. Единственный способ не потерять рассудка, живя в непосредственной близости к высокой плотине, – это отрицать реальную возможность ее прорыва.
В конечном счете очевидная проблема может остаться без решения и просто потому, что мы его не в состоянии придумать. Помимо тривиальных случаев, вроде крупных природных катастроф, сюда можно зачислить и более сложные. Так, например, завоз в Австралию кроликов и лис нанес непоправимый ущерб ее экологии, и, хотя правительство прилагает все усилия по ликвидации ущерба, до сих пор решения найти не удалось.
Прежде чем рассмотреть, какой представляется Джареду Даймонду картина развития человеческих сообществ в целом и верит ли он в возможность нашей победы над собственной глупостью, я хочу отметить, что многие из пунктов описанного им пути к катастрофе взаимопересекаются, их трудно отделить один от другого. Кроме того, они явно имеют разный вес, и самой частой причиной катастроф, как отмечает и сам автор, является ситуация, аналогичная поведению горнодобывающих компаний в Монтане, – столкновение конфликтующих интересов, каждый из которых по-своему разумен, но при этом общий результат плачевен. Такая ситуация и связанные с ней проблемы настолько типичны, что в теории игр, особой математической дисциплине для изучения конфликтных ситуаций, ей присвоено особое название: трагедия общего достояния.
