Валерий Сдобняков - В предчувствии апокалипсиса
B. C. Мне, к сожалению, номера этих цехов ничего не говорят.
Р. П. Цех «двадцать» занимался изготовлением идущих на самолёты сварных стальных некрупногабаритных узлов. Это детали небольшого размера, которые при сборке и монтаже можно было легко поднять руками.
B. C. И на какие самолёты шли эти детали?
Р. П. Тогда завод выпускал МиГ-21.
B. C. Вообще мне всегда хотелось спросить – здесь на заводе собирают самолёты из узлов, полностью произведённых в ваших цехах, или основная комплектация поступает из вне?
Р. П. Когда мы строили самолёты, то наша работа в конечной стоимости готовой к эксплуатации машины составляла пятьдесят процентов. Остальные пятьдесят процентов приходились на поставщиков, которые нам передавали двигатели, шасси и кучу прочих комплектующих со всего Советского Союза.
B. C. Вы имеете в виду всякую мелочь?
Р. П. Радиолокацию для самолётов мы получали из Ленинграда с завода «Ленинец». А она по стоимости составляла треть от самолёта.
B. C. Я не уничижаю значения поставщиков комплектующих изделий и прекрасно понимаю, что и без одной нужной гаечки самолёт не построишь. Просто волею случая я знаю, как сложилась судьба некоторых других авиастроительных предприятий бывшего СССР. Я бывал на запорожском двигателестроительном заводе, присутствовал при разговоре с губернатором Саратовской области Ипатовым, который рассказывал, как был уничтожен их Саратовский авиастроительный завод. Иными словами – времена в отрасли не из лёгких. Но наш-то «Сокол» живёт.
Р. П. Живёт. Только численность работающих на нём, по сравнению с лучшими временами, сейчас составляет 25 процентов.
B. C. Сегодняшние МиГи от МиГов-21, как бы это выразить, – ну, по способу строительства, что ли (мне, непрофессионалу в этой отрасли, сложно правильно сформулировать свой вопрос, но, надеюсь, что вы меня поймёте), отличаются кардинально? Я понимаю, что по оснащённости это совершенно разные машины.
Р. П. Вы мне задаёте вопрос не по моей специальности. Мой рассказ по этой части будет неквалифицированным – вам нужен самолётчик. Но в моём понимании могу изложить это так. Первым серийным реактивным самолётом-истребителем был МиГ-15. Затем МиГ-17, МиГ-19. В мою бытность выпускался МиГ-21. Но я-то занимался сваркой сварных деталей для самолётов. И всё это производство, когда я пришёл на завод, было сосредоточено в двух цехах – 20 и 15. Первый делал стальные, а второй алюминиевые сварные элементы. Когда я приступил к работе, то начальник цеха назначил меня инженером по сварке. До этого такой должности в цехе не было. В нём работали технологи и конструктора. Технологи вели определённую группу деталей – если деталь надо сверлить, то они придумывали технологию сверления, если красить, то технологию окраски и т. д. Моя же должность не привязывала меня к определённой группе деталей, только к процессу сварки. Начал я свою работу с того, что запустил сварочные автоматы. И сразу трудоёмкость работ снизилась, сварщики вздохнули посвободнее, и, главное, дефектов в производимых деталях стало меньше. Это ускорило общее дело – ведь мы тогда строили по тридцать самолётов в месяц. Но это был первоначальный этап до того, как на заводе решили организовать самостоятельный отдел сварки.
B. C. Почему его нужно было организовывать? Увеличились объёмы производства?
Р. П. Объёмы в то время на заводе были приличные – одних сварщиков работало больше двухсот человек. Но далее события развивались так, что в скором времени, в 1963 году мне пришлось возглавить это подразделение. Затем долгие годы я проработал главным сварщиком завода.
B. C. Это год, судя по книге об истории завода, самого «расцвета» выпусков самолётов МиГ-21.
Р. П. Совершенно верно. Именно с конца этого года начались переговоры с фирмой генерального конструктора о том, чтобы начать делать самолёты не с клёпаным, а со стальным фюзеляжем. У МиГа-21, как и у всех его модификаций, фюзеляж и крыло были клёпаными. Но с 1963 года в фирме генерального конструктора стали создавать самолёт, у которого крыло и фюзеляж должны были стать стальными и сварными.
B. C. Что это давало самолёту? Увеличивало его скорость, манёвренность?
Р. П. Алюминиевый самолёт на максимальную скорость звука может выйти только на короткий промежуток времени из-за аэродинамического нагрева. Алюминиевый материал без потери закалки держит максимум двести двадцать – двести сорок градусов. Длительный же полёт при сверхзвуке эту температуру превышает. И если на сверхзвуке хочешь летать дольше, то надо переходить на более теплостойкий материал. А тактико-технические характеристики нового самолёта, который тогда начали проектировать, предполагали многочасовой полёт за звуковыми скоростями.
B. C. Теперь я понял – раз начиналась работа с другими металлами, то, значит, и другие технологии сварки должны были применяться при строительстве самолётов?
Р. П. Другая технология соединения. Постановка на производство этого самолёта, к строительству которого мы активно приступили, начиная с 1965 года, привела к тому, что в агрегатные цеха, а это те четыре крупных цеха, в которых делают металлоконструкции крыла, фюзеляжа, хвоста, стабилизаторов, потребовалась сварка. То есть технологический переход от МиГ-21 к МиГу-25 был кардинальным, разница в производственных циклах огромная. Два года мы готовили первую машину, прежде чем она в 1967 году пошла в серию. Ездили в Москву, смотрели, как там строят первые опытные образцы.
B. C. Вы знаете, от того колоссального труда, который вкладывается в производство современных самолётов, просто дух захватывает. Сначала конструкторам надо придумать новую машину с совершенно иными тактико-боевыми характеристиками, затем произвести новые металлы, чтобы эти характеристики возможно было воплотить в жизнь, затем изобрести как их сварить, затем придумать технологию сборки этих уникальных машин…
Р. П. В Советском Союзе был полный порядок, и далеко не всё на придумывание было отдано нам. Работали отраслевые институты, и в первую очередь институт авиационной технологии и Всесоюзный институт авиационных материалов. Там создавали металлы и неметаллы, из которых делали новейшие модели самолётов. В том числе и тот металл, который держит температуру в 350 градусов. Это позволяло при двухсполовинной скорости звука летать неограниченно долгое время, которое позволял керосиновый запас.
B. C. Я правильно вас понял – теперь уникальный металл найден, и наши самолёты могут достойно сражаться в небе с самыми современными самолётами противника?
Р. П. Металл найден, но конструкция самолётов потеряна, их больше не делают. И наш конкурент в Советском Союзе по производству истребителей – фирма Сухова – на эту новейшую технологию не перешла.
B. C. Как – не перешла? Вы же сказали, что без неё наши машины не могут выходит на долгий сверхзвуковой полёт.
Нет, не перешла. Они строят самолёты, подобные МиГу-21.
B. C. Вы говорите о наших Су?
Р. П. Да, о наших Су. Это истребители фронтовой авиации, на которых можно повоевать в Чечне, в Грузии, в Афганистане, но с американцами на них воевать нельзя. А наши самолёты были предназначены для работы именно против американцев.
B. C. Да вы что?! Как вы меня расстроили… Ну честное слово, что же это такое – с кем и о чём ни заговори, всегда разговор сведётся к ужасным последствиям «демократических реформ», которые вот уже двадцать лет терзают хозяйственную, политическую, социальную, культурную жизнь России. Когда же этому сумасшествию и национальному, государственному безумию наступит предел? Вот цифры из книги о заводе «Сокол». Смотрю, сколько было построено МиГов-25-х – 1112 машин. В сегодняшнее наше время эти цифры звучат просто некой фантастикой. И это только один наш завод. А ведь сколько ещё других самолётов и вертолётов – гражданского и военного назначения – строили другие предприятия России! Да тут не показано и количество МиГов-29 и 31, построенных нижегородцами.
Р. П. Такова наша сегодняшняя действительность. А количество последних машин не показано, потому что они ещё работают в армии. МиГ-31 – это новая модификация МиГа-25 – по вооружению и по прочим боевым данным превышал возможности МиГа-25. Он мог одновременно следить за пятью целями, которые он обнаруживал на достаточно большом расстоянии от себя, и все их поражать своими ракетами. Во времена СССР у нас вдоль побережья Ледовитого океана и Тихого океана на Дальнем Востоке с определённым промежутком располагались аэродромы, на которых базировались самолёты, находящиеся в состоянии постоянного боевого дежурства. Всё побережье они просматривали своими радиолокаторами, и если бы через Аляску в нашу сторону запустили ракеты, то они способны были ещё над Тихим океаном их уничтожить. Сейчас ничего этого нет. Остались только некоторые фрагменты от этой общей системы обороны. На Дальнем Востоке в двух-трёх местах сосредоточены эти самолёты.
