Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2001)
К. Брюллов этих слов Пушкина знать не мог, также их не знал и Глинка. Эта характеристика дамского окружения псковского губернатора осталась в черновиках "Онегина" и стала известна исследователям творчества поэта после его гибели.
Далее: под заголовком "Год 1836. Петербург". Пушкин говорит Глинке: "На прошлой неделе собрались у Яковлева, на Фонтанке, годовщину лицейскую отмечать... И сколько же нас было, представь? Семь человек...
Глинка: "Я видел Корфа, он говорил..."
Пушкин: "Ну да, он был, дьячок - мордан!.. Буффон, князь, Медведь, Матюшка, Мясожоров - и все! Дельвиг умер. Большой Жанно сам знаешь где. Горчаков в Лондоне...
Предчувствия у меня дурные. Письмецо вот сегодня получил, подметное!.."
Да, поленился уважаемый О. Осетинский заглянуть в популярные книги. На последней лицейской сходке с участием Пушкина 19 октября 1836 г. было не семь лицеистов, а одиннадцать, автор "элегии" отказал в праве присутствовать Мартынову, Гревеницу, Юдину, Илличевскому, Комовскому, Стевену, но почему-то поместил в компанию "семерых" "Матюшку" (Матюшкина) и "князя" (?), не участвовавших в сходке. "Горчаков в Лондоне..." - опоздал автор "элегии" почти на десятилетие, в Лондоне давно след Горчакова простыл, Александр Михайлович в это время был в Вене.
И снова каскад несуразностей:
Пушкин - Глинке: "В двадцать пятом году я в Михайловском платил долги книгами... Великопольскому. Экземплярами второй главы "Онегина". Эх, в деревню, капусту поливать - вот мечта!" (стр. 38 журнала).
Глинка: "Прав поэт: "Самостоянье человека залог величия его" (стр. 43 журнала).
Пушкин "экземплярами второй главы "Онегина" долги платить в "двадцать пятом году" не мог, так как вторая глава опубликована в 1826 году. "Самостоянье человека - залог величия его" - эти слова неоконченного стихотворения Пушкина стали известны только исследователям после его гибели.
Удивительны и некоторые другие публикации на пушкинскую тематику.
В "Книжном обозрении" "Независимой газеты" (№ 49 от 28 декабря 2000 г.) Александр Зайцев под рубрикой "Событие" публикует заметку "Последний памятник второго тысячелетия", в которой с восторгом повествует о том, что "В канун католического Рождества 24 декабря в селе Михайловское Псковской губернии был торжественно заложен и сразу же открыт, наверное, последний монумент второго тысячелетия - памятник Пушкинскому зайцу". Автор утверждает, что "По словам Битова, он размышлял над историей легендарного зайца пятьдесят один год". Андрей Битов - писатель и по его предложению создан и установлен заяц. Но если так долго Битов "размышлял", то ему надо было знать, что не "метрах в 200 от усадьбы ему перебежал дорогу заяц", а перед Вревом, т. е. в двух десятках верст от Михайловского. В Тригорском прекрасно знали об этой поездке, и впоследствии дочь хозяйки имения М. И. Осипова рассказывала М. И. Семевскому:
"...слышим, Пушкин быстро собрался в дорогу и поехал; но, доехав до погоста Врева, вернулся назад. Гораздо позднее мы узнали, что он отправился было в Петербург, но на пути заяц три раза перебежал ему дорогу, а на самом выезде из Михайловского Пушкину попалось навстречу духовное лицо. И кучер, и сам барин сочли это дурным предзнаменованием. Пушкин отложил свою поездку... " (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974, т. I, стр. 425). Кстати, С. Гессен считал этот рассказ дочери П. А. Осиповой самым достоверным.
Если следовать логике рассуждений Битова, то нам, видимо, надо ожидать нового предложения этого писателя после долгих "размышлений" об изготовлении памятника "духовному лицу", повстречавшемуся Пушкину "на самом выезде из Михайловского".
Сам Андрей Битов в журнале № 12 за 2000 г. публикует подборку материалов из будущей книги "Вычитание зайца", а во вступлении к этой статье "размышляет", что случилось бы с Пушкиным, если бы ему не встретился заяц, т. е., видимо, Пушкин был бы на Сенатской площади 14 декабря. Но почему бы тогда не пойти по пути, подсказанному декабристом С. Г. Волконским, который предполагал, что, если бы Пушкин был на Сенатской площади, он поплатился бы ссылкой в Сибирь и тогда не было бы роковой дуэли... Вся эта история намного сложнее, и ее превращать в театральный фарс не следует и нужно из всех этих "рассуждений" "вычитать зайца" и серьезно отнестись к чрезвычайно драматическому событию в жизни Поэта.
А г-ну Битову, редакции журнала "Звезда", да и многим другим редакциям, публикующим материалы о Пушкине, почаще заглядывать в энциклопедии, и тогда не будет таких грубых ошибок и искажений фактов: "Пушкин закончил лицей 1 ноября".
26 декабря и газета "Новости Пскова" разразилась хвалебной заметкой А. Тиханова "Последний памятник тысячелетия", удивительно, как А. Битов заразил многих журналистов "зайчатиной". Чего стоят здесь хвалебные слова: "уважение к зайцу", "заяц ворвался в мировую литературу", "175-летие перебегания зайцем Пушкину дороги на Сенатскую площадь", "церемония открытия памятника" и пр. и пр.
Эти несколько последних публикаций и событий, связанных с Пушкиным, свидетельствуют о (мягко сказать) непочтительном отношении авторов к Поэту. Недавно скончавшийся выдающийся литератор, историк Вадим Валерианович Кожинов в своей книге "Великое творчество и Великая победа" (М., 1999) пишет, что англичанин А. Бриггс с почтительным изумлением открывает, что на родине Пушкина "к нему относятся как к личному другу, как к кровному родственнику и как к полубогу". А сам Кожинов, размышляя на эту тему, делает вывод: "Пушкин предельно близок каждому русскому, но одновременно он недосягаемый полубог, стоящий выше кого бы то ни было, по крайней мере, из людей русской культуры".
Е. П. Матвеев.
Псков
В.Морозов • «...За други своя» (Наш современник N6 2001)
"...ЗА ДРУГИ СВОЯ"
"Шаг в бессмертие"
Псков, 2001
В подзаголовке книги значится: "Подвигу 6-й роты гвардейского Краснознаменного 104 парашютно-десантного полка посвящается". Это второе, дополненное издание книги о несокрушаемой силе русского воинского духа, которую еще раз продемонстрировали наши воины в Чечне, сражаясь с умелым и коварным противником, превосходящим их по численности почти в тридцать раз (!). Как известно, из девяноста десантников, не дрогнувших в смертный час, в живых остались только шестеро. Сами собой вспоминаются слова некогда широко известной песни о безымянной высоте: "Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят..." Подвиг отцов в Великой Отечественной осенил души героев нового поколения. Некоторые публицисты, писавшие о шестой роте, сравнивали их мужество с ратниками Куликова поля, с защитниками Брестской крепости. А поэт-воин, полковник-"афганец" Виктор Верстаков написал так:
Погибшая, бессмертной
Ты стала наяву
В бою под Улус-Кертом,
Как в битве за Москву.
Ребята погибли - но выполнили боевую задачу, не пропустив более двух тысяч ваххабитов, запертых в Аргунском ущелье, поставивших своей целью во что бы то ни стало прорваться в сторону Ведено и далее - в Дагестан. От пленных "чехов" и по радиоперехвату узнали, что руководил прорывом Хаттаб, который так инструктировал свое воинство: "В безвыходном положении сдавайтесь, но только не десантникам". Знал, поганец, с кем имеет дело и чем оно может закончиться. А сдавшихся десантников не было ни одного! Многие подорвали себя последней гранатой, бросившись навстречу врагам. Безымянная высота 776, где приняла свой последний бой шестая рота, стала называться в солдатском фольклоре Горой Смерти. Четыреста головорезов из отборного отряда "Джимар" нашли на ее склонах свою погибель. Алексей Комаров, один из немногих оставшихся в живых, рассказывал, что с бандитами сходились в рукопашной схватке. В ход шли ножи, лопатки, приклады, руки, ноги... Помните классическое стихотворение Юлии Друниной?
Я только раз видала рукопашный -
Раз наяву и тыщу раз во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне!
29 февраля 2000 года в 12.30 разведдозор обнаружил засаду боевиков и рассеял их огнем из автоматов. Это стало первым боевым соприкосновением с боевиками, общая численность которых еще не была известной. А закончился бой только утром 1 марта, когда истекающий кровью командир батальона подполковник Марк Евтюхин вызвал по рации огонь артиллерии на себя.
Подполковник С. Тютюнник, побывавший на Горе Смерти вскоре после сражения, заканчивая свой очерк о героях шестой роты, пишет: "Вроде бы и размытое у нас понятие, этот самый патриотизм, а вот глядишь - у десантников повально имеется. Всем бы в России хоть каплю того, что было в душах у подчиненных гвардии майора Сергея Молодова. Тогда ничего не страшно. Страшно, если сердца пусты, если память мертва, если в церковь при первой возможности не сходим и свечку за упокой не поставим, если убитых горем матерей, жен и детей павших забудем, если дело начатое не закончим. Не дай Бог, эти страхи оправдаются - тогда зря мужики на высоте полегли. Тогда накажи нас, Господи, ибо достойны наказания!"
