Внутренний СССР - «О текущем моменте», № 9 (57), 2006 г.
Это неведение и безразличие большей части традиционно мусульманского и традиционно христианского населения России к социологическим доктринам, сложившееся на основе единства быта, и было в прошлом основой для мирного сосуществования и взаимопомощи христиан и мусульман в России.
Разногласия между исламом и христианскими церквями носят исключительно богословско-догматический характер, в силу чего их разрешение в истине предполагает живую веру Богу и Божие соучастие в разрешении разногласий по совести (тем более, что и те, и другие в своём большинстве признают, что Бог говорит с людьми через их совесть).
Ислам на основе Корана категорически отрицает истинность догмата о Троице, расценивая его как разновидность многобожия, признавая при этом Христа одним из посланников Всевышнего и почитая его в таковом качестве.
По существу исторически сложившееся христианство в богословских вопросах возразить исламу не может ничего:
· Текста “Благая весть Иисуса Христа всем людям”, в котором бы внятно было изложено то вероучение, что принёс Христос, нет: 4 новозаветных Евангелия представляют собой краткие биографические справки о жизни Христа среди людей и его о деятельности. Они содержат только разрозненные отрывки из этого вероучения, поскольку, говоря о деятельности Христа, было невозможно избегнуть вопроса о том, чему и как он учил. Если эти отрывки собрать воедино, то получится текст, в прямом прочтении согласный с Кораном[42], но ничего общего не имеющий с вероучениями церквей имени Христа и библейской доктриной порабощения человечества.
· Символ веры христианских церквей [43] — отсебятина отцов-основателей церквей и их кураторов от «мировой закулисы» тех лет, поскольку в нём нет ни единой фразы, выражающей мысли Христа.
· Сам Христос ничего подобного догмату о Троице не провозглашал, и как можно понять из Нового Завета, у Христа и современных ему иудеев не было никаких разногласий в понимании догмата единобожия, общего для иудаизма и ислама. Из текстов Нового Завета этот догмат логически однозначно не следует; и более того, есть основания предполагать, что более ранние тексты прежде, чем они вошли в канон Нового Завета, были “поправлены” так, чтобы на их основе можно было иносказательно-метафорически подвести читателя к логическому выражению догмата о Троице. На отбор и “правку” исходных редакций текстов и формулирование догмата о Троице отцам-основателям церквей и их кураторам потребовалось около 300 лет. [44]
Ещё одно расхождение ислама и христианства касается земной судьбы Христа в первое его пришествие. Коран уведомляет прямо и однозначно:
«Они не убили его (Иисуса — наше пояснение по контексту при цитировании) и не распяли, но это только представилось им; и, поистине, те, которые разногласят об этом (т.е. не согласные с кораническим свидетельством — наше пояснение при цитировании), — в сомнении о нём; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предположением [45] (Саблуков: «они водятся только мнением»). Они не убили его, — наверное (Саблуков: «это верно известно»), нет, Бог вознёс его к Себе: ведь Бог могущественен (Крачковский: «велик»), мудр! И поистине, из людей писания нет никого, кто бы не уверовал в него прежде своей смерти, а в день воскресения он будет свидетелем против них!» (Коран, сура 4:156, 157, весь текст выделен нами).
То есть из Корана можно понять, что безграничной вере человека, принимающего по совести (т.е. в том числе и без страха) Божью волю во всей её полноте, включая и всё, неведомое человеку, Бог отвечает Своей безграничной милостью и всемогуществом, как это, в частности, и обещано Им в Псалме 49:15: «И призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя и ты прославишь Меня», — что и исполнилось вопреки свидетельствам апостолов.
В контексте перевода Корана слово “наверное” — синоним словам “верно”, “истинно”, “верно известно”, но не синоним словам “возможно”, “может быть так, а может быть наоборот, но, как истинно — неизвестно”. И в переводах Корана, соответственно сказанному, слово “наверное” несёт в себе смысл истинного знания, обретённого от Бога в Его религии. Слово “наверное” — слово, приводящее в лад (в гармонию), в согласие ограниченные знания, намерения, возможности человека с объемлющим всё безграничным Божьим Промыслом. “Наверное” и “не знаю”, “неизвестно” — по существу не синонимы. Включение в понятийные границы слова “наверное” смысла сомнительности в чем-либо — знаменует выпадение русскоязычной культуры из истинной веры — религии Бога Истинного.
Отрицать кораническое свидетельство 4:156, 157 христианским церквям крайне интеллектуально неудобно, поскольку при этом приходится отрицать многие Божьи обетования, включая переданные самим Христом и сохранённые евангелистами в их текстах. В частности:
Предлагая апостолам совместное с ним моление в Гефсиманском саду, Иисус предостерёг их: «Бодрствуйте имолитесь, чтобы не впасть в искушение (текст выделен нами)» (Матфей, 26:41). Но апостолы — избранные и званные — однако не поняли значимости происходящего сами, не вняли предостережению Христа и потому не удержали себя в бодрствовании и молитве, вследствие чего впали в искушение. И потому:
Ни единому их свидетельству о последующих событиях верить нельзя, если верить Христу; если Христу не верить, то верить свидетельствам апостолов можно, на чём и стоит всё исторически сложившееся христианство во всех его ветвях (включая и мессианских евреев, признающих Христа обетованным Мессией, но отвергающих догмат о Троице).
Но существо искушения, от которого предостерёг Иисус апостолов, — вовсе не сон как таковой сам по себе с его грёзами. Существо искушения состоит в том, что апостолы, как и все прочие, кто не молился с Христом, пали жертвой видения казни, но не увидели вознесения, упредившего казнь.
Парадоксально то, что в чудо непорочного зачатия исповедующие исторически сложившееся христианство верят; в чудо воскресения Христа якобы после смерти и воскресения — верят; в догмат о Троице, которого Христос не провозглашал, — тоже верят. А вот чудо вознесения, упредившего казнь, — отвергают, даже не задаваясь вопросом — кому нужна была та позорная казнь праведника:
· Богу, который всемогущ, вплоть до того, что властен простить грехи людям даже при их нечестии [46] и безверии?
· либо «мировой закулисе», возжелавшей безраздельной власти на Земле от имени Бога и помимо Бога?
Позиция иерархии церквей имени Христа в отношении этого коранического свидетельства понятна: Если казни Христа на самом деле не было потому, что вознесение упредило распятие, то они остаются без привычной им кормушки.
Но вот почему нынешним христианам — пастве, а не иерархам — реальная казнь Христа в прошлом нужна даже больше, чем членам синедриона, осудившего Христа на казнь? — не потому ли, что вера в искупление их грехов самопожертвованием праведника, не обязывает их к совершенствованию и позволяет грешить далее, уповая на заступничество Христа или его суд?
Кроме того, возникает ещё один вопрос: Если вознесение избавило Христа от казни, то как они намереваются отвечать Богу за клевету на Него, что Бог якобы послал в мир Христа для того, чтобы злочестивые его тут казнили и его самопожертвование стало бы «жертвой умилостивления»[47] Богу, который и без того избрал для Себя Самого быть милостивым (Коран, 6:12)?
И это всё при том, что кораническое свидетельство о вознесении Христа, избавившем его от казни, — вовсе не новый тезис, впервые оглашённый Мухаммадом. Это кораническое утверждение только поясняет куда более древнее пророчество Соломона о том, что злочестивые не увидят таин Божиих, поскольку злоба их ослепит их [48]; и оно же поясняет ранее приведённые строки псалма Давидова 49:15.
На вопросы о разногласиях Корана и христианских церквей в вопросах догмата о Троице и жизненном пути Христа в его первое пришествие в земной жизни человек может получить ответы только через свой внутренний мир, т.е. они могут быть только субъективно-умозрительными. Однако субъективное признание в качестве истинных мнений одной из двух традиций вероисповедания обусловлено реальной нравственностью индивида. Поэтому, хотя нет принуждения в религии, выбор веры предопределён реальной нравственностью индивида.
И от ошибок вероучения, свойственных той или иной традиции вероисповедания, а равно и от ошибок своего выбора человек может освободиться только в прямом внеконфессиональном диалоге по жизни с Богом по совести, предварительно освободившись от страхов и своекорыстия, которые глушат голос его совести.
