Петр Оленин-Волгарь - Всемирный следопыт, 1930 № 01

«Да я с ума сойду в этом проклятом месте!» подумал я, когда следом за мной двинулась к выходу и кошмарная харя. Вот она выползла из травы, и когда очутилась на открытом месте, то мой страх перешел в истерический хохот. Я увидел перед собой огромного земноводного краба, гнусную тошнотворную тварь, но отнюдь не сверхъестественную.

И все же поведение этого краба наводило на мысль о скрытой опасности, тайной западне: он уверенно приближался ко мне с поднятыми кверху массивными клешнями, продолжая косить вытаращенные глаза и злобно улыбаться. Вот рядом с ним из соседней норки показалась в потемках другая рожа, за ней третья, четвертая… Через мгновение с десяток крабов угрожающе двигались на меня.

Дрожа от безмерного отвращения, я размозжил первого попавшегося краба тяжелым сапогом, а затем бросился топтать и остальных. Но раздавленные словно магнитом притягивали к себе все новых и новых крабов, которые выползали из всех углов домика и спокойно раздирали на части своих сородичей, жадно пожирали их, а затем снова направлялись ко мне с поднятыми клешнями и выпученными косыми глазами.

Во мне проснулся спасительный страх, и я бросился опрометью из проклятого домика, захватив с собой парусиновый мешок…

XI. По следам мертвеца.

Посидел на берегу ручья и привел в порядок взвинченные нервы. Задумался о боцмане и его необычайном конце. Сожрали крабы! Но каким образом он очутился на северном берегу, угрюмом и недоступном? Допустим, что его шлюпка разбилась и он спасся вплавь, но в таком случае как он мог захватить с собой парусиновый мешок? Разве можно доплыть до берега в тяжелых сапогах и с такой нагрузкой? Да и на сапогах у него не было обычных белых пятен от высохшей соленой воды. Следовательно он нашел где-то безопасное место для высадки, вытащил на берег шлюпку и пошел искать убежище на ночь. Набрел на разрушенный домик, перед сном выпил бутылку рому. Тут его и хватил кандрашка. Мертвого, его и сожрали лупоглазые чудовища.

Проверил свою догадку: вынул из мешка нож и часы. И намека нет на влажность или ржавчину. От радости я готов был кричать «ура». Я обшарю на острове все берега, но шлюпку найду во что бы то ни стало. Ведь на ней я могу выйти в открытое море и встретиться с «Кронштадтом»!

Успокоившись, я начал рассуждать систематически. Во-первых, никто на борту парохода не знает о смерти Трофимыча и ищут нас обоих, хотя капитан надеется встретить одного только боцмана. Во-вторых, шлюпка вытащена где-то на берег. В-третьих, гудки «Кронштадта» может быть указывают то место, где находится шлюпка. Но почему в таком случае никто из команды не показывается на острове? Если боцман мог пробраться на остров, то почему не могут остальные?

Голова опять кругом пошла от всех этих предположений. Остановился на одном: я должен отыскать спасительную шлюпку. Однако, одно дело знать, что шлюпка находится в безопасном месте, и совсем другое — найти ее.

Вдруг я вскочил на ноги, озаренный счастливой мыслью: если боцман добрался до покинутого селения, то мне нужно только отыскать его следы и итти в обратном направлении.

Оглядываюсь, чтобы начать свои поиски. За хижинами начинался крутой под'ем, заканчивавшийся такими отвесными скалами, одолеть которые мог бы разве горный козел. Не двинуться ли мне вверх по широкому ручью, который должен был проложить себе в горах более отлогое русло? Не прошел я ста шагов, как на свежем обвале горы заметил отчетливые следы сапог, направлявшиеся к селению. Я встал на следы сапогами и убедился, что боцман прошел здесь.

Скоро я очутился в узком проходе, по которому шумным водопадом несся с гор ручей. Начался крутой мучительный под'ем. Уходили последние силы, когда выбрался, наконец, на ровное место. И здесь, среди густо разросшихся бобовых растений я снова увидел на песке знакомые следы.

Раскаленные солнцем скалы превратили ущелье в жаркую душную печь. Обливался потом и часто останавливался, чтобы глотнуть воды или намочить себе грудь и голову. Так добрался до истоков ручья, который бурливо вырывался из подошвы скалы. Наполнил свой термос, в чем был выкупался в ручье и, бросив прощальный взгляд на своего шумного проводника, пошел новым ущельем на новые мученья.

Прошел какой-нибудь час, в термосе исчезла последняя капля, а я стоял перед отвесным утесом, который загородил весь проход. Готов был в полном отчаянии повернуть обратно, когда заметил на мягкой почве путеводные следы. Подумал: если возможен был спуск, то почему же невозможен подъем? Четкая линия следов довела меня до места, где преградивший мне дорогу утес сходился под острым углом с одной стороной ущелья. Здесь я и начал карабкаться вверх, пользуясь ямками и выступами на обеих поверхностях, когда же перелез наконец через верхний край утеса, мои силы были окончательно надорваны.

Тяжелая борьба не осталась без щедрой награды. Когда поднялся на ноги и огляделся, едва мог поверить своим глазам. Природа преобразилась словно по мановению волшебной палочки. Вместо голых скал и ущелий передо мной расстилалась гладкая равнина, покрытая яркой богатой растительностью. Красноватая почва была затянута густой травой и кустарником. Всюду — цветы и группы похожего на пальмы папоротника, широко раскинувшего кружевные листья.

Я набрел вскоре на маленькое озеро с необычайно чистой прозрачной водой, Утолил свою жажду и опустил в воду термос, когда на противоположном берегу неожиданно появился кабан. В поисках места для водопоя он сначала меня не заметил, но одно мое случайное движение привлекло его внимание, и он уставился на меня с таким изумлением, на какое только способна была его свиная морда. Маленькие свирепые гляделки расширились доотказа, а щетинистый загривок так вздыбился, что я рад был отделявшему нас друг от друга озеру. Целую минуту он не сводил с меня глаз, но потом очевидно решил, что я не заслуживаю его внимания, и принялся с громким сопеньем наливаться водой. Появление кабана заставило меня присмотреться к следам, оставленным на тенистом берегу озера. Здесь было множество отпечатков козьих копыт, а в одном месте следы принадлежали повидимому большой кошке.

Все время я помнил, однако, о своей прямой цели, а потому не замешкался в этом роскошном саду, который портили вонючие гнезда неуклюжих бакланов и множество высверленных крабами дыр.

Ровным и легким шагом я шел по следам уже около часа, когда отлогая равнина неожиданно уперлась в груду высоких скал. И только в одном месте узкий проход круто спускался гигантской каменной лестницей. Тяжело мне было расставаться с зеленым плоскогорьем и еще раз отдавать себя безжалостному солнцу. Но страхи мои оказались напрасными. Проход становился все шире и шире. Еще один поворот направо, и я увидел синюю гладь океана.

Радостным криком приветствовал я мощные волны прилива, с грохотом налетавшие на каменистый берег и ослепительной пеной окутывавшие подножья скал. Неистовый натиск огромных валов только в одном месте сдерживался диковинным сооружением природы — узким длинным рифом, который вытянулся кривой линией и, подобно крошечному молу, защищал от напиравших волн маленькую гавань. Высоко взлетали брызги над этой преградой, но не они заставили меня замереть на месте с остановившимся от радости дыханием, а вытащенная на берег шлюпка.

Понесся вниз такими огромными прыжками, что едва не поскользнулся и не полетел с крутого откоса. Пришлось взять себя в руки, чтобы не очутиться у желанного места с переломленными ребрами. Бежал и тревожно думал, цела ли шлюпка. Но когда добежал до нее, достаточно было одного беглого взгляда, чтобы убедиться в ее полной сохранности.

Все оказалось в полном порядке, и тогда только, успокоенный, я снова выпрыгнул на берег и закрепил якорь на прежнем месте, в узкой расселине огромного камня.

Наконец удосужился заглянуть и в кормовой ящик, где нашел не только сухари, но еще ветчину и кусок сыра. С остервенением принялся я их уничтожать.

Наевшись, я кулем свалился на дно шлюпки и мигом заснул.

XII. Снова на борту.

Проснулся уже в сумерках. Серое небо, однообразный шум прибоя. Лениво поднялся, позевывая, и взглянул на море.

Мой зевок внезапно оборвался, и я остался с открытым ртом. На свинцовой пелене моря, прямо против меня стоял «Кронштадт». Я так и замер на месте, а потом принялся кричать и плясать в диком восторге.

Опомнившись, я начал обдумывать план возвращения на судно. Капитан и его прихвостни не должны знать о моем спасении. Мне надо подождать темноты и потихоньку незаметно пробраться на шлюпке к пароходу. На счастье, море несколько успокоилось.

Я втащил в шлюпку несколько увесистых камней, затем проковырял в днище ножом дыру, плотно заткнул ее обернутым в кусок рубахи деревянным клином и радостно оттолкнулся от проклятого острова.