Лев Троцкий - История русской революции. Том II, часть 2
Для борьбы за мир, – говорит Авилов, – нужна коалиция с соглашателями. В то же время он признает, что союзники не хотят заключить мир… Маргаринового демократа Скобелева, – сообщает Авилов, – союзные империалисты высмеивали. Но если вы заключите блок с маргариновыми демократами, дело мира будет обеспечено.
Есть два пути в борьбе за мир. Один путь: правительствам союзных и враждебных стран противопоставить моральную и материальную силу революции. Второй путь: блок со Скобелевым, что означает блок с Терещенко и полное подчинение союзному империализму. В своем заявлении о мире мы обращаемся одновременно к правительствам и народам. Но это лишь формальная симметрия. Мы, разумеется, не думаем влиять на империалистские правительства своими воззваниями; однако, пока они существуют, мы не можем их игнорировать. Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу революцию".
– Есть третий путь, – раздается голос с места.
"Третий путь, – отвечает Троцкий, – есть путь ЦИКа, с одной стороны, посылающего делегации к западноевропейским рабочим, а с другой – заключающего союз с Кишкиными и Коноваловыми. Это – путь лжи и лицемерия, на который мы не станем никогда!
Разумеется, мы не говорим, что только день восстания европейских рабочих будет днем подписания мирного договора. Возможно и так, что буржуазия, напуганная приближающимся восстанием угнетенных, поспешит заключить мир. Сроков здесь не дано. Конкретных форм предусмотреть невозможно. Важно и нужно определить метод борьбы, в принципе своем одинаковый как во внешней, так и во внутренней политике. Союз угнетенных везде и всюду – вот наш путь".
«Делегаты съезда, – пишет Рид, – приветствовали его безграничным взрывом аплодисментов, загораясь смелой мыслью защиты человечества». Во всяком случае, никому из большевиков не могло прийти тогда на ум протестовать против того, что судьба советской республики в официальной речи от имени большевистской партии ставилась в прямую зависимость от развития международной революции.
Драматический закон этого съезда состоял в том, что каждый значительный акт завершался или даже прерывался короткой интермедией, во время которой на сцене внезапно появлялась фигура другого лагеря, чтобы заявить протест, пригрозить или предъявить ультиматум. Представитель Викжеля, Исполнительного комитета союза железнодорожников, добивается слова сейчас же и немедленно: ему надо бросить в собрание бомбу до голосования вопроса о власти. Оратор, на лице которого Рид прочитал непримиримую враждебность, начинает с обвинения: его организация, «самая сильная в России», не приглашена на съезд.
– Это ЦИК вас не пригласил! – кричат ему со всех сторон. – Да будет известно: первоначальное решение Викжеля о поддержке съезда советов отменено!
Оратор спешит огласить уже разосланный телеграфно по всей стране ультиматум: Викжель осуждает захват власти одной партией: правительство должно быть ответственно перед «всей революционной демократией»; впредь до возникновения демократической власти на железнодорожной сети распоряжается только Викжель. Оратор присовокупляет, что контрреволюционные войска к Петрограду пропускаться не будут; вообще же передвижение войск будет отныне совершаться только по распоряжению ЦИКа старого состава. В случае репрессий по отношению к железнодорожникам Викжель лишит Петроград продовольствия!
Съезд встрепенулся под ударом. Заправилы железнодорожного союза пытаются разговаривать с представительством народа, как держава с державой. Когда рабочие, солдаты и крестьяне берут в свои руки управление государством, Викжель хочет командовать рабочими, солдатами и крестьянами. Ниспровергнутую систему двоевластия он пытается разменять на мелкую монету. Пытаясь опереться не на свою численность, а на исключительное значение железных дорог в экономике и культуре страны, демократы Викжеля разоблачают всю шаткость критериев формальной демократии в основных вопросах социальной борьбы. Поистине революция не скупа на гениальные поученья!
Момент для удара выбран соглашателями во всяком случае неплохо. Лица президиума озабоченны. К счастью, Викжель вовсе не безусловный хозяин на путях сообщения. На местах железнодорожники входят в состав городских советов. Уже здесь, на съезде, ультиматум Викжеля вызывает отпор. «Вся железнодорожная масса нашего района, – говорит делегат Ташкента, – высказывается за передачу власти советам». Другой представитель железнодорожных рабочих называет Викжель «политическим трупом». Это, пожалуй, преувеличение. Опираясь на довольно многочисленный верхний слой железнодорожных служащих, Викжель сохранил больше жизненных сил, чем другие верхушечные организации соглашателей. Но он принадлежит, несомненно, к тому же типу, что армейские комитеты или ЦИК. Его орбита быстро катится вниз. Рабочие везде отделяются от служащих. Низшие служащие противопоставляют себя высшим. Дерзкий ультиматум Викжеля неминуемо ускорит эти процессы. Нет, не начальникам станций задержать поезд Октябрьской революции!
«Никаких разговоров о неправомочности съезда быть не может, – авторитетно заявляет Каменев. – Кворум съезда установлен не нами, а старым ЦИКом… Съезд является верховным органом рабочих и солдатских масс». Простой переход к порядку дня!
Совет народных комиссаров утвержден подавляющим большинством. Резолюция Авилова собрала, по чрезмерно щедрой оценке Суханова, голосов полтораста, главным образом левых эсеров. Съезд единодушно утверждает затем состав нового ЦИКа: из 101 члена – 62 большевика, 29 левых эсеров. ЦИК должен в дальнейшем пополниться представителями крестьянских советов и переизбранных армейских организаций. Фракциям, покинувшим съезд, предоставлено послать в ЦИК своих делегатов на основе пропорционального представительства.
Повестка съезда исчерпана. Советская власть создана. У нее есть программа. Можно приступать к работе, в которой недостатка нет. В 5 часов 15 минут утра Каменев закрывает учредительный съезд советского режима. На вокзалы! По домам! На фронт, по заводам и казармам, в шахты и далекие деревни! В декретах съезда делегаты повезут дрожжи пролетарского переворота во все концы страны.
В это утро центральный орган большевистской партии, снова принявший старое имя «Правда», писал: «Они хотят, чтобы мы одни взяли власть, чтобы мы одни справились со страшными затруднениями, ставшими перед страной… Что ж, мы берем власть одни, опираясь на голос страны и в расчете на дружную помощь европейского пролетариата. Но, взяв власть, мы применим к врагам революции и к ее саботерам железную рукавицу. Они грезили о диктатуре Корнилова… Мы им дадим диктатуру пролетариата…»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В развитии русской революции, именно потому что это подлинно народная революция, приведшая в движение десятки миллионов, наблюдается замечательная последовательность этапов. События сменяют друг друга, как бы повинуясь законам тяжести. Соотношение сил проверяется на каждом этапе двояко: сперва показывают могущество своего натиска массы; затем имущие классы, пытаясь взять реванш, тем ярче обнаруживают свою изолированность.
В феврале рабочие и солдаты Петрограда поднялись на восстание – не только вопреки патриотической воле всех образованных классов, но и наперекор расчетам революционных организаций. Массы показали, что они непреодолимы. Если бы они сами сознавали это, они стали бы властью. Но во главе их еще не было сильной и авторитетной революционной партии. Власть попала в руки мелкобуржуазной демократии, окрашенной в покровительственные социалистические тона. Меньшевики и эсеры неспособны были сделать из доверия масс иное употребление, как призвать к рулю либеральную буржуазию, которая, в свою очередь, не могла не поставить подкинутую ей соглашателями власть на службу интересам Антанты.
В апрельские дни возмущенные полки и заводы – снова без призыва какой-либо партии – выходят на улицы Петрограда, чтобы дать отпор империалистской политике правительства, навязанного им соглашателями. Вооруженная демонстрация достигает видимости успеха. Милюков, глава русского империализма, отстранен от власти. Соглашатели вступают в правительство, по внешности, как уполномоченные народа, на деле – как приказчики буржуазии.
Не разрешив ни одной из задач, вызвавших революцию, коалиционное правительство нарушает в июне установившееся фактически перемирие на фронте, бросив войска в наступление. Этим актом февральский режим, характеризующийся и без того убывающим доверием масс к соглашателям, наносит себе фатальный удар. Открывается полоса непосредственной подготовки второй революции.
