Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века - Томас Моррис
Когда мистер Курран сел на место, несколько человек на галерее начали бурно аплодировать. Нельзя отрицать, что выступление защитника было впечатляющим, однако в суде подобные проявления одобрения не приветствуются, и зрителей быстро призвали к порядку.
Около пятидесяти мужчин, женщин и детей поднялись по ступенькам к столу для свидетелей и поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, однако Джеймса Споллина среди них не было. В Ирландии XIX века обвиняемым в убийстве на суде не разрешалось давать показания – эта мера была призвана защитить их от хитрых обвинителей и риска дать показания против себя. Если эти правила и создавали видимость справедливости, то все остальное явно работало не на благо подсудимого. Как правило, адвокаты защиты практически не имели доступа к своему подзащитному за пределами зала суда, что вынуждало их по крупицам собирать свою аргументацию из доказательств, представленных Короной. Наиболее же очевидным препятствием для адвокатов было то, что им предоставлялась только одна возможность выступить перед присяжными, в то время как обвинение имело право как на вступительную, так и на заключительную речь.
Именно барристер обвинения Абрахам Брюстер выступил с последними аргументами от имени Короны. Он еще раз описал присяжным, как было совершено преступление и как о нем узнали, сделав все возможное, чтобы показать, что Споллин обладал уникальной квалификацией для планирования и осуществления убийства, а местонахождение денег указывало на его причастность. Большую же часть своих усилий он посвятил тому, чтобы опровергнуть предположение мистера Куррана о сговоре между Мэри Споллин и ее детьми Люси и Джозефом. Мистер Брюстер отметил, что нет никаких доказательств того, что Джеймс Споллин был плохим мужем или его брак был несчастливым. Ни один из детей не подал ни малейшего намека на то, что их отец не был к ним добр. Так какой же мотив мог быть у них для сговора с целью отправить его на виселицу? Он высмеял мысль о том, что они могли пойти на это ради вознаграждения в 350 фунтов стерлингов.
Постепенно тон мистера Брюстера становился все более серьезным, а речь – размеренной. В заключении он принялся рассуждать о том, какое ужасное решение предстоит принять присяжным, о той ответственности, что на них возложена. Когда он сел, на галерее для публики вновь начались проявления эмоций, которые, однако, быстро заглушили.
Председательствующий, главный судья Монахан, внимательно следивший за временем, объявил, что его заключительная речь, скорее всего, будет «весьма продолжительной» и что, поскольку была уже половина седьмого, он решил прервать заседание суда до следующего утра. К радости собравшихся журналистов, самый захватывающий процесс об убийстве растянулся еще на один день.
Утром во вторник, 11 августа, не только улицы перед зданием суда были переполнены. Большинство жителей города знали, что в этот день присяжные удалятся для вынесения вердикта, и ходили слухи, что они признают Джеймса Споллина виновным. Это означало бы казнь, и, понимая, что на это сенсационное событие в тюрьме Килмайнхам неизбежно соберутся толпы людей, многие дублинцы сразу же отправились туда, чтобы занять места с наилучшим видом на виселицу.
Судьи прибыли на заседание в десять часов утра. Хотя главный судья Монахан был младшим из них, он взял подведение итогов на себя. Его заключительная речь длилась четыре с половиной часа, однако ни одно ее слово не было сказано впустую. Он умело и вдумчиво проанализировал массу доказательств, отбросил все, что посчитал несущественным, а затем определил, с какими пунктами согласны обе стороны, а какие являются спорными. Главный судья Монахан изложил все это перед присяжными в виде простого повествования, начиная с ночи убийства Джорджа Литтла. По его мнению, невозможно было точно сказать, в котором часу произошло преступление, было ли оно совершено одним человеком или несколькими и даже каким путем преступник (или преступники) покинул здание. Он был уверен, что молоток и одна из бритв были использованы для убийства мистера Литтла, но заявил присяжным, что нет убедительных доказательств того, что какой-либо из этих предметов принадлежал Джеймсу Споллину или использовался им.
По мере того как он переходил к более поздним событиям – аресту Споллина и обнаружению денег, – становилось все более очевидным, что ни один из судей не счел попытки обвинения связать заключенного с вещественными доказательствами особо убедительными. Тон главного судьи Монахана заметно изменился, когда он перешел к показаниям Люси и Джозефа Споллинов.
– Если бы не показания этих двух детей, – сказал он, – это было бы просто подозрение, причем такое, что ни лорд верховный судья, ни я сам не сочли бы нужным передавать его на рассмотрение присяжных.
В этом и заключалась суть дела. В своей вступительной речи генеральный прокурор говорил о «длинной цепи косвенных улик», доказывающих вину заключенного. Теперь же судья Монахан указал, что в этой цепи было только два звена, которые действительно имели значение: Люси и Джозеф. И если присяжные не поверят их показаниям, то вся цепочка рассыплется в прах.
– Несомненно, в показаниях детей есть серьезные расхождения, но они сходятся в главном: в ночь убийства они видели, как их отец стоял у дымохода кузницы и что-то туда спускал. Это самая важная часть показаний, и вы должны решить, верить ей или нет. Девочка утверждает, что через два дня она спросила у матери, что делал ее отец, когда она видела его у дымохода, и мать ничего не ответила. Что касается имеющихся расхождений, то, по мнению Короны, они не являются существенными и не должны подорвать ваше доверие к свидетелям. С другой стороны, адвокат защиты утверждает, что это ошибки, которые не мог бы допустить свидетель, говорящий правду, а также что дети, давая показания, действовали по указу матери. Разумеется, если вы с этим согласитесь, то не сможете поверить ни одному их заявлению. А теперь, господа, Корона просит вас рассмотреть следующую версию: вечером тринадцатого ноября, в половине шестого вечера, закончив работу, подсудимый вместо того, чтобы вернуться домой к невинным детям и разделить с ними скромную трапезу, отправился
