Аркадий Стругацкий - Избранная публицистика
1. Н. Гоголь «Нос».
2. М. Твен «Янки при дворе короля Артура».
3. Г. Уэллс «Машина времени».
4. Г. Уэллс «Война миров».
5. К. Чапек «Война с саламандрами».
6. М. Булгаков «Мастер и Маргарита».
7. Д. Оруэлл «1984».
8. Р. Брэдбери «451 градус по Фаренгейту».
9. И. Ефремов «Туманность Андромеды».
10. С. Лем «Солярис».
Вот десять произведений, оказавших, на мой взгляд, сильнейшее — прямое либо косвенное — влияние на мировую фантастику XX века вообще и на отечественную фантастику в особенности. Полагаю, что каждый из фантастов-профессионалов нового времени, во всяком случае, русских, испытал на себе мощное воздействие всех (или почти всех) этих шедевров, и что-то в нем после прочтения (и вследствие прочтения) переменилось, какие-то ценности оказались пересмотрены или, наоборот, утвердились еще более основательно, нежели раньше. И то же самое, мне кажется, можно сказать и о любом из «профессиональных» читателей — никто из них не пропустил этих произведений мимо своего внимания, никто не остался к ним равнодушен, никто не забыл их и не забудет до самой глубокой старости. Эти произведения сформировали фантастику XX века в том виде, в каком существует она и поныне. Эти произведения либо послужили словно бы истоком новых тематических, эстетических или идейных направлений, либо являются высочайшими достижениями на этих направлениях. Так что не будет большой ошибкой утверждать, что эти произведения и есть САМА ФАНТАСТИКА XX века, и, если кто-нибудь (в очередной раз) спросит: «А что, собственно, такое — фантастика?», — можно просто продиктовать ему этот список и сказать: «Вот это она и есть».
Разумеется, ДЕСЯТКА — это все-таки маловато. Тесно. Негде развернуться. Будь это ДЮЖИНА, я с удовольствием добавил бы к списку своего любимого Воннегута («Колыбель для кошки» в переводе Райт-Ковалевой) и «Превращение» Франца Кафки. А в ЧЕРТОВУ ДЮЖИНУ я обязательно включил бы Свифта с его «Гулливером» — может быть, первого в мире фантаста в современном понимании этого слова. И все равно — список по-прежнему остался бы неполным. Таково свойство любого списка — его все время хочется дополнить, его всегда можно дополнить. Вероятно, поэтому все эти списки не имеют никакого содержательного смысла.
Борис Стругацкий
ФАШИЗМ — ЭТО ОЧЕНЬ ПРОСТО[49]
Эпидемиологическая памятка
Чума в нашем доме. Лечить ее мы не умеем. Более того, мы сплошь да рядом не умеем даже поставить правильный диагноз. И тот, кто уже заразился, зачастую не замечает, что он болен и заразен.
Ему-то кажется, что он знает о фашизме все. Ведь всем же известно, что фашизм — это: черные эсэсовские мундиры; лающая речь; вздернутые в римском приветствии руки; свастика; черно-красные знамена; марширующие колонны; люди-скелеты за колючей проволокой; жирный дым из труб крематориев; бесноватый фюрер с челочкой; толстый Геринг; поблескивающий стеклышками пенсне Гиммлер, — и еще полдюжины более или менее достоверных фигур из «Семнадцати мгновений весны», из «Подвига разведчика», из «Падения Берлина»…
О, мы прекрасно знаем, что такое фашизм — немецкий фашизм, он же — гитлеризм. Нам и в голову не приходит, что существует и другой фашизм, такой же поганый, такой же страшный, но свой, доморощенный. И, наверное, именно поэтому мы не видим его в упор, когда он на глазах у нас разрастается в теле страны, словно тихая злокачественная опухоль. Мы, правда, различаем свастику, закамуфлированную под рунические знаки. До нас доносятся хриплые вопли, призывающие к расправе над инородцами. Мы замечаем порой поганые лозунги и картинки на стенах наших домов. Но мы никак не можем признаться себе, что это тоже фашизм. Нам все кажется, что фашизм — это: черные эсэсовские мундиры, лающая иноземная речь, жирный дым из труб крематориев, война…
Сейчас Академия Наук, выполняя указ Президента, лихорадочно формулирует научное определение фашизма. Надо полагать, это будет точное, всеобъемлющее, на все случаи жизни определение. И, разумеется, дьявольски сложное.
А, между тем, фашизм — это просто. Более того, фашизм — это очень просто! Фашизм есть диктатура националистов. Соответственно, фашист — это человек, исповедующий (и проповедующий) превосходство одной нации над другими и при этом — активный поборник «железной руки», «дисциплины-порядка», «ежовых рукавиц» и прочих прелестей тоталитаризма.
И все. Больше ничего в основе фашизма нет. Диктатура плюс национализм. Тоталитарное правление одной нации. А все остальное — тайная полиция, лагеря, костры из книг, война — прорастает из этого ядовитого зерна, как смерть из раковой клетки.
Возможна железная диктатура со всеми ее гробовыми прелестями — скажем, диктатура Стресснера в Парагвае или диктатура Сталина в СССР, — но поскольку тотальной идеей этой диктатуры не является идея национальная (расовая) — это уже не фашизм. Возможно государство, опирающееся на национальную идею, — скажем, Израиль, — но если отсутствует диктатура («железная рука», подавление демократических свобод, всевластье тайной полиции) — это уже не фашизм.
Совершенно бессмысленны и безграмотны выражения типа «демофашист» или «фашиствующий демократ». Это такая же нелепость как «ледяной кипяток» или «ароматное зловоние». Демократ, да, может быть в какой-то степени националистом, но он, по определению, враг всякой и всяческой диктатуры, а поэтому фашистом быть просто не умеет. Так же, как не умеет никакой фашист быть демократом, сторонником свободы слова, свободы печати, свободы митингов и демонстраций, он всегда за одну свободу — свободу Железной Руки.
Могу легко представить себе человека, который, ознакомившись со всеми этими моими дефинициями, скажет (с сомнением): «Этак у тебя получается, что лет пятьсот-шестьсот назад все на свете были фашистами — и князья, и цари, и сеньоры, и вассалы…» В каком-то смысле такое замечание бьет в цель, ибо оно верно «с точностью до наоборот»: фашизм — это задержавшийся в развитии феодализм, переживший и век пара, и век электричества, и век атома, и готовый пережить век космических полетов и искусственного интеллекта. Феодальные отношения, казалось бы, исчезли, но феодальный менталитет оказался живуч и могуч, он оказался сильнее и пара, и электричества, сильнее всеобщей грамотности и всеобщей компьютеризации. Живучесть его, безусловно, имеет причиной то обстоятельство, что корнями своими феодализм уходит в дофеодальные, еще пещерные времена, в ментальность блохастого стада бесхвостых обезьян: все чужаки, живущие в соседнем лесу, — отвратительны и опасны, а вожак наш великолепно жесток, мудр и побеждает врагов. Эта первобытная ментальность, видимо, не скоро покинет род человеческий. И поэтому фашизм — это феодализм сегодня. И завтра.
Только, ради Бога, не путайте национализм с патриотизмом! Патриотизм — это любовь к своему народу, а национализм — неприязнь к чужому. Патриот прекрасно знает, что не бывает плохих и хороших народов — бывают лишь плохие и хорошие люди. Националист же всегда мыслит категориями «свои-чужие», «наши-ненаши», «воры-фраера», он целые народы с легкостью необыкновенной записывает в негодяи, или в дураки, или в бандиты.
Это важнейший признак фашистской идеологии — деление людей на «наших и ненаших». Сталинский тоталитаризм основан на подобной идеологии, поэтому-то они так похожи, эти режимы — режимы-убийцы, режимы — разрушители культуры, режимы-милитаристы. Только фашисты людей делят на расы, а сталинисты — на классы.
Очень важный признак фашизма — ложь. Конечно, не всякий, кто лжет, фашист, но всякий фашист — обязательно лжец. Он просто вынужден лгать. Потому что диктатуру иногда еще как-то можно, худо-бедно, но все-таки разумно, обосновать, национализм же обосновать можно только через посредство лжи — какими-нибудь фальшивыми «Протоколами» или разглагольствованиями, что-де «евреи русский народ споили», «все кавказцы — прирожденные бандиты» и тому подобное. Поэтому фашисты — лгут. И всегда лгали. И никто точнее Эрнеста Хемингуэя не сказал о них: «Фашизм есть ложь, изрекаемая бандитами».
Так что если вы вдруг «осознали», что только лишь ваш народ достоин всех благ, а все прочие народы вокруг — второй сорт, поздравляю: вы сделали свой первый шаг в фашизм. Потом вас осеняет, что высоких целей ваш народ добьется, только когда железный порядок будет установлен и заткнут пасть всем этим крикунам и бумагомаракам, разглагольствующим о свободах; когда поставят к стенке (без суда и следствия) всех, кто идет поперек, а инородцев беспощадно возьмут к ногтю… И как только вы приняли все это, — процесс завершился: вы уже фашист. На вас нет черного мундира со свастикой. Вы не имеете привычки орать «хайль!». Вы всю жизнь гордились победой нашей страны над фашизмом и, может быть, даже сами, лично, приближали эту победу. Но вы позволили себе встать в ряды борцов за диктатуру националистов — и вы уже фашист. Как просто! Как страшно просто.
