Итоги Итоги - Итоги № 28 (2013)
Хрестоматийная формула впервые была изложена в 1833 году в циркуляре министра народного просвещения Сергея Уварова: «Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование, согласно с высочайшим намерением августейшего монарха, совершалось в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности». Самое забавное, что граф Уваров являлся завзятым либералом-западником. Но служба есть служба.
Свою задачу на посту министра Уваров видел так: «Мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, волнуются, идут вперед… Но Россия еще юна, девственна (это про страну, которой стукнуло почти 1000 лет. — «Итоги») и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог… Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что ей готовят теории, то я исполню свой долг и умру спокойно». Сказано — сделано. Ровно через 50 лет после смерти Сергея Семеновича случилась первая русская революция.
По мысли николаевских идеологов, русские люди глубоко религиозны и бесконечно преданы престолу. Им милее послушание и смирение, нежели свобода и равенство перед законом. Причем, по мнению историка Михаила Погодина, эта тенденция пошла еще от Рюрика, когда варяги пришли к нам, избранные по нашей охоте, по крайней мере сначала, не так, как западные победители и завоеватели, — первое существенное отличие в сути, в сердцевине русского государства, отличительной чертой русского народа стало признание и поклонение иноземной верховной власти. В издаваемом Погодиным журнале «Москвитянин» он писал, что «словене были и есть народ тихий, спокойный, терпеливый», они «всегда довольны своей участью».
В свою очередь историк Сергей Соловьев за идеологическими экзерсисами Уварова не видел ничего, кроме пустой болтовни: «Он не щадил никаких средств, никакой лести, чтобы угодить барину (императору Николаю); он внушил ему мысль, что он, Николай, творец какого-то нового образования, основанного на новых началах, и придумал эти начала, то есть слова: православие, самодержавие и народность; православие — будучи безбожником... самодержавие — будучи либералом; народность — не прочитав в свою жизнь ни одной русской книги... Люди порядочные, к нему близкие... с горем признавались, что не было никакой низости, которой бы он не был в состоянии сделать, что он кругом замаран нечистыми поступками. При разговоре с этим человеком, разговоре очень часто блестяще-умном, поражали, однако, крайние самолюбие и тщеславие; только, бывало, и ждешь, — вот скажет, что при сотворении мира Бог советовался с ним насчет плана».
Как бы то ни было, Николай Павлович пришел в восторг от идей своего «серого кардинала» и стал повсеместно насаждать народность. Государь принялся часто говорить со своим окружением по-русски (до того придворным языком был исключительно французский). По оценке Пушкина, без ошибок. При этом великая княжна Александра, младшая дочь Николая, русский язык так толком и не выучила. На придворных балах военные в «русифицированных» мундирах кружили дам в сарафанах и кокошниках.
Народность следовало подкрепить ярким символом, и он быстро сыскался. Во время посещения Костромы в 1835 году Николай I распорядился воздвигнуть памятник Ивану Сусанину «во свидетельство, что благородные потомки видели в бессмертном подвиге Сусанина — спасении жизни новоизбранного русской землей царя через пожертвование своей жизни — спасение православной веры и русского царства от чужеземного господства и порабощения». По совету государя композитор Глинка отказался от первоначального замысла назвать свою новую оперу «Иван Сусанин». В результате на афишах было начертано: «Жизнь за царя». Раздавать звания народных артистов и вручать государственные премии тогда еще не догадались, поэтому на премьере оперы Николай I в знак одобрения даровал композитору бриллиантовый перстень.
Официальные СМИ, которых Белинский называл «рептильными», плыли исключительно по течению. Если перелистать газеты того времени, в империи царили тишь, гладь да божья благодать. Корреспондент «Русского инвалида», конечно, не читавший еще не написанную пьесу Евгения Шварца «Дракон», тем не менее в 1836 году практически ее цитировал: «Русский царь (говорим мы без аллегорий, без преувеличения, без лести) это благодетельное светило». Авторы «Северной пчелы» уверяли, что «каждый час, каждая минута драгоценной жизни нашего монарха ознаменованы любовью к России, ведомой Им к крайней черте просвещения, могущества, славы» и «Будем признательны и откровенны: всем обязаны мы обожаемому нашему монарху…»
Государева ошибка
Что в сухом остатке от николаевского тридцатилетия? Это, безусловно, один из самых продолжительных периодов стабильности в отечественной истории. И вообще ключевая ее эпоха. «Солдафон» Николай Палкин выстроил то, что пригодилось преемникам, — и Советскому Союзу, и его наследникам. Сверхцентрализация, всевластие спецслужб, ручное управление страной, фактическое отсутствие разделения властей.
Проблема в том, что ни одна самая прочная вертикаль, созданная самым деятельным государственником, не пережила своего основателя. За заморозками всегда очень быстро наступает оттепель...
В 1855-м, в последний год жизни Николая, не какой-нибудь карбонарий, а губернатор Курляндии Валуев написал записку «Дума русского», в которой доказывал, что в России «сверху — блеск, внизу — гниль; в творениях нашего официального многословия нет места для истины… Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказа… Везде противоположение правительства народу, казенного частному, вместо ознаменования их естественных и неразрывных связей. Пренебрежение к каждому из нас в особенности, и к человеческой личности вообще водворилось в законах… Управление доведено, по каждой отдельной части, до высшей степени централизации; но взаимные связи этих частей малочисленны и шатки».
Хрупкость николаевской вертикали спровоцировала вторжение неприятеля. После поражения России в Крымской войне известный публицист заметил: «Не знаю, что будет теперь, но знаю, что все будет совершенно иначе: по-старому жить невозможно». Близкие государя отмечали, что, получая новости о военных поражениях в ходе Крымской войны, он страдал бессонными ночами, «клал земные поклоны» и после каждого донесения «плакал как ребенок».
Николай I скончался в возрасте 58 лет. По официальной версии от гриппа, перешедшего в воспаление легких. Мол, нравственное потрясение от поражения в войне надломило железное здоровье императора, и истощенный организм не вынес обычной инфлюэнцы. Однако сразу после манифеста о кончине по столице пошли сплетни о том, что император либо покончил с собой, либо был отравлен. «Разнеслись слухи о том, что царь отравлен, — записал в дневнике публицист Николай Добролюбов, — что оттого и не хотели его бальзамировать по прежнему способу, при котором, взрезавши труп, нашли бы яд во внутренностях, что потому и не показывали народу лицо царя». Историк Анатолий Смирнов в качестве доказательств версии самоубийства приводит воспоминания дипломата Александра Пеликана, а также записки полковника генерального штаба, адъютанта цесаревича Ивана Савицкого. Первый писал: «Вскоре после смерти Николая Павловича Мандт (личный врач императора. — «Итоги») исчез с петербургского горизонта… Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покончить с собою Николаю яд… Самовластный император достиг бы своей цели и без помощи Мандта: он нашел бы иной способ покончить с собой и, возможно, более заметный». Савицкий в своих мемуарах подтверждает, что царю помог уйти в мир иной «немец Мандт — гомеопат, любимый царем лейб-медик, которого народная молва обвинила в гибели (отравлении) императора, вынужденный спасаться бегством за границу». Наконец, анатом Венцель Грубер, бальзамировавший тело Николая I, похоже, составил слишком реалистичный протокол вскрытия, за что был даже посажен в Петропавловскую крепость. Грубер обнаружил явные следы отравления.
Случай особый. Николай I, пожалуй, единственный российский правитель, сумевший непредвзято оценить итоги своей деятельности и сам себе вынести приговор. Потерю Россией статуса главной континентальной державы, лишенной флота даже в «домашнем» Черном море, государь пережить был не в силах.
Умирая, Николай I честно признался наследнику, будущему реформатору Александру II: «Сдаю тебе команду не в полном порядке». А внуку, будущему царю Александру III, почему-то посоветовал учиться умирать. До конца династии оставалось каких-то 62 года…
Репетируй это / Политика и экономика / Что почем
Репетируй это
