Виктор Кожемяко - Время борьбы
Свободного времени у сельских жителей не было.
Наш народ всегда отличался трудолюбием. Жизненные условия заставляли крестьянина в поте лица трудиться круглый год. Причем все работы – вручную. Особенно тяжелы пахота сохой, косьба травы на лугах, молотьба цепами, жатва серпом на полосе в поле.
Трудно перечислить все виды нелегких работ в тогдашнем селе.
Для средней крестьянской семьи ежегодно требовалось на своем самодельном станке выработать более сотни метров ткани. Делали ткани шерстяные, льняные, посконные. Работа за станком была напряженная, утомительная для женщин.
Выше уже упоминалось об антисанитарных условиях деревенской избы.
Для предупреждения заболеваний нужно было соблюдать хотя бы самые простые санитарные правила. К ним можно отнести мойку белья. Мыла тогда в деревне не применяли, так как и в продаже мыло редко встречалось. И женщины в качестве моющих средств применяли древесную золу. Делали это по такой технологии.
В высокую кадушку без дна (жлукто) загружали грязное белье, пересыпая его золой. Потом сверху несколько раз вливали кипящую воду и укрывали для прогревания всей массы белья. Так белье держали несколько часов, потом вынимали его и несли к проруби на пруду и там полоскали и еще колотили так называемым праником для лучшего промывания: «прали платье».
Удивительно выносливы и терпеливы на такой работе женщины! Зимой в лютый мороз они стоят у проруби на льду, а ноги в лаптях и в ледяной воде. Рядом с прорубью горит костер. Через несколько минут работница подходит к костру и греет промокшие ноги на огне. Потом опять с праником моет белье.
Вымытое и высушенное на морозе требовалось гладить, но утюгов в деревне совсем не было. Издавна в домашнем хозяйстве применялись самодельные инструменты. Для глаженья, вернее, для выпрямления или смягчения белья, применялись так называемые качалки. Деревянные палки, одна из них круглая, гладкая, другая немного выгнутая в середине с нарезанными на ней зубцами. Называли их – круглая качалка и зубчатая качалка. На круглую качалку наматывали белье и зубчатой качалкой катали этот свиток, покрепче прижимая к твердой поверхности скамейки или доски. После такой операции считалась законченной мойка белья.
На нижнем белье можно было увидеть пуговицы самодельные, сделанные из простых белых ниток.
Фабричные пуговицы были редкостью, так как покупка их требовала затраты денег. Это считалось роскошью.
Вспоминается мне пахота с сохой в поле. Была у нас рыжая лошадь – мерин. Старый, но упрямый конь. В упряжи непрерывно хлещешь его кнутом, управляешь вожжами. Сам устанешь не менее коня.
Запрягли рыжего в соху. А соха деревянная, очень тяжелая. А я – пахарь по природе слабосильный, маломощный. Да и по возрасту был еще недоросток. Вот около этой гигантской сохи мне и пришлось посоревноваться в силах с моим рыжим конем. Мерин потянет соху, я пытаюсь управлять ею, а соха бороздит в бок. Борозда получается кривая, мелкая. Я сильнее напрягаюсь, запускаю лемехи глубже, а рыжий тянет дальше. Наконец соха дает рывок в сторону, и я, как сноп, падаю на землю.
«Раззудись плечо, размахнись рука!» Косовица трав. Красиво воспел Кольцов в своих стихах труд косарей! Оно и действительно красиво, прекрасно, если наблюдать со стороны. И совсем другое самочувствие, когда малорослым и малосильным сам возьмешь косу в руки и начнешь ею косить.
Если косишь один, то тут еще никто не торопит, никто не поругает за порчу травы. А вот в коллективе косарей проходит взрослый человек свой ряд впереди, а ты, мальчишка, должен не отставать от него. А сзади тебя режет свой ряд третий косарь. Отстанешь – коса заднего косаря заденет за твою ногу, тогда – беда. Между двух огней, а ряд должен быть чисто скошенным, иначе – брак, потеря укоса и некрасивый вид.
А вообще поэт художественно изобразил труд земледельца на сенокосе.
Покритикуем еще одного малолетнего трудягу на молотьбе. Хорошо трудиться на молотьбе машинной, механической. Там машина тянет. А вот в то далекое время машин-молотилок в деревне еще не было. Молотили цепами вручную. Работенка тоже была и веселая, и нелегкая, и непроизводительная.
Собранные на сжатой полосе снопы сушили в гумне на овине. Потом на току раскладывали их в ровные ряды – колосьями в одну сторону, комлями в другую. Несколько человек – два, три, четыре или пять рабочих – брали в руки цепы, становились каждый на свое место на ряде снопов и начинали колотить цепами по колосьям. Если удары делать произвольно, беспорядочно, то получится хаос. Рабочие быстро устают, и молотьба прекратится сама собой.
При правильной организации работы удары цепов ритмично издают звонкие звуки, и создается веселое, бодрое настроение.
Но у каждого работника с цепом должен быть запас физической силы на весь ряд, до конца. Иначе получится перерыв у всего коллектива. Словом, слабому работнику не под силу ручная молотьба с цепом в руках.
Несколько свободнее время наступало зимой. Но и зимних забот и хлопот по хозяйству было очень много. Мужчины ухаживают за скотом. Перевозят корма. Заготавливают в лесу дрова и возят домой. Заготавливают лучину. Плетут лапти. Женщины работают со скотом и по хозяйству. Но главные работы зимой у женщин – изготовление пряжи и ткацкое дело, производство полотна для одежды.
В праздничные зимние вечера молодые развлекаются на посиделках.
Религиозные обряды в деревне соблюдались всеми жителями. Ходили в церковь.
Обрядам и обычаям придавалось важное значение. Аккуратно справлялись крестины, свадьбы, именины, поминки. Отмечались трудовые праздничные дни по случаю окончания важнейших сезонных полевых работ – обжинки, оббирки, обкоски, обивки и другие.
В такие дни полагалось лучшее угощение. Резали петуха, утку. Давали сладкое, иногда и выпивали бутылку водки.
А как прежде обстояло дело с пьянством?
Совсем непьющих – трезвенников – в деревне не было.
Каждый труженик охотно выпьет сотку, а то и полбутылки водки в любое время при удобном случае, если ему поднесут. Другое дело, если водку нужно купить, а потом выпивать. В каждом крупном селе были так называемые монопольки, то есть государственные лавки по продаже водки. Цена на водку была невысокая. Кроме казенных лавок, в каждой деревне был шинок по продаже водки. Содержали шинки обычно евреи-спекулянты. В таких местах цены на водку были выше.
В общем, водки было много, купить ее в любое время и в любом количестве было легко и доступно. И, несмотря на это, пьянство и алкоголизм в деревне не имели массового распространения. Даже не слыхали в то время, что пьяницу нужно лечить. Не знали таких явлений в сельской жизни. Конечно, были большие семейные праздники, свадьбы, религиозные праздники, когда много пили водки и немало было пьяных драк. Но проходил шумный праздник, наступал трудовой день – и все труженики на своих трудовых местах. Пашут, сеют, косят, молотят, как будто никакой пьянки и не было. Только у некоторых гуляк шишки на головах.
В нашей Александровке у еврея Лейбы тоже содержался шинок. По вечерам там собирались любители выпить и погулять. Вступали в состязания по выпивке, по физической силе и ловкости, кроме того, сводили счеты один сильный род с другим.
Собирались с одного сильного рода все мужчины – деды, отцы, внуки против другой, враждебной, семьи. Разгоралась драка. Пускались в ход стулья, скамейки и металлические предметы. Искалеченных гуляк тащили на отдых домой. Все расходились по домам.
Однажды к празднику на пасху пришли домой шахтеры из местных, работавшие на шахтах. Их оказалось около десяти человек. Для нас, мальчишек, в то время это было невиданное зрелище. Все парни стройные, красивые. Одеты совсем по-городскому. Все в сапогах с блестящими «бутылками» (голенищами). А некоторые даже в ботинках с блестящими на них галошами. Брюки на шахтерах синие, полосатые и других цветов. Особенно красивые были на них рубашки. Алые, синие, зеленые, красные атласные и другие. Пуговицы длинными рядами на косоворотках.
Мы были в восторге от такого зрелища!
Народ толпился вокруг шахтеров, все любовались их молодой красивой выправкой, их пестрой красивой городской одеждой.
Вечером все они собрались в шинке у Лейбы. Начались сначала мирные выпивки. Потом разговоры стали громче, перешли на ругань, разгорелась драка. Пустые бутылки летали по головам. Потом грохнула и разбилась бутылка с карболовой кислотой. Брызги ядовитой кислоты посыпались на головы, на рубашки и по всей одежде. В панике люди начали разбегаться по домам. Шахтеры, выбившись из сил и изуродованные кислотой, тоже брели в разные стороны.
Зрелище, прежде красивое, приняло ужасный вид. Рубашки от карболки распадались на клочья до самого тела. Брюки и сапоги – с дырками от ожогов. На головах – раны. С ужасом мы разбегались по домам.
Оказывается, шахтеры еще на работе накопили вражду друг против друга. Причины у них были разные. И вот, возвратившись домой, в разгуле начали сводить счеты между собой.
