Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1929 № 08

Русский прошел мимо кашги — обширной хижины из переплетенных ветвей, покрытых толстым слоем глины. Единственной мебелью этого «муниципального дворца» были длинные скамьи, расположенные высоким амфитеатром. Кашга служит местом для мирских сходов и примитивных театральных представлений в дни праздников.

Не доходя нескольких шагов до своей хижины, Черные Ноги вдруг быстро прыгнул в сторону и спрятался за угол соседнего строения. Из дверей его хижины выскользнула молоденькая девушка. Одежда из красной кожи плотно стягивала ее здоровое крепкое тело. Уходя, она запела:

Ветер — кого хочет обвеет,Русский — кого хочет полюбит.Нет у зимней ночи солнца,Нет у русского любви к краснокожей.

Русский мягко улыбнулся, слушая эту песню, звучавшую горькой жалобой. Так, с позабытой на лице улыбкой вошел в свою хижину.

На грубом неоструганном столе нежно белел букет крупных аляскинских фиалок.

— Айвика, Летящая Красношейка, сестра Красного Облака, это она принесла мне букет, — прошептал русский. — Милая дикарка!

Траппер бережно поставил букет в фляжку, наполненную водой. Затем устало бросился на соломенные цыновки, устилавшие пол хижины, и заснул крепким, хотя и неспокойным сном.

VII. Злая земля.

Зима началась рано. Еще в середине сентября принеслись с севера, с Ледовитого моря, холодные режущие ветры. А однажды утром русский услышал, как ветер словно могучим тараном бьет в стены его хижины. Это пришла осенняя буря. Но он не успел насладиться ее диким разгулом и мощью. Открылась дверь, и траппер увидел стойбища, запорошенные первым снегом, таким чистым, наивным, примиряющим с холодом зимы. Через порог хижины шагнул Красное Облако.

— Собирайся, русский, едем! — сказал он.

— Куда?

— Я покажу тебе золото тэнанкучинов.

Русский до крайности был удивлен. После разговора на Трубочной скале ни слова не было сказано об этом таинственном золоте. Но траппер почувствовал, что расспросы будут неприятны вождю тэнанкучинов, а потому начал молча собираться в дорогу.

Ехать на нартах еще было нельзя. Мало выпало снега. Холмистая тундра, окружавшая стойбище, местами белела, а местами и зеленела травой. Но оленьи шкуры равно легко скользят и по снегу и по мерзлой земле. Поэтому индейцы зашили в шкуры небольшими тюками все необходимое для похода и заморозили эти тюки, придав им определенную форму. Собаки, запряженные по одной на каждый тюк, взяли с места дружно.

В поход выступил небольшой отряд: кроме русского и вождя шел еще его брат Громовая Стрела, десяток воинов и Айвика, которая долго упрашивала князька взять и ее в эту экспедицию.

Сначала отряд шел знакомою русскому дорогой, вверх по Тэнане. Холмистая притэнанская тундра сменилась на третий день пути отрогами вулканических гор, тянущихся до канадской границы. Здесь отряд повстречался с Медной рекой, или Читтинией. Медная с глухим урчанием, скачками, как лошадь на галопе, неслась от порога к порогу. Она вывела отряд на огромное, усыпанное валунами плато. Вдали, на холме показался небольшой форт, или редут, как называли их русские, — пяток строений, обнесенных палисадом из громадных, в обхват, бревен с заостренными верхушками. В палисаде были прорублены бойницы для стрелков и амбразура, в которую хмурое выглядывало жерло орудия. На длинном флагштоке полоскался по ветру трехцветный флаг. В такие редуты обычно сажался небольшой гарнизон из десятка солдат или казаков, о которых начальство вскоре забывало: живи как знаешь и покоряй народы!

Индейцы шарахнулись от редута, как волки от ружейного выстрела, круто свернув на восток. Потянулись отвесные стены базальтовых, черных с металлическим отливом скал, поросших оранжевым мхом. Прошли огнедышащую гору, хотя и покрытую снегом и льдом, но выбрасывавшую столбы пара.

Теперь русский не мог уже понять, находятся ли они еще во владениях «белого царя» Александра Николаевича или уже вступили на землю королевы Виктории. В этих местах граница была чисто условная. Лишь ближе к Юкону она была определена точнее. Отряд с трудом пробирался узкими, часто пропадавшими тропами. Следуя извилинам страшных ущелий, они нередко попадали в тупики и тогда приходилось карабкаться вверх по скалам…

Когда вдали засверкала трехгранным алмазом вершина св. Ильи, Красное Облако приказал воинам остановиться и разбить лагерь на берегу хрустально чистого горного озера. Дальше князька и русского сопровождали лишь Громовая Стрела, Айвика и Хрипун, все время находившийся в беспокойном состоянии. Видимо, и на него действовал мрачный вид гор.

Перевалив через невысокий хребет, путники спустились в жуткое ущелье, которое вождь тэнанкучинов называл Злой Землей.

«„Злая Земля!“ — додумал Черные Ноги. — А пожалуй, лучшего названия и не придумаешь для этой мрачной дыры».

Русский еще раз внимательным, запоминающим взглядом окинул извилистую расщелину, в некоторых местах имевшую около десяти метров ширины. При крутых поворотах эта горная щель разветвлялась буквально на трещины, в которых легко можно было заблудиться. Но Красное Облако шел уверенно и быстро, не глядя по сторонам.

Базальтовые отвесные скалы, сжавшие ущелье, были лишены растительности; лишь изредка попадались одинокие приземистые деревца, чудом прицепившиеся к обнаженным камням. Кристальные карнизы ледников нависли над глубокими пропастями и широкими ледопадами сползали в Медную.

Внезапно река пропала, свернув в какую-то боковую дыру. А когда вдали замолк ее беспокойный грохот, русского поразила царившая в ущелье тишина. Казалось, все кругом заснуло непробудным каменным сном смерти.

— Мы уже кончаем путь, — глухо сказал Красное Облако, — у Горы Духов последний поворот.

Вскоре показалась невысокая, окутанная паром Гора Духов. Когда проходили мимо нее, откуда-то из глубины горы послышался глухой гул, предвестник готовящегося извержения. Это и был голос «духов», пугавший суеверных индейцев. Тут они снова повстречались с Медной. Река, обогнув Гору Духов, ушла на восток, разделившись на несколько рукавов. Вождь спустился с обрывистого берега к одному из рукавов Медной и остановился.

— Мы пришли, — сказал он спокойным тоном, за которым таилась буря сложных чувств.

Осада маяка.

Рассказ В. Ветова[15].

I. Идиллия на маяке.

Был девятнадцатый год. Тот самый год, когда весь мир, затаив дыхание, следил за чудовищной борьбой между белыми и красными, когда великая страна, занимающая шестую часть света, была охвачена гражданской войной.

Особенно мучительна и жестока была борьба на окраинах страны, где власть часто переходила из рук в руки. Такие перемены сопровождались кровопролитием и новым разорением. Там же, где новая власть еще не успевала окрепнуть, обыкновенно появлялись банды, образовавшиеся из людей жадных до наживы. Люди эти не признавали никакой власти и открыто начинали грабить и разорять села и целые города.

Так было и на восточном побережье Каспия. В степях появились разбойничьи банды киргизских всадников, которые дотла разорили много аулов туркмен-рыбаков. Разбойники угнали туркменский скот в далекие степи. Туркмены гибли от голода и массами устремились к югу, ближе к персидской границе. Сразу же обезлюдел берег Каспия, и там, где еще совсем недавно стояли мирные аулы и паслись стада сытых овец, теперь бродили стаи одичалых тощих собак, брошенных разоренными хозяевами.

В то время белые укоренились на восточном берегу моря. В небольшом городке, расположенном возле тихой глубокой бухты, защищенной от бурь песчаной косой, находился штаб белых. Ни разу еще красные не заходили сюда. Начальство белых тщательно скрывало от жителей городка свои военные неудачи, стараясь укрепить в них веру в несокрушимость своей власти. Тем не менее слухи постоянно проникали в город, и трудно было сказать, кто являлся их распространителем. Словно подслушанные и подхваченные степным ветром, неслись вести от кочевника к кочевнику за десятки и сотни километров, залетая в аулы и в самый город, где обыватели передавали их друг другу на ушко.

Тяжело приходилось обывателям городка. Не было дома, в котором не стояли бы солдаты. В этой безлесной стране зимою солдаты бесцеремонно разбирали на топливо целые постройки; шли на топливо также и лодки рыбаков. Нехватало хлеба и прочего продовольствия, а власть, чтобы прокормить войско, прибегала к реквизициям. Запуганное население жило тайной надеждой на скорое избавление от лишений, и в каждом доме только и было разговоров и споров, что о гражданской войне…