Нам здесь жить - Елена Геннадьевна Костюченко
Входят две девушки, Кристина и Катя. Кристину Аня зовет «мать», Катю — «сестра». Аня, не моргнув глазом, объявляет, что мы — ее давние знакомые, приезжали в детдом со спонсорами несколько лет назад. Ложь приходится подтверждать, Аня с удовольствием слушает наши невразумительные ответы.
«Меня тягали часто. То в РОВД, то в следственный. Да не то что «просили», господи. Они просто написали, и всё! Следак при мне другому звонит: «Что там у нее записано?» — тот говорит: «Не знаю». А я тут же при нем сижу.
Первый раз меня с этими малолетками везли. В РОВД, только по моему делу. Золота я никогда не видела. (Смеется.) Взяла поносить и заносилась… Я вообще с другой планеты. И вообще я бедная, голодная, не видевшая вообще ничего в этой жизни…»
Уходит краситься: едет с девчонками на дискотеку. Кристина и Катя пьют чай, обсуждают недавний конкурс парикмахеров в Краснодаре.
— Как она вообще? — спрашиваю их.
— В смысле?
— Ну, потерять ребенка… Замер плод…
— Какой такой «замер плод»? — Кристина фыркает. — Она просто ходила на аборт.
Девчонки улыбаются.
— Я очень хорошо в ней разбираюсь, — говорит «мама» Катя. — Я ее за два месяца срисовала. И вы лапшу себе не вешайте. Она какая есть, такая есть.
Глава 5. Убийца, его мама и «понятия»
Мама Шуча Валентина Николаевна на следствие не в обиде. Немного опасается нас: «Пересмотрят, может быть, моему больше добавят», — немного радуется, что у Антона появляется шанс.
Аккуратная немолодая женщина в фартуке, сразу ставит чайник. О сыне-убийце говорит и зло, и с любовью, но больше всего в ее голосе — веселого смирения с жизнью. «Мать есть мать, хоть оно говно, а куда девать. Жалко дурачка, конечно».
Эта ходка для Шуча — шестая и самая долгая. До этого было — 1 год и 6 месяцев, 4 года, 7 месяцев, 1 год и 8 месяцев, 1 год и 2 месяца. «Но то на УДО, то амнистия, долго он не сидел», — говорит мама. Одна из ходок зеркально похожа на эту: драка «по пьяному делу», избитый — пожилой мужчина — умер через три дня. А последний раз Шуч оказался в колонии, когда пытался перерезать вены, а потом пошел с ножом на мать. Мама вызвала ментов, судили за угрозу убийством. Хотя никакой угрозы, Валентина Николаевна уверена, не было: «Просто я устала очень».
В полицию Валентина Николаевна вообще обращается часто: «Оно напьется пьяное, вызовем ментов, хоть 15 суток отдохнем, и оно там посидит без выпивона. Вот таким макаром только. Благо что он наркотиками никогда не занимается, алкоголик, никогда его по наркоте менты не зовут. А так, если происходит что, тянут. Он говорит им: «Я не знаю». А они: «Узнай, расскажи нам».
…Увезли тогда, а через неделю где-то следователь позвонил. «Вы можете приехать по поводу вашего сына?» Мол, нужны показания. Ну я показала, что я в принципе ничего не знаю, подписала. «А в чем он был?» — спрашивает. «Так он там у вас в тех шортах и есть». — «Ну вы принесите какие-нибудь шорты и майку, а то я не знаю, куда он их дел». — «А что он, в трусах там сидит?» — говорю. «Ну какие-нибудь привезите». И не поверишь, у знакомых выпрашивала шорты, чтобы принести им, выпросила, цвета кофе с молоком. «И любую рубашку», — говорит. Ну я взяла черную майку. Я привезла, говорю: «Только они постиранные». А он мне говорит: «Ну ничего, я их так перемажу».
(Уже в материалах дела увижу: да, возили чужие шорты и майку на экспертизу в Краснодар. — Е. К.)
Валентина Николаевна говорит, суд разрешился хорошо.
Спрашиваю про Антона.
— А того мальчика я вообще не знаю. Я Владьку спрашиваю: он у нас был хоть когда? Он говорит: нет, я его тоже не знаю. Жалко его.
Касательно того, второго, Валентина Николаевна даже проводила самостоятельное расследование. Подозревала друга Димку, который зашел за Шучем в то утро. Но участие Димки Шуч тоже отрицает, а у другого шебутного приятеля, Демы, оказалось алиби. У Валентины Николаевны больше версий нет.
Ахтырские сидельцы, с которыми общался Шуч (и продолжает общаться: телефонная связь с зоной есть), говорят, что тот попал в капкан законов тюрьмы: «А у него шестая ходка, законы надо уважать». За собой невиновного тянуть — преступление. Но и сдавать того, кого не поймали, — тоже преступление. Поэтому, если Шуч и знает «Сергея», следователям не скажет. «Он же сказал на суде, что с ним был не Антон, — говорят. — Это тот максимум, который он мог».
Глава 6. Следствие
Следователю Эдуарду Аракелину, который вел это дело, оказалось 22 года. Ровесник Антона, только-только со студенческой скамьи. Кустистые брови, длинная стрижка, рубашка сиреневых тонов — краснодарский лоск еще не выветрился. Пытается отбрехаться, но поступает звонок из края, и Эдуард печально смотрит на меня. Принимает вид студента на зачете. Тарабанит:
— В оперативных мероприятиях установлена причастность. Проведено опознание. Двое лиц его опознали по внешним признакам, а одна женщина и одна девушка конкретно его узнали.
— Галактионова, Повякалова, Мешков конкретно запомнили второго убийцу, подробно его описали на суде. Почему не провели опознание с ними?
— Мне они такого не говорили. Не говорили, что смогут опознать.
— Почему опознания с участием Зелтуллаева и Новакова проводились не в присутствии родителей? Они же оба — несовершеннолетние.
— Новаков?.. — лезет в компьютер, молчит. — Ну да… В протоколах подписей родителей нет.
Спрашиваю про Телегу, про «золото».
— Было мнение, что она являлась подставным свидетелем. Не нашло подтверждения, дело было направлено в суд. Если бы была подставным свидетелем, не направляли бы.
Расспрашиваю про коллег. Отдел, оказывается, совсем юный. Заму — 25, руководителю районного следственного отдела — 30 лет. Один следователь в командировке, один — на больничном. Все дела сейчас ведет один Эдуард. Выражаю сочувствие, Эдуард оживляется.
— Веду 25 дел сейчас. До этого был максимум — 12 дел одновременно. А обычно за две недели — 8 дел. Убийства, наркотики. С прошлого месяца направил в суд 7 или 8 убийств. В среднем дело идет 2–3 месяца. Ну 4 иногда. 5 месяцев — это редко, если экспертизы какие сложные.
Если почитать уголовное дело — не показания, а самую скучную,
