Вадим Штепа - RUтопия
Кризис нынешней (западной) Европы во многом состоит в том странном обстоятельстве, что она, десятилетиями запугивавшая мир «сибирскими лагерями», сегодня сама ускоренными темпами приступает к строительству своего собственного «ГУЛАГа», превращаясь в унитарное централизованное государство под пятой брюссельской бюрократии. Как некогда до Руси, в начале XXI века Орда словно бы дошла до Европы, насадив там тоталитарную идеологию политкорректности… Об этом в беседе с автором этих строк[71] рассуждал известный правозащитник Владимир Буковский:
Мы еще слишком много думаем об издохшем драконе, и потому не замечаем новых, растущих опасностей. Вот, к примеру, недавний договор в Ницце о создании Европола — некоей общеевропейской полиции. По этому договору любого подозреваемого можно запросто депортировать в любую из стран Евросоюза, наплевав на национальные законодательства. И жаловаться на них вы не имеете права, потому что эти европолисмены обладают дипломатической неприкосновенностью. Но два пункта там особенно умилительны. Впервые в ранг уголовных преступлений общеевропейского масштаба введены «расизм» и «ксенофобия». Вы можете дать мне их юридически точное определение? Это чистая идеология, причем очень злобная идеология. Любое ваше высказывание можно объявить «высказыванием ненависти» («hate speech») — и оно тут же становится подсудным! Вы отныне уже не можете ни за что покритиковать черного или араба — ибо вам пришьют «расизм». Не нравится, что вашей страной управляет дядя из Брюсселя — вот вам и «ксенофобия». Да это же в точности списано с приснопамятной 70-й статьи УК РСФСР — «антисоветская агитация», под которую подогнать можно было что угодно. Была «антисоветская», будет «антиевропейская» — вот и вся разница. Любая критика порядков Евросоюза — и за решетку. Вот к чему пришли эти «гуманисты»!
Преодолеть эту «евросоветскую» тенденцию возможно, видимо, только «евросибирским» парадоксом — приглашением ко всем не желающим терять (а точнее — желающим радикально расширить) свою свободу европейцам обосноваться в Сибири. К тем, кто подобно Шпенглеру и Шубарту, комплиментарно настроен по отношению к сибирякам. И также, как и они, устал от своих «центральных» правительств, которые, находясь в плену политкорректности, только поощряют массовое демографическое нашествие с Юга. Ранняя русская миграция в Сибирь строилась именно по таким законам — дабы предотвратить заселение этих огромных земель недобитыми ордынцами, желающие туда перебраться купцы и казаки бесплатно получали отрез земли и право беспошлинной торговли.
В проекте Транслаборатории «Европа от Китежа до Аляски» на этот счет говорилось:
Абсурдной является нынешняя ситуация, когда огромную территорию за Уралом населяет всего 30 миллионов человек, когда жители Дальнего Востока и Крайнего Севера оставлены на произвол судьбы и принуждены к эвакуации. Тогда как необходимо, напротив, начать ее настоящее освоение, которое полностью изменит лицо мира. В Сибири и на Дальнем Востоке должно жить не 30, а как минимум 300 миллионов человек. Это великое, полностью самодостаточное пространство и станет базой для создания и развития новой цивилизации XXI века.
Природные ресурсы Сибири вполне позволяют добиться такого уровня развития, который бы смог обеспечить жизнь этих 300 миллионов. Сибирь — вовсе не такая сплошная вечная мерзлота, как обычно думают. Сибирская территория, расположенная южнее 60 широты (широта Петербурга), в три раза превосходит аналогичную территорию европейской части России, включая Урал. Почвы южной Сибири (в некоторых местах — больше двух метров плодородного слоя) в среднем гораздо лучше, чем почвы Европы, особенно каменистой Центральной Европы, где на крошечной территории скучилось свыше 200 миллионов человек. При том, что территории Южной Сибири, Приамурья и Приморья климатически столь же удобны для жизни, как средний пояс европейской России, Сибирь — не просто недонаселенный, а можно даже сказать — почти необитаемый континент. Может быть, в этом есть своя мистика истории, что после трагической эпохи поисков счастья в других странах и по чужим рецептам, Россия вдруг получает (вернее — открывает в самой себе) такой бесценный подарок.
В авторитетных газетах Америки уже публиковались проекты «выкупить» у России Сибирь и Дальний Восток за несколько триллионов долларов, как когда-то была «выкуплена» наша Аляска. Нынешняя московская «элита», судя по ее политике в отношении этих регионов, наверняка мечтает получить комиссионные от этой сделки. Но если уж возникнет такая необходимость, то логичнее продать Америке американизированную Москву, на вывоз, со всеми ее потрохами и нечистотами, со всеми столичными политиками, бизнесменами, артистами, журналистами, — а на месте этой раковой опухоли снова будет расти прекрасный сосновый бор, снова выйдут на божий свет сосланные в подземное заточение московские реки.
* * *Ректор Института прикладной теологии и социодинамики Алексей Романовский символически ярко обрисовал мировоззренческие различия Европы и Сибири в контексте российского пространства:
Северо-Запад: Город и Горы. Петербург и Урал, урбанизм и технократия, «сделайте мне понятно», Медный Всадник и Жук в Муравейнике, военно-морской флот, прогрессоры и командоры, Саша Черный и Анна Ахматова, сосны на морском берегу, солнечные стены, мокрый асфальт, трамвайные рельсы…
Москва, наблюдаемая с Северо-Запада — безумна.
Северо-Восток: Тайга, Степь, Тундра… Сибирь и Рязань, экология, гумилевика и таежное право, казачество и старообрядчество, Шукшин, Пришвин и японская проза, шаманы и олени, снег и красный камень в ручье, сказки о зайцах и музыкантах, хайку и созерцание…
Москва, наблюдаемая с Северо-Востока — безжизненна.
Интересно, что оба набора ценностей — техно- и экосфера — лежат целиком вне человека, помимо человека. Они конкретны, а не мифологичны — и потому не могут быть присвоены и перетолкованы политиками с той же легкостью, как, например, «справедливость» или «патриотизм».
Тем не менее, обе эти сферы не противоречат друг другу, но взаимно дополняют. Это превосходно видно на примере того же Петербурга — города «более европейского, чем сама Европа», но при этом гораздо более близкого к Сибири, чем Москва. Движение сибирских областников XIX века неслучайно зародилось именно в Петербургском университете. Да и в советское время в основном именно ленинградские институты обеспечивали освоение и развитие северных и сибирских пространств, тогда как Москва учила марксизму «прогрессивные силы Азии, Африки и Латинской Америки».
Вклад Петербурга в развитие Сибири не исчерпывался только разведкой и разработкой природных богатств — это и сегодня с успехом делает Москва, конвертируя 80 % всех российских ресурсов, сосредоточенных в Сибири, в 80 % всех финансов страны, сосредоточенных в столичных банках. Петербург оказал колоссальное влияние на складывание современного интеллектуального и культурного потенциала Сибири. Но, раскрываясь, этот потенциал вдруг оказывается очень самобытным, самостоятельным и даже более «изначально европейским».
Сибиряки вообще ныне имеют все исторические «права на Европу», поскольку это именно они осуществили первую победу, приведшую к перелому во Второй мировой войне. Именно легендарные «сибирские дивизии» отстояли в 1941 году Москву, когда оттуда в панике разбегались «комиссары в пыльных шлемах», а вся Европа, за исключением Англии, никакого другого будущего уже не видела…
Красноярский политик и общественный деятель Павел Клачков объясняет эту сибирскую специфику так:
Все больше подозрений в том, что на территории Сибири случился пассионарный толчок. Здесь появляется все больше талантливых и энергичных людей. В федеральном центре, наоборот, налицо деградация и разложение. Это очень бросается в глаза при перелетах Красноярск-Москва и обратно. Словно сообщение между двумя вселенными. По идее, в центре власти люди должны быть качественнее, сильнее, на окраине — слабее и бестолковее. На самом деле, все наоборот. То есть, не как в Британской империи времен расцвета — невозмутимые джентльмены, бесстрашные пираты, верные правительственные войска и чахлые аборигены, смуглые прокаженные, раздробленные индейцы. А как в Римской империи времен заката — развращенные, изнеженные патриции, обожравшиеся устрицами граждане и сильные, вольные и волевые варвары.
В отношении сибиряков к москвичам господствует не антигосударственнический пафос, а подозрение в том, что жители метрополии предали нас. Им нельзя доверять. Они лукавы и корыстны. Власти неадекватны. Сибиряки не хотят терять великую страну и замыкаться в ограниченном пространстве, пусть с нефтью и газом. Просто центр власти может изменить свое место. Причем сам собой. Постепенно. На абсолютно новых основаниях, свойственных именно двадцать первому веку.
