Газета Завтра - Газета Завтра 845 (4 2010)
Каждый год начинался с обострения обстановки в Панджшере, дальше Кандагар на юге, вокруг Кабула — выстрелы не утихали никогда, затем шли Джелалабад, Хост, Герат и опять Панджшер. Вот так и воевали по кругу, из года в год. Я помню своё чувство восхищения нашим личным составом. Измождённые солдаты, которым вечно не хватало воды, питавшиеся консервированной пищей, жара. Местного мы ничего не употребляли, категорически боясь отравы или инфекций. В армии было четыре инфекционных госпиталя, специализировавшихся только на борьбе с гепатитом, брюшным тифом, малярией, лихорадкой и т.д. Не говоря уже о госпиталях, которые занимались ранеными и травмированными.
У меня на всю мою жизнь сохранилось чувство удовлетворённости той системой, которая существовала в Советской Армии. Её положительные черты раскрывались в основном во время боевых действий. То есть, безукоризненное выполнение поставленных задач, преданность, верность присяге, мужество, взаимопомощь, взаимовыручка.
Но почему отношение военно-политической верхушки резко отличается от отношения к службе низовых звеньев, подразделений и частей?
Уже потом, в Союзе, читая документы об Афганистане, я удивлялся необъективности той информации, что поступала в Москву. Во всех сообщениях звучали успокоительные реляции, сводящиеся к оборотам типа: обстановка сложная, но имеются тенденции к её улучшению, оздоровлению и в целом — к победе. На этих уровнях уже тогда властвовали карьеризм, враньё и желание наживы. Наживались на поставках и на многом чём другом.
Ещё очень плохо работала контрразведка. Я вообще её не ощущал. Воровство, а особенно спекуляции, всё это цвело пышным цветом. Помню, к нам не раз прилетал один певец. А далеко не многие решались прилететь сюда. Мы считали его настоящим храбрецом. Только потом мне стало известно, что прилетая в Афганистан со своими концертами, он пел сколько надо, но улетал, загруженный контрабандой. И в этом ему помогали политработники и командиры высшего ранга. Узнал я об этом не от контрразведчиков, которые и должны были меня проинформировать, а из других источников и от свидетелей.
Мы мечтали закрыть границы с Ираном и Пакистаном для более активной борьбы с караванами, но это было невозможно. Эти территории занимали горы, пустыня. Чтобы сделать это, нужно было иметь ещё две такие армии, как 40-я. В принципе можно было бы их ввести, но слаборазвитая инфраструктура Афганистана препятствовала осуществлению подобных задумок. Представьте, одна дорога из Союза в Кабул, пролегающая через перевал Саланг, и окружная дорога вдоль границы по периметру, которая соединяла все более-менее крупные города и узловые объекты, на этом всё. Остальное — караванные тропы. И если закрыть границы с привлечением дополнительных сил, то сразу встаёт вопрос: как снабжать, как обеспечивать, как охранять?
На базе главного разведывательного управления, были созданы мобильные бригады для борьбы с караванами. Они получали данные из разведцентра, выслеживали караваны, следовавшие из Пакистана или с территории Ирана. Чем эти караваны были загружены — знают только те, кто расправлялся с ними. Часто они переправляли оружие, боеприпасы, продукты, наркотики. И тут все зависело от честности тех, кто командовал этими группами и организовывал операции. Не раз и не два до меня доходили слухи, что трофеи, добытые в этих рейдах, всплывали в Москве. И когда Советский Союз развалился, одними из первых коммерсантов стали некоторые бывшие офицеры-"афганцы", у которых изначально имелся такой "стартовый капитал".
В ОДИН МОМЕНТ я получил известие, что к нам прилетает генерал Зайцев, назначенный командующим Южного направления, куда входили Туркестанский и Закавказский округа. До этого Зайцев командовал Группой советских войск в Германии. Он поселился на полгода в Кабуле. И когда это произошло, туда перестали летать командующий округом Варенников, звонков не было и от Ахромеева.
Зайцев был награждён звездой Героя Советского Союза Устиновым. Поводом послужило шестьдесят лет безупречной службы. Эта Звезда сверкала на камуфлированной форме во время всех боевых действий. И вскоре стало понятно, что Зайцев прилетел в Афганистан заработать ещё одну Звезду. И ему было наплевать подготовлены ли боевые действия или нет, какие потери. Он ни разу не поинтересовался, как прошёл бой, сколько погибло, сколько ранено, люди его не интересовали. Удивительно, но кто-то порекомендовал его Горбачёву как генерала, способного за короткое время изменить ситуацию в Афганистане к лучшему.
В реальности же за полгода его пребывания в Афганистане дело доходило до неуставных отношений между мной и Зайцевым. Случалось так, что он садился на моё рабочее место, брал телефон и ставил задачи напрямую командирам дивизий, бригадам, и это безо всякого анализа и расчётов. Сплошное самоуправство и произвол. Конечно, весовые категории были несоизмеримы. Я — генерал-лейтенант, он — генерал армии. Я — командующий 40-й армии, а он — всего Южного направления, член ЦК, Герой Советского Союза.
И тогда я вышел на начальника Генерального штаба Ахромеева с просьбой сделать хоть что-нибудь. Ведь армией должен командовать один генерал. Ещё Наполеон сказал: лучше один плохой генерал, чем два хороших. Не добиться порядка, когда одной структурой командуют двое. При этом на мне лежит юридическая ответственность, а на Зайцеве нет.
Я пытался решить эту проблему мирным путём, пригласить в качестве арбитра Попова, командующего войсками округа, генерала армии Варенникова из Москвы, а он, кстати, в то время перестал прилетать, начальника Генштаба… Ничего не вышло. Потому что Зайцев, не знаю, какие у него были отношения с министром обороны Устиновым, а потом и с Соколовым, какие отношения с Горбачёвым, но вёл он себя нагло, не обращая внимания ни на какие жертвы.
Дело закончилось трагедией. Во время одной операции в Панджшере, а там стоял полк, недалеко от Киджоля, в местечке Руха. Командовал полком подполковник Петров. Во время этой операции Зайцеву показалось, что банды сепаратистов отходят в горы и их надо преследовать. Моя попытка уговорить его этого не делать провалилась. Зайцев меня отстранил, вызвал командира полка и отдал приказ.
По его приказу полк спешно выделил роту, задачей которой было преследование в горах, на высоту до трёх километров. Внизу — 30 градусов жары, а наверху ночью ниже нуля. И рота, выбившись из сил, на ночь осталась на перевале. А утром пришёл доклад, что полроты погибло, а у половины роты обморожены конечности. Рота была отправлена в горы без всяких запасов, в лёгкой одежде, а ночью ударил мороз.
Остатки роты и погибших в конечном итоге мы эвакуировали.
Зайцев сделал всё, чтобы свалить трагедию на командира полка. Но я был свидетелем всего этого, а также ещё некоторые лица вместе со мной.
По моему приказу за Зайцевым ходил офицер и потихоньку записывал все его распоряжения. Я как чувствовал, что дело закончится криминалом и кому-то придётся отвечать. И Зайцев пытался сделать всё, чтобы свалить ответственность на командира полка и растерзать его, как в своё время поступил и по отношению к Рохлину.
Я сделал всё, чтобы защитить командира полка. Поднял шум на весь Генштаб и Министерство обороны. И нам удалось его отстоять. Все обвинения с командира полка сняли, Зайцева вызвали в Москву; что там произошло, не знаю, но после этого ему было запрещено летать в Кабул. Я — атеист, но в тот момент перекрестился, сидя во дворце Амина, там был штаб 40-й армии, слава тебе, Господи.
Зайцеву запретили туда летать. Но даже находясь в Баку, он пытался по телефону командовать огнём артиллерии в Афганистане, никак не мог смириться, что ему, главкому направления единственной воюющей армии, запретили находиться в зоне боевых действий. Я бы на его месте, получив такой запрет, подал бы тут же в отставку. Это позор. Золотая Звезда, которую он так стремился заработать на грудь, сверкая первой, закатилась. И заслуженно. Но сколько людей погибло…
Если меня спросить, какой самый негативный опыт за 50 лет службы, то их было два: это полгода под командованием Зайцева, без всякой помощи сверху, как хочешь — так с ним и живи, а мы посмотрим со стороны — кто кого сожрёт. И второй — это землетрясение в Армении 88-го года.
Тут важно заметить, что когда Зайцев начал отдавать приказы командирам, минуя меня и начальника штаба, а также моего первого заместителя по боевым действиям — Дубинина, встал вопрос, что же делать? Как ликвидировать эту попытку прямого командования войсками? Ко мне пришла идея. Она заключалась в следующем: было собрано тайное совещание, о котором Зайцев не знал, и я доложил ситуацию командирам дивизий, бригад и полков. И сказал: "Товарищи командиры, переходим к работе с двумя картами". На первой карте мы ведём боевые действия, а на второй ведём работу с Зайцевым. Ведите эту карту, но ни одного бойца там не должно быть. Наносите обстановку, вот, товарищ командующий, ситуация такая, находите, как его успокоить по телефону или по радио. Если переходим к действиям с участием личного состава, то делаем это по моему паролю. Лично я, назвав пароль, разрешаю вам все эти замыслы на карте превращать в действительность, наполняя их личным составом. Об этом не знали ни Ахромеев, ни Варенников, никто. Это был наш сговор, чтобы как-то спасти личный состав и обстановку от тотального беспредела.
