Валерий Сдобняков - В предчувствии апокалипсиса
Валерий Сдобняков. Вы вступили в литературу в конце двадцатых – начале тридцатых годов. Расскажите немного о том времени, о литературной жизни тех лет в нашем городе, о своём литературном дебюте.
Александр Костин. Боюсь, что коротко не получится, но попробую. Мой первый рассказ «Глуховка» был опубликован в 1930 году, когда мне было двадцать лет, в литературно-художественном сборнике «Будни». Надо сказать, что в двадцатые годы, до создания Союза писателей СССР в Нижнем Новгороде существовало две группы писателей, два писательских объединения. Одно из них называлось «Перевал». Им руководил прозаик Сергей Колдунов, автор известной в ту пору повести «Постскриптум». Другое сокращённо называлось НАПП – Нижегородская ассоциация пролетарских писателей – и руководил им Марченко. Сам я был членом НАППа. Как НАПП входила в РАПП (Российскую ассоциацию пролетарских писателей), так и у «Перевала» было своё Всероссийское объединение, своя централизация, впрочем, лишённая такого административного, командного давления, как было в РАППе. Вообще «Перевал» считалась организацией мелкобуржуазной, в то время как наша организация левой, революционной. И там и здесь было много молодёжи, кипели жаркие споры. Переваловцы своей демократической позицией близки нашему времени, некоторые из их идей созвучны перестройке.
Но приоритет всё-таки принадлежал НАППу. В 1934 году, после первого съезда писателей, на котором я присутствовал по гостевому билету (принимал в его работе участие вместе с делегатами, только без права голоса), именно члены Нижегородской ассоциации пролетарских писателей вошли во вновь созданный Союз писателей СССР.
B. C. А что стало с «Перевалом»?
А. К. Он прекратил своё существование. В Нижнем Новгороде часть его членов примкнула к вновь образовавшемуся союзу, часть разъехалась по другим городам. Но надо сказать, что несмотря на идеологические, творческие противоречия, обе эти писательских группы общались между собой, стараясь не потерять, сохранить всё художественно ценное. Мы могли тогда не соглашаться с глубоким психологизмом повести Сергея Колдунова «Постскриптум» – среди рапповцев это не поощрялось – но и не отвергали появление повести, как художественного явления.
Или другой пример. Нижегородская организация с 1931 года по 1935 год издавала ежемесячный литературно-художественный журнал «Натиск». Так вот, наряду с молодыми Штатновым, Кочиным, Муратовым, Шестериковым, Рюриковым в журнале печатались и перевальцы Колдунов, Пиголкин, Тимин, другие прозаики и поэты.
B. C. Александр Герасимович, все перечисленные авторы-рапповцы, в том числе и вы сами, в 1934 году стали первыми в Нижнем членами Союза писателей СССР. Но вы были ещё и секретарём журнала, единственным штатным его сотрудником. Иначе говоря – редактором, формирующим журнал, привлекающим к сотрудничеству в нём авторов. Что это было за издание? Какова его роль в литературной жизни города тех лет?
А. К. Главной задачей для себя я считал поиск и объединение всего творчески и художественно ценного, что существовало в Нижегородском крае, ознакомление с ним читателей, поддержка интересных молодых авторов, публикация их, пусть ещё не во всём совершенных произведений. Для творческого роста молодым просто необходимо печататься, слышать отзывы о своей работе читателей, критиков, собратьев писателей.
Я уже говорил, что с журналом сотрудничали многие и разные авторы. Литературно-критические статьи печатал Б. Рюриков (потом он уехал из нашего города в Москву, был там главным редактором «Литературной газеты»), по существу созрел как поэт на страницах журнала Михаил Шестериков. Александр Иванович Патреев также начинал публиковаться в «Натиске».
Конечно, мы тогда были категоричными, даже самоуверенными. Смешно сейчас вспоминать, но в те годы ко мне, безусому юнцу, приходили бородатые интеллигенты. Они много произведений опубликовали до революции – писали рассказы, очерки, повести. Мне они приносили рукописи с надеждой, что их произведения будут напечатаны в «Натиске». Но какой быть литературе, кому в ней быть, а кому нет, решали уже мы – молодые писатели нового революционного времени. Тут всё свершалось без всяких компромиссов.
Одними из главных авторов были прозаики Павел Петрович Штатнов и Николай Иванович Кочин, который главы из своего романа «Парни» опубликовал впервые на страницах журнала. Постоянно печатали свои статьи учёные, краеведы, журналисты.
Как-то встретились мы около драматического театра с Валентином Ивановичем Костылёвым (будущий автор широко известных романов «Питирим» и «Иван Грозный» в то время уже жил в Нижнем Новгороде и зарабатывал деньги тем, что сочинял пьесы для домов культуры и рабочих клубов, в общем – «закисал» потихоньку). Я знал, что был он до революции личным секретарём Леонида Андреева, А. П. Чехов правил его первые рассказы; встречался с И. А. Буниным в московском литературном кружке «Среды». Вот и упросил написать воспоминания, которые затем быстро опубликовал. Потом Валентин Иванович написал повесть «Хвойный шторм», которую тоже опубликовал наш журнал. Так в литературном плане человек понемногу ожил, и я думаю, что наша литература от этого немало приобрела.
B. C. Вы дружили с Костылёвым?
А. К. Нет, мы были, если это так можно назвать, хорошими знакомыми. Я бывал у него дома, был знаком с его супругой – женщиной властной, даже злой. Сейчас мне вспомнился один сметной случай. Зашёл я как-то по делам журнала к Валентину Ивановичу, а жил он у драматического театра в квартире образцового дома нового коммунистического быта – комплекс этих домов и сейчас стоит в центре города. Тогда подразумевалось, что не должно быть в квартирах кухонь (для этого была общая на весь дом столовая), дети должны воспитываться все вместе в специальном детском саде при этом доме, а не с бабушками. В конце 20-х и в начале 30-х послереволюционных годов преобладала такая социальная теория, что человек должен быть существом общественным, потому квартиры внутри имели стенные перегородки, но они не доходили до потолка. Считалось, что люди не могут изолироваться друг от друга в отдельных комнатах, чего-то скрывать. Вот для преодоления всяких мелкобуржуазных привычек стены и не доходили до потолка, между ними оставался довольно большой зазор. Так что кто бы и где бы чего не говорил – всё равно создавалось впечатление, что разговор ведут у тебя за спиной. На это и пожаловался мне тогда Валентин Иванович. Супруга же в соседней комнате всё это услышала и как швырнёт в прогал между стеной и потолком в кабинет писателя свой башмак. Тот попал на стол, прямо в чернильницу. Рукописи, да и нас самих – всё чернилами забрызгало… Вот в каких условиях люди работали, романы здоровенные писали. А прогалы эти со временем заделали. Глупость, конечно, была, чего там…
B. C. В «Натиске» печатались Н. Кочин, А. Патреев, Б. Рюриков, В. Костылёв, другие писатели-нижегородцы, впоследствии завоевавшие всесоюзную известность. Можно ли сказать, что в их литературном становлении и развитии немалую роль сыграл журнал?
А. К. Думаю, об этом стоит говорить без какой-то ложной скромности. Здесь заслуги журнала неоспоримы. Ведь я мог бы перечислить ещё многих и многих авторов, участвующих в его издании. Например, поэтов Константина Поздняева, Фёдора Поломина, Ивана Рогова. Известно, что наше поколение вступало в литературу 20-25-летними. Желания работать было много, энергии хоть отбавляй, а опыта, мастерства не хватало. Где ж его было приобрести, как не на страницах «Натиска». Правда, в те годы, не в пример нынешним, в Нижнем Новгороде выходило ещё четыре или пять журналов, но они в основном печатали статьи по краеведению, очерки. Прозы и поэзии почти не давали.
Кстати, сегодняшние беды молодой литературной смены от того, что начинающим негде печататься. Есть интересные, одарённые и многообещающие авторы, я с ними постоянно поддерживаю связь, пытаюсь приободрить, но они не могут вынести свой труд на суд читателей. Это очень большая, серьёзная проблема, и её в Горьком необходимо решать как можно быстрее. Думаю, и наш местный Союз писателей недостаточно уделяет внимания организационной работе с талантливой молодёжью. Вообще вопросов много. Тогда же, в начале тридцатых годов, их в значительной степени решал наш журнал. И это было его большой заслугой.
Я уже говорил, что в 1934-м году основные авторы журнала составили ядро Нижегородской писательской организации. Они же, после страшных лет репрессий и войны, оказались главным творческим потенциалом писательской организации пятидесятых и шестидесятых годов. Приобретённый на страницах «Натиска» опыт не пропал, сослужил добрую службу в возрождении писательской организации.
