Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №9 (2003)

Для примера лишь несколько разрозненных цифр и фактов, ибо полная картина развала тщательно скрывалась правительством от общественности.

Гиперинфляция за время «либерализации» цен к концу 92-го года составила 3000 процентов.

Фактическая (скрытая) безработица достигла 20 процентов.

Через систему коммерческих банков похищено 270 миллиардов рублей (для сравнения: годовой бюджет милиции — 65 миллиардов).

Промотаны практически все государственные стратегические резервы, исчерпан золотой запас.

При обвальном спаде производства 60 процентов национального валового продукта перераспределяется в пользу криминально-компрадорского капитала.

Доходы «верхних» десяти процентов населения превышают доходы «нижних» десяти процентов в 50 раз (во всем мире признано, что приемлемый, обеспечивающий социальную безопасность разрыв не должен превышать 8—10 раз).

Отсюда беспрецедентный рост насилия: в 17 раз увеличилось число случаев захвата заложников, в 3—4 раза возросли кражи и грабежи.

В стране уже полтора миллиона беженцев.

Тем не менее российское общество еще находило в себе силы к сопротивлению.Народ не взбунтовался — и не потому, что поддерживал «реформы», а потому, что чувство социальной ответственности оставалось сильнее настроений отчаяния. Промышленность свертывалась, но не распадалась, а как бы «окукливалась», стремясь любой ценой сохранить корпус рабочих и управленческих кадров. То же самое происходило с колхозами и совхозами. Перед лицом общей задачи выживания отступали на второй план идеологические разногласия и тактические расхождения — государственно-патриотические силы разных цветов и оттенков объединялись.

Съезд народных депутатов был единственным органом власти, который еще мог поддержать эти прагматические тенденции на государственном уровне, интегрировать их в конституционных рамках, не дать стране сорваться к братоубийственной войне. Да, правы те, кто говорил, что такое многолюдное собрание не может выработать детальной экономической программы, но это и не являлось его задачей. Съезд мог и обязан был сделать другое — принять ряд политических решений, очертить условия, в которых задача преодоления катастрофы станет реальной. Именно этим Съезд был страшен правым радикалам-экстремистам из правительственной команды.

Эта команда сделала все, чтобы разогнать Съезд или, по крайней мере, не допустить его созыва. А когда это не удалось, они сделали ставку на то, чтобы завершить начатый в 1991 году государственный переворот руками самого Съезда и тем самым окончательно добить страну. Горько признавать, но депутаты дали немало оснований для таких расчетов. Не они ли принимали внешне эффектные декларации, подрывавшие Союз ССР, суверенитет России, власть Советов? Не они ли не раз уступали откровенному давлению испол-нительных структур, передавая им свои полномочия для бесконтрольного и безответственного использования?

Поэтому неудивительно, что исполнительная власть предъявила Съезду ультиматум в красочной упаковке «конституционного соглашения» об «особом правовом режиме», как уверял Президент, на ближайшие 1—1,5 года, а на деле — навсегда. Его смысл сводился к двум главным пунктам: передача полномочий Съезда Верховному Совету и продление дополнительных полномочий Президента. Это и стало бы завершением государственного переворота — 18 брюмера Бориса Ельцина. Те, кто по недомыслию или безволию принялись ему содействовать, совершили преступление перед страной, да и перед всем миром.

Чтобы заставить депутатов принять возможный ультиматум, Президент и правительство поочередно демонстрировали им то кнут, то пряник. С одной стороны, в Подмосковье расположились «на отдых» воздушно-десантные части, разоружалась охрана парламента и заменялась «верными» подразделениями. Сотрудникам безопасности выдали премии, неугодные офицеры увольнялись, в Москву прибыл литерный поезд с 500 «делегатами» Кузбасса. С другой стороны, тасовалась колода ближайших помощников Президента, которые только посмеивались, зная, что, пока у Президента есть дополнительные полномочия, они остаются бесконтрольными и безраздельными хозяевами страны. Раздавались обещания всем и вся — в первую очередь, местной бюрократии. Спешно сколачивалась карманная «оппозиция», для чего провоцировался раскол в директорском корпусе, патриотическом и левом движениях, в рядах интеллигенции. Возрождалась «горбачевщина» без Горбачева.

Без всякого сомнения, следовало ожидать, что в случае неудачи тактики ультиматумов, подкупа и запугивания рептильная пресса поднимет вой о том, что Съезд усиливает политическую конфронтацию, дестабилизирует обстановку, не уважает «всенародного Президента». Но с каких это пор введение политического процесса в рамки действующей Конституции и законов являлось конфронтационным шагом?

Минимум, что мог и должен был сделать Съезд, это в полном объеме восстановить конституционный порядок государственного управления. А это, в свою очередь, означало отказ Президенту в продлении его дополнительных полномочий, которыми он не умел пользоваться, и немедленное введение в действие Закона о Совете Министров, ставящего формирование правительства под контроль парламента. Следующий шаг — отставка правительства Гайдара, как некомпетентного и не понимающего национальных и государственных интересов России.

Таким образом, не «конституционное соглашение», подминающее представительную власть под исполнительную, не столь памятное нам правление помощников и наместников, а строгое соблюдение Конституции — вот как мыслила себе народно-патриотическая оппозиция путь к национальному согласию и примирению. Оно могло быть достигнуто в случае реализации ряда основных условий:

— формирование под контролем Верховного Совета коалиционного правительства с преобладанием в нем прагматично настроенных и компетент-ных хозяйственников;

— сохранение и укрепление Советов, восстановление повсеместного контроля с их стороны за исполнительными властями;

— немедленное прекращение преследований по политическим мотивам и втягивания в это силовых структур;

— приостановление деятельности Госкомимущества, которое беззастенчиво проматывало созданное трудом трех поколений народное достояние, формируя экономическую основу для новой гражданской вражды в России;

— предложение со стороны России восстановить в полном объеме порушенные связи с бывшими союзными республиками, в первую очередь с Украиной, Белоруссией, Казахстаном;

— защита прав соотечественников, оказавшихся в «ближнем зарубежье»;

—чрезвычайные меры по борьбе с преступностью, особенно организованной. Привлечение масс к охране общественного порядка;

— требование заслушать отчет генерального прокурора В. Степанкова о состоянии борьбы с преступностью и информацию председателя Конститу-ционного суда В. Зорькина о положении с соблюдением прав граждан и конституционной законности в стране;

— срочные меры по государственной защите интеллектуального и культурного слоя нации, спасению детей, стариков, инвалидов;

— общественный контроль над государственными средствами массовой информации, запрещение пропаганды разврата и насилия, обеспечение равного доступа политических партий и движений на телевидение.

В этих условиях был возможен общественный диалог по животрепещущим экономическим и социальным проблемам, который при наличии воли к соблюдению интересов страны и народа обязательно дал бы плоды. От этого съезда люди ждали очень многого, и возможности его, как никогда, были велики. Упустить последний шанс — значило ввергнуть общество в очередной виток самоубийственной конфронтации. Съезд народных избранников должен был оказаться на высоте своей небывалой ответственности.

А вот и итог моих раздумий — статья по следам завершившегося  VII Съезда, опубликованная в «Советской России».

ОПТИМИЗМ И БДИТЕЛЬНОСТЬ?

Не начало ли перемен? Этот классический «русский вопрос» вновь встает сегодня в связи с итогами работы VII Съезда народных депутатов Российской Федерации. И отвечать на него нужно осторожно.

Как это ни парадоксально звучит, большим успехом является уже то, что Съезд все же состоялся, вопреки беспрецедентной кампании шельмования и угроз в его адрес, индивидуальному давлению на депутатов, вопреки попыткам сорвать или дезорганизовать работу Съезда. Высший орган государственной власти не поддался ни на какие провокации, начиная с позорной потасовки у стола президиума и кончая призывами уйти из зала, не регистрироваться. Депутаты спокойно встретили ультиматум Президента и не позволили себя шантажировать. Достойно проявили себя Конституционный суд и его предсе-датель.