Газета Завтра - Газета Завтра 234 (73 1998)
Аккуратная группка из общества “Память” стоит на обочине и робко раздает маленькие листки с адресами и телефонами московских районных и региональных отделений. Народ не шарахается, не отказывается от политической агитации, как отказывается от бумажно-открыточной коммерческой рекламы, назойливо вручаемой московским жителям в вестибюлях метро.
Вижу здоровущего малого лет двадцати двух. Он держит на плечах длинноволосую девушку с тонким древкомв руках, на котором развивается красный — с серпом и молотом — флаг. Рядом запросто идет Виктор Иванович Анпилов. Он без привычного своего “матюгальника”, однако так же яро и громко скандирует известный стих:
— Товарищ,
смелее
гони Бориску в шею!
Рядом идущие весело подхватывают тему:
— Студенты,
смелее
гоните Борьку в шею!!!
В этот распоясовшийся анклав врываются два служителя порядка. Пирамида с флагом мгновенно рушится, а Анпилова за руки пытаются вытащить из колонны. Студенты улюлюкают. Милиция отступает на обочину.
На зеленом холме, нависая над колоннами, расположились “бумбараши” из РКСМ. Вооружившись мегафоном и огромным полотнищем с изображением Че Гевары, они приветствуют идущие колонны. Студенты, видя портрет легендарного Че, начинают радостно реветь. Главный “бумбараш” Павел Былевский тем временем скандирует проходящим ВУЗам:
— Привет авиационному институту. Правительство — в центрифугу!
— Приветствую московский инженерно-строительный. Буржуев и расхитителей народной собственности — в жидкий бетон!
Наблюдая за действиями малочисленных агитаторов, затерянных в разноликой и политически нейтральной (девственной) толпе, вдруг видишь пример живого оплодотворения масс. Агитаторы — это семечки, вброшенные в истосковавшуюся по живому смыслу рыхлую почву, имя которой — народ.
Подчиняясь законам социальной химии, коллоидное вещество толпы неизбежно вступает в реакцию с рассеянными гранулами политических партий и движений, выталкивая на поверхность красные лакмусовые полоски знамен (катализатором подобных процессов обычно выступают дубинки властей — последние на этот раз решили не торопить события). Так или иначе, Россия стоит на пороге рождения новой оппозиционной властям силы, формирующейся на базе русской молодежи.
Андрей ФЕФЕЛОВ
ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ ШТРАФБАТ
В первые месяцы Великой Отечественной нередко случалось так, что утратившие связь с частями штабы армий попадали под прямой удар противника, и генералы принимали свой последний бой с автоматами и винтовками в руках. Это было свидетельством неэффективности официальной военной доктрины, расплатой за неумение воевать и побеждать в новых условиях.
Генерал с автоматом — несомненно, герой, который предпочел смерть более-менее почетному плену у врага. Но генерал с автоматом, по большому счету, — не генерал.
А кто такой — профессор столичного ВУЗа с транспарантом “Долой финансовую мафию!” на Воздвиженке 20 мая сего года? Я подошел к нему и, представившись, спросил: “Кто же, по-Вашему, входит в эту финансовую мафию, против которой Вы протестуете?” И он, солидный, респектабельный мужчина, разменявший шестой десяток лет, вырастивший не одно поколение специалистов, начал нести околесицу в том духе, что он и сам — из “Завтра”, а раз так, то нам лучше знать, кто в мафии, а кто нет. Вынырнувшая из-под его локтя бойкая пенсионерка-преподавательница выкрикнула, что вот она может сказать, но — не хочет.
Такую сумбурную реакцию можно понять: не один любимый ученик этих достойных людей пал в глубины той самой мафии, деятельность которой в конце концов вывела на улицу и сверхэлитную столичную профессуру. Можно понять — но не оправдать. Значит, не тому и не так Вы их учили, профессор?!
Советская власть одной из величайших своих заслуг может считать приобщение к высочайшим достижениям науки и культуры десятков миллионов русских людей. Этот рывок 30-х-50-х годов получил название “культурной революции”. Инженеры и техники, ученые и библиотекари, врачи и школьные учителя, агрономы и железнодорожники, управленцы и летчики, дипломаты и офицеры — все клеточки огромного социального организма работали в едином режиме, одухотворялись одной идеей: построения и защиты самого справедливого общества на земле.
С конца 50-х на место справедливости исподволь начало становиться материальное благополучие, “все более полное удовлетворение возрастающих потребностей советских людей”. Предполагалось, что самая передовая промышленная база сама собой даст решение всех прочих проблем, позволит “догнать и перегнать Америку”. То есть ориентир из области духа был перенесен в земное пространство и время. Это падение советской системы ценностей сказалось, конечно, и на системе образования, особенно высшего, престижность которого резко возросла из-за ряда весьма зримых и осязаемых привилегий статусного и материального плана. “Поплавок”, то есть значок и диплом об окончании института (а еще лучше — университета, а еще лучше — столичного института) был обязательным условием для успешной карьеры.
Иметь ВУЗ или несколько ВУЗов — было признанием важности города и его руководителей не меньшим, чем повышенная категория снабжения или число номеров АТС. В СССР бесплатно, за счет государства, обучались миллионы студентов. И, получив образование, они обнаруживали, что на догоняемом Западе за те же, по сути, дипломы можно жить в сотни раз лучше. А поскольку научное знание и исследовательско-технологические методики вроде бы никак не зависят от страны пребывания их носителей, чувство несправедливости со стороны государства становилось у “верхнеобразованных” все сильнее.
Они не понимали и не могли понять, что на Западе платят деньги за изнурительный и постоянный труд в рамках жесточайших технологических схем, принятых концернами и правительствами, а вовсе не за факт сдачи госэкзаменов и получения диплома. Шаг вправо, шаг влево, сомнения в лояльности, вредные привычки — караются там весьма ощутимо, и для привыкших гонять чаи или бегать в курилку советских “полунаучных сотрудников” такие порядки были просто невыносимы.
Но тщательно лелеемая “мелкобуржуазная стихия” зависти в конце концов захлестнула “красный проект” революции. И случилось это уже на наших глазах, зашоренных “общечеловеческими ценностями”. А потому многое из происходящего тогда не было увидено внутренним зрением и понято той самой интеллектуальной элитой, которая штамповала себе на смену пресловутую “интеллигенцию”,- интеллигенцию, равно готовую быть “поколением дворников и сторожей” в советских мегалополисах, жить на социальные пособия в Западной Европе и в США, собирать апельсины в кибуцах или торговать Россией оптом и в розницу, если представится возможность.
20 мая 1998 года столичная, в основном, профессура и ее студенты вышли протестовать на улицы Москвы. Вышли явно по разнарядке своего профсоюза, которому тоже “спустили” указание сверху. Бегали с сотовыми телефонами охранники-организаторы, выдавливали за пределы колонны красные флаги, отдавали команды преподавателям и студентам, обеспечивая невидимым дирижерам решение каких-то иных, экономических и политических задач. Но ведь профессора — вышли! Взяли в руки транспаранты, признав — пусть пока не совсем сознательно и без всякой охоты — факт своего поражения, поражения русской, советской интеллектуальной элиты в постоянной, непрерывной войне социальных систем за место под солнцем. И если они, генералы науки, генералы образования, не сдались врагам — у нас еще остается надежда вырваться из “котла”, куда валят Россию в качестве свалочно-сырьевого блюда к обеду ведущих мировых держав. Ведь рядом с ними шагали и студенты-солдаты в сопровождении своих сокурсниц — сестер милосердия и связисток. Разбитые армии хорошо учатся. И в неминуемый для всех нас штрафной батальон лучше было записываться уже вчера — добровольцем.
Владимир ВИННИКОВ
УНИВЕРСИТЕТЫ БАРРИКАД
Марш студентов по Новому Арбату напоминал не столько акцию протеста, сколько развлекательную тусовку. На плакатах в руках толпы юношества извергали гнев: “Хватит глумиться над образованием”. На лицах — не таили охоты повыпендриваться.
Кто-то в этих толпах заголялся до пояса и расписывал тело названием своего вуза. Кто-то орал: “Пива! Пива!” Кто-то, завидя барышню на балконе, скандировал: “Прыгай! Прыгай! Мы тебя ловим!”
Студенты на их манифестации в Москве, в отличие от шахтеров на рельсах, не выглядели людьми, которых жизнь уже допекла. Они вышли на улицу протестовать впрок. Но вышли именно протестовать, а не дурачиться.
Десятки тысяч юношей и девушек никому бы не удалось собрать почти на три часа под антиправительственными лозунгами, если бы они не чувствовали исходящую для них от власти угрозу. Идиллии между студенчеством и властью приходит конец.
