Константин Воронков - Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров
Что такое избирательная кампания? Это очень сумбурная деятельность в сжатые сроки, когда нужно мобилизовать огромное количество людей и решить кучу проблем. Было и сложно, и интересно. Мы соревновались и с другими регионами внутри партии, потому что боялись показать худший результат, чем они. Но когда выборы прошли, выяснилось, что другие регионы в конкуренции не участвовали, а просто украли деньги. В общем, в России так и происходят все избирательные кампании. Задача любого штаба – сразу украсть все деньги. Выборы пройдут, никто ни за что не спросит; твое начальство точно так же ворует, только больше.
У нас был единственный регион, который улучшил свои показатели по сравнению с предыдущими выборами, – мы набрали более 10 %. Были регионы для „Яблока“ куда более перспективные, например, Питер. Везде был абсолютный провал. Помню, как в ночь выборов считают-считают, показатель „Яблока“ по стране дошел до 4,6 % и расти перестал. А мы уже в особняке партии на Пятницкой отмечаем победу. В 6 утра я поехал домой и был уверен, что проснусь и узнаю, что мы преодолели проходной барьер.
Когда я проснулся, у нас так и оставалось 4,6 %. В это было крайне сложно поверить. Я был даже не столько разочарован, сколько взбешен. Мы-то отработали нормально! Если бы остальные хоть что-то потратили на работу, „Яблоко“ бы прошло.
С другой стороны, такой подход к делу считался в партии нормальным. Задачи проведения реальной кампании перед этими людьми никогда не ставилось: проведешь – молодец, нет – так от тебя этого никто и не ждал. Там все решения принимает Явлинский, а он не верит в политтехнологии и избирательные кампании. Он верит только в некие договоренности, что нужно прийти и договориться, чтобы тебя пропустили. И еще он верит в свои выступления по телевизору. Он считает, что все остальные только мешают. Отчасти так оно и есть. Точнее, так оно и было. Все люди, которые голосовали за „Яблоко“, голосовали конкретно за Явлинского. Им нужен был Явлинский, выступающий по телевизору, и больше ничего. Все остальное он считал пустой тратой денег. Это прекрасно работало в 1990-е. Он был очень популярен. И немного это еще работало даже в 99-м году. Но в 2003-м это не сработало, а дальше уже работало в минус. Каждый должен понять, что нельзя оставаться столько времени распрекрасным и перспективным, ничего не делая, когда ты уже отметился везде по двадцать раз и не можешь сказать ничего нового.
С того момента и началось это отвратительное вранье, что „Яблоко“ никуда не проходит из-за фальсификаций. Оно тогда действительно не прошло, потому что не набрало 5 %. И это вранье с тех пор повторяется на всех выборах: „У нас украли победу! Мы набрали 20, а нам оставили 2 %. Мы набрали 10, а нам оставили 1 %. Мы набрали не меньше 12, а нам оставили 0,5 %!“ А на самом деле, все так и есть – вот столько вы и набрали. Они все были депутатами Госдумы и думали, что так будет всегда и можно в жизни больше ничего не делать. Потом они еще по инерции пару лет надували щеки, а сейчас это просто политическая шантрапа…»
Поражение на выборах, как ни странно, имело и положительную сторону: многие партийные функционеры были деморализованы и не готовы к работе в новых условиях, и это давало «яблочной» молодежи шанс показать себя. В партии образовалась достаточно автономная фракция, объединившая наиболее активных единомышленников, которые не хотели, чтобы их и дальше воспринимали как клуб молодых интеллигентов, они хотели действия. Илья Яшин вспоминает последовавшие пару лет как очень веселые: без оглядки на старших они придумывали акции и сами их проводили.
Это было отнюдь не махание флагами на набережной Тараса Шевченко: когда однажды митинг не разрешили, они забрались в кузов грузовика и митинговали оттуда; в другой раз они облили краской барельеф Юрия Андропова, незадолго до того повешенный на здании ФСБ (последствия, правда, были не очень веселыми – по словам Яшина, их товарищей не просто задержали, но и били). Они даже вопреки установкам партии участвовали в «Маршах несогласных», про которые Григорий Явлинский сказал, что «идеологическое и политическое содержание этих акций неприемлемо для „Яблока"».
Поначалу Алексей не решался выходить на первый план, то ли стеснялся, то ли полагал, что есть более заслуженные и достойные. Но постепенно он начал играть самостоятельную политическую роль и брать на себя политическую ответственность. Во многом благодаря его энергии в 2005 году стало возможно объединение «Яблока» и СПС на выборах в Мосгордуму: этого объединения не очень хотели в СПС, и взаимной симпатии со стороны «Яблока» тоже не было: Явлинский относился к этим коллегам по либеральному лагерю даже хуже, чем к коммунистам. Навальному пришлось взять на себя не только организационные вопросы: политическое лавирование и «разруливание» вышло тогда на первое место. В обеих партиях мало кто верил в успех, но вместе они преодолели 10 %-й проходной барьер и получили в московском парламенте три места из тридцати пяти. Многие даже надеялись, что долгосрочный союз либералов наконец состоится, но история распорядилась иначе, дальше общего списка дело не пошло.
Из беседы с Алексеем Навальным:«…После выборов 2003 года очень много людей из партии ушло. Но мои ценности и система координат оставались прежними, проигрыш или выигрыш на это не очень влияли. Из партии я уходить не собирался. К тому же впереди были очень важные выборы – в Московскую городскую думу. И тогда, и сейчас депутат Мосгордумы круче, чем депутат Госдумы. Мы занимались выборами, занимались Москвой, которую я хорошо знаю, и в Москве у „Яблока“ были сильные позиции.
Именно тогда я получил первый опыт такой гражданско-политической борьбы. Это был „Комитет защиты москвичей“ – организация, которую мы создали для борьбы с уплотнительной застройкой. В 2004–2005 годах Лужков запланировал на месте каждой песочницы построить дом. Это была колоссальная проблема. У меня самого под окнами что-то строили. Получилось все как всегда само по себе. В партию приходили люди, жаловались. Мы раз сходили к ним на митинг, другой раз помогли, написали какие-то запросы и увидели, насколько эти практические действия были полезны как людям, так и партии. Огромное количество людей мобилизовано, у всех падает стоимость квартир. Возникла идея объединить эти разрозненные инициативные группы в „Комитет защиты москвичей“. Я стал его исполнительным секретарем. Митрохин был председателем, он больше выполнял политическую функцию, а я занимался практической работой: юридической помощью, ездил на митинги, приглашал прессу. Думаю, это была самая большая общественная организация в Москве, занимавшаяся реальной работой. Это была супермуторная работа. Но потому она и была успешна – потому что это была работа.
„Комитет защиты москвичей“ давал реальную отдачу людям. Ко мне постоянно приезжали СМИ, для которых я что-то комментировал. Это позволяло „Яблоку“, когда пресса уже была закрыта, в ней все-таки появляться. Мы чувствовали, что нас боятся: мы действительно создавали проблемы этой коррумпированной лужковской власти. Это была настоящая политическая деятельность. Но, повторю, это было очень тяжело, и физически, и организационно. В сто раз тяжелее, чем позже „РосПил“ и другие вещи. Это была работа с людьми, очень разными, у каждого из которых своя правда. Аргументы их, как правило, были полной ерундой, но мы понимали, что стройка все равно незаконная, и должны были все обосновывать с самого начала. Все это было бы невозможно без Митрохина и его энергии. Он тогда не был лидером партии, но фактически уже тащил ее на себе. В результате всей этой работы он стал депутатом Мосгордумы, мы отменили несколько строек. Конечно, в большинстве случаев побеждала власть, потому что у нее было невозможно выиграть в суде. Но мы и котлованы засыпали, и заборы сносили, и работать им не давали…»
NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:
Пришла на приём инициативная группа. Ул. Генерала Глаголева. Уж на что я привык слушать про «строительные шалости» наших властей, но всё равно сидел, слушал и офигевал. Автосалон решил расширить территорию за счёт сквера. Дважды подавали документы на разрешение. Дважды им отказывали из-за того, что сквер, и растут деревья. И они нашли выход. Во двор внезапно приезжают чуваки из НПО «Радон», объявляют, что сквер радиоактивный. Ломают детскую площадку. Огораживают сквер забором. И начинают пилить деревья. Называется всё это «работы по дезактивации».
Из беседы с Алексеем Навальным:«…С „Комитета защиты москвичей“ началось то, чем я занимаюсь сейчас: не абстрактной идеологией, а беру конкретную проблему и в процессе ее решения придаю ей политическое звучание. Я ничего не притягиваю за уши, а просто, сказав „а“, я говорю „б“: если в вашем дворе незаконно строится дом, он строится потому, что какие-то жулики заплатили взятку в мэрии. И никто вам не помогает – ни „Единая Россия“, ни остальные. А мы, партия „Яблоко“, вам помогаем. Мы боремся против коррупции, против строительства дома, против этих конкретных людей, создавших всю эту систему. Здесь море политики и идеологии: голосуя за нас и голосуя против них, вы можете сохранить свою детскую площадку. И это ровно так и есть. В этом и есть правда. Разговоры про то, что не нужно политизировать проблемы, привели к тому, что все эти школьные стадионы застроили. Вся несправедливость, коррупция в городском хозяйстве – это политическая проблема…»
