Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №4 (2002)
Итак, я отправил А. Чаковскому письмо такого содержания.
“Главному редактору “Литературной газеты” А. Б. Чаковскому
Многоуважаемый Александр Борисович!
В “Литературной газете” от 19 марта с. г. была опубликована статья доктора филологических наук В. Кулешова “А было ли “темное царство”?”, в которой речь шла о моей книге “А. Н. Островский”. Статья напечатана под рубрикой “Полемические заметки”. Стало быть, газета, так сказать, не берет на себя ответственности за те передержки и необъективность, которые допущены в “Полемических заметках” В. Кулешова. Я прошу Вас дать мне возможность ответить автору. Как Вам, может быть, известно, я никогда не обращался в “Литературную газету” с просьбами опубликовать меня, точно так же, как и мне таких предложений за последние двенадцать лет не поступало. Я и сейчас не стал бы навязывать свое авторство, если бы рецензия доктора филологических наук В. Кулешова не была бы столь явно тенденциозной, сознательно искажающей не только общий пафос книги, но и допускающей совершенно недопустимые приемы — приписывание мне того, чего в действительности в книге нет, в частности, некоторых оценок и мнений, принадлежащих не мне, а современникам Добролюбова, между которыми шла полемика.
Думаю, что при таком положении вещей моя просьба не может рассматриваться в качестве моего личного “оправдания” в глазах читателей, полагаю, что это дело принципиальное, дающее возможность “Литературной газете” продемонстрировать свою беспристрастность к высказываниям обеих сторон и проявить объективность.
М. Лобанов
30 марта 1980 г.”
В ответ на мое письмо и просьбу опубликовать ответ автору статьи “A было ли “темное царство”?”, я получил следующее письмо главного редактора “Литературной газеты” А. Б. Чаковского.
“Уважаемый Михаил Петрович!
Прежде всего, простите за задержку с ответом на Ваше письмо. Я был в отпуске, а, вернувшись, естественно, захотел получить коллективное мнение редколлегии.
Теперь хочу Вам сказать: в письме Вашем (точнее, в статье), к сожалению, содержится тот же недостаток, на который обращал внимание автор статьи “А было ли “темное царство”?” В. Кулешов. И недостаток этот заключается в недооценке той части наследия классической литературы, которая связана с именами великих русских критиков — революционных демократов, в частности, одного из выдающихся представителей русской критической мысли — Добролюбова. Кстати, это мнение не только В. Кулешова. Например, в журнале “Вопросы литературы”, № 4 за этот год в статье Ю. Лукина содержится аналогичный упрек по вашему адресу и поддерживается статья В. Кулешова.
Совершенно естественно, что, опубликовав Вашу статью, мы были бы вынуждены на этот недостаток снова указать. Несомненно, нашлись бы и другие критики и литературоведы, которые выступили бы “на защиту” Добролюбова и высказали бы по существу те же самые мысли, которые содержатся в статье В. Кулешова. Таким образом, дискуссия стала бы “топтаться на месте”, не развиваясь.
Я совершенно согласен с Вашим утверждением, что русская классика требует “не начетнического, а творческого отношения”. Но “творческое” отношение, предполагающее игнорирование или недооценку передовой русской демократической мысли, представляется мне отнюдь не лучшим, чем “начетничество”. Словом, в результате обмена мнениями внутри редакции мы пришли к выводу о нецелесообразности печатания присланной Вами статьи.
И еще об одном, очень важном. Мне очень неприятно, что редакция, как Вы пишете, в течение последних десяти лет не делала Вам каких-либо предложений. Уверен, что она поступает неправильно. Вместе с тем мне показалось бы естественным, если в течение этих 12 лет Вы сами обратились бы с каким-либо предложением в редакцию. Товарищи заверили меня, что от Вас никаких предложений не поступало. Словом, давайте смотреть вперед. Я буду очень признателен Вам, если Вы свяжетесь с отделом русской литературы (редактор отдела Ф. Чапчахов) и согласуете с ним тему, которая представляла бы обоюдный интерес как для Вас, так и для редакции.
С приветом, А. Чаковский.
16 мая 1980 г., исх. 22”
Итак, ответить, высказать свое мнение по поводу “полемики” вокруг моей книги “А. Н. Островский” было негде, а между тем нападки на нее продолжались. И в газетах, и в журналах. “Вопросы литературы” (орган академического Института мировой литературы и Союза писателей СССР) в № 9 за 1980 год опубликовали обсуждение моей книги. Здесь со всех сторон ее клевали уже упомянутый А. Анастасьев (“Оспаривая Островского”), В. Жданов (“А как быть с исторической правдой”), А. Дементьев (“Когда надо защищать хрестоматийные истины”), И. Дзеверин (“Несколько соображений общего характера”). Досталось на этом обсуждении и Ю. Лощицу (автору книги в той же серии “ЖЗЛ” “И. А. Гончаров”).
Заступился было за меня Сергей Баруздин, поместивший в редактируемом им журнале “Дружба народов” (1981, № 1) положительную рецензию на мою книгу, как тут же появилась в “Литгазете” (28 января 1981 г.) “Реплика”, в которой он обличался в идеологическом отступничестве. К чести Сергея Алексеевича, его не очень тронул этот наскок, хотя в то время вряд ли кто из главных редакторов “патриотических” толстых журналов решился бы ввязаться в эту “полемику”. Как-то при встрече со мною в Переделкино Баруздин сказал мне, что свою рецензию о моем “Островском” он включил в свою новую книгу. И вскоре прислал мне ее с доброй надписью. Есть у ныне несправедливо забытого поэта Дмитрия Ковалева (умершего в конце семидесятых годов) стихи о том, что чем ближе мы узнаем людей, тем более убеждаемся, что они лучше, чем о них говорят. И для меня долгое время Баруздин был детским писателем, которого я не отделял в своем “литературном сознании” от Чуковского — Маршака — Барто — Кассиля и прочих “интернационалистов”. Но я ошибся: в нем оказалось больше русского, чем можно было думать.
Долго еще в Москве и за ее пределами продолжалась возня вокруг моего “Островского”, но дело было не в Добролюбове с его “лучом в темном царстве”, не в “ревизии революционных демократов”, и, вообще, даже не в литературе. Благодать любви разлита в творениях Островского, придавая особый одухотворенный смысл “благополучным”, “счастливым” финалам его пьес. В его любимых героях есть то, что Достоевский назвал “прямотой” чувств и поведения, в чем видел воплощение русского цельного характера и с чем связывал “новое слово” драматурга.
Каждый великий художник живет соприкосновением вечного в своем творчестве с таким же влечением к вечному новых поколений. В конце 70-х годов (когда писалась моя книга об Островском) в русском национальном сознании кристаллизовалась идея православной духовности, как тысячелетнего нашего достояния. За книгу о великом русском драматурге я взялся случайно (по настоятельному, можно сказать, требованию заведующего редакцией “ЖЗЛ” С. Н. Семанова). Но постепенно погружаясь в ту эпоху, в среду, в которой жил и творил писатель, в его художественный мир, в психологию его любимых героев, я открыл для себя то, что было сродни самому моему духовному корню, что как бы ложилось органическим пластом на мой внутренний опыт, обогащая его. Никогда я не работал с такой духовной интенсивностью, подъемом, чем тогда, когда писал эту книгу (после двухгодичного вживания в материал написал ее за три-четыре месяца).
И то, что шло от Островского, от тысячелетней нашей веры, от пробуждающегося исторического самосознания, отзывалось, видимо, в конце кличем: “Да расточатся врази его!” — в адрес того поистине антихристова “темного царства”, котоpoe тогда уже надвигалось на страну в преддверии “перестройки-революции”. И щелкоперская рать этого “темного царства” подняла вой!
Глава IX
Освобождение
Г олод 1933 года. Замалчивание его в официальной “исторической науке” и
мистическая легенда о нем. Идеологическая обстановка в стране, когда писалась моя статья “Освобождение” — о романе М. Алексеева “Драчуны” и о голоде в Поволжье в 1933 году. Первый сигнал: в ЦК КПСС на совещании главных редакторов всех столичных изданий секретарь ЦК М. Зимянин осудил мою статью “Освобождение” в журнале “Волга”. Отрицательная оценка Генсеком Ю. Андроповым статьи “Освобождение” и решение Секретариата ЦК КПСС по поводу ее (январь 1983 г.). Советники Ю. Андропова в ЦК из числа западников-космополитов, “агентов влияния” — будущих “перестройщиков”. Травля меня в прессе. Поддержка ряда писателей. Реакция в Литературном институте — ожидаемая и неожиданная. Мое выступление на ученом совете Литинститута. Обсуждение моей статьи на секретариате правления Союза писателей РСФСР. Обличительные выступления на нем писателей-секретарей под председательством С. Михалкова и под надзором цековского цербера А. Беляева. Встречи с теми, кто меня громил. Поездка с М. Алексеевым в его родное село Монастырское, по местам его романа “Драчуны”
