Владимир Корнилов - Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

Из приведенных диаграмм (см. цвета, вкладку, стр. 1), составленных Д. Корниловым по данным первого тома книги «Юзовка и революция» Т. Фридгута, видно, как стремительно росло еврейское население Юзовки вплоть до «холерных погромов» 1892 года. К этому периоду их доля достигала уже почти трети. Евреи приезжали в Юзовку и другие города Екатеринославской губернии в поисках лучшей жизни и оседали там, поскольку дальше им было нельзя — по реке Кальмиус проходила та самая пресловутая «черта оседлости». К 1917 году в Юзовке проживало 9934 еврея (для сравнения: жителей, причислявших себя к малороссам, проживало 7086 чел.)[46].

Похожая картина наблюдалась практически во всех промышленных городах Юга, относящихся к Екатеринославской губернии, — дело в том, что евреям довольно долго разрешено было селиться лишь в городах и «местечках» — Оболенский — Осинский называл этот процесс «насильственной урбанизацией». Можно себе представить шок жителей и работодателей Юзовки, к примеру, когда результатом войны с земствами стало решение губернских властей о том, что данный поселок… не является «местечком». Данное, казалось бы, сугубо бюрократическое решение привело к тому, что почти все местные евреи (то есть треть населения поселка!) подлежали немедленной высылке из Юзовки. «Юзовское бедствие было угрожающим», — вспоминает юрист Слиозберг. Только вмешательство российского Сената остановило процесс, который больно бил по развитию экономики Донбасса. Сенат решил, что Юзовка «по характеру своему является городским поселением», что было выходом из ситуации для всех[47].

Однако этот разовый случай не решал этнические и демографические проблемы региона в целом. Некоторые города евреи были вынуждены покинуть — например, в 1899 г. они были изгнаны из Ростова — на — Дону и Таганрога[48].

А ведь среди преимущественно русских предпринимателей, создававших угольный бизнес на Юге, было немало и евреев по происхождению — к примеру, Исаак и Абрам Уманские, А. Шеерман и др.[49]. И хотя для бизнесменов ограничений на передвижение и за «чертой оседлости» официально не существовало, бытовые проблемы (в частности, связанные с родственниками и наемными работниками) не могли не отразиться на них.

Постоянный рост промышленного производства, открытие новых рудников и заводов порождали неминуемую нехватку рабочей силы в индустриальных регионах. И хотя основную массу рабочих Донбасса составляли этнические русские, работодатели (особенно европейские), лишенные каких бы то ни было предрассудков, с удовольствием нанимали и малороссов, и евреев, и даже китайцев на свои предприятия — то ли в качестве рабочих, то ли в качестве конторских служащих. А как уже было сказано выше, иногда одно и то же предприятие имело свои цеха и структуры и в пределах Екатеринославской губернии, и в Области Войска Донского (особенно ярко это проявилось в Юзовке и Макеевке, ныне давно сросшихся). В этом случае «черта оседлости» создавала дополнительные трудности как для работодателей, так и для наемной силы.

Конечно, как отмечал в своих записках маркиз А. де Кюстин, «в России суровость законов компенсируется их неисполнением». Поэтому евреи правдами и неправдами проникали и за «черту оседлости», пользуясь и исключениями в правилах, и взятками. По данным Оболенского, в 1897 г. 6 % евреев Российской империи жили за пределами «черты оседлости»[50]. К примеру, нарком Донецко-Криворожской республики Моисей Рухимович родился в 1889 г. в еврейской семье в слободе Кагальник Области Войска Донского, где надзор за соблюдением правил относительно поселения евреев был особенно строгим.

Излишней крайностью было бы утверждать, что лишь наличие «черты оседлости» привело к революции (а есть и такие утверждения: «Существует такая точка зрения, что, если бы в ходе реформ 1861–1863 годов была разрушена черта оседлости, все в нашей истории пошло бы по — другому… отмени Александр II черту оседлости — и не было бы Бунда или троцкизма!»[51]). Однако в любом случае наличие этих ограничений было сдерживающим фактором для работодателей и серьезно тормозило свободное развитие промышленности.

Именно поэтому на протяжении всех лет своего существования ССГЮР требовал административных реформ, в том числе административно — территориальных. В своих рекомендациях правительству (порой составленных довольно жестко) горнопромышленники постепенно переходили от чисто экономических требований к политическим. Совет съездов добивался расширения представительства в органах местной власти и перераспределения функций земств. Постепенно к 1917 г. промышленники довольно четко сформулировали ставший вскоре расхожим тезис о необходимости административного объединения промышленного Донбасса в одну административную единицу. Даже современные украинские исследователи вынуждены признать, что в 1917 г. инициатива о взятии полноты власти в масштабах Донецко-Криворожского бассейна принадлежала именно буржуазии, а не пролетариату или «отдельно взятому» Артему[52]. Как мы увидим ниже, этот тезис, фразы об «экономической неделимости» бассейна постепенно завладели массами и стали использоваться и левыми, и правыми.

Однако власти постоянно тянули с реформами. «Реакция власти была прохладной, несмотря на то что она перестала полностью отвергать апелляции ассоциации, — пишет Фридгут. — …Она отрицала необходимость любого радикального структурного реформирования… Пять лет апелляций фактически не принесли никакого результата»[53].

Значительную лепту в усиление роли Совета съездов горнопромышленников Юга России и в развитие экономики Донбасса внес еще один харьковец, преемник Авдакова — Николай Федорович фон Дитмар. В 1893 г., когда это имя впервые возникло в списках участников съезда ССГЮР, Дитмар числился еще даже не владельцем бизнеса, а горным инженером, без организационной привязки. Фридгут его характеризует следующим образом: «Хотя манера речи обозначала его как сильную личность и язвительного аналитика, нельзя сказать, что фон Дитмар вел организацию к институализации новой политики. Он был образцовым лидером, поддерживающим консенсус, улавливающим дух собрания и решительно пододвигающим свою точку зрения властям»[54]. Авдаков, не оставляя неформальное лидерство в ССГЮР, в 1906 г. сосредоточился на работе в Петербурге, передав оргработу в Совете своему земляку фон Дитмару. И именно тому удалось сделать ССГЮР структурой не только влиятельного экономического, но и политического лобби.

В своих речах он постоянно подчеркивал свой русский патриотизм. Вообще, предприниматели Юга России, вне зависимости от их этнической принадлежности, всегда были «демонстративно российскими». Вместе с тем, Сюзан МакКаффри пишет: «Южные инженеры — менеджеры всегда гордились тем, что в этническом происхождении они были гораздо менее однородны, чем другие. Отдаленные от финансовых и политических центров, южане развивали глубокое региональное самосознание… Конечно же, Южная Ассоциация была лояльной и патриотичной»[55].

Родился 10 (22) мая 1865 г. в Санкт — Петербурге. Немец православного вероисповедания, из эзельской ветви дворянского рода Дитмаров. Политические взгляды — октябрист.

По специальности — горный инженер. В 1893 г. начал свое дело в Харькове, создав мастерскую для изготовления буровых инструментов (ныне — Харьковский машиностроительный завод «Свет шахтера»). С 1893 г. активно работал с ССГЮР, формально возглавив его в 1905 г.

25 октября 1907 г. избран членом Госсовета Российской империи. К 1917 г. практически все важнейшие решения государственной власти в области экономики решались исключительно при участии фон Дитмара. Был блестящим оратором и организатором. Троцкий называл его «вождем тяжелой промышленности России».

Активный участник антибольшевистского движения после 1917 г. Пытался организовать диалог между Деникиным и Скоропадским. В 1919 г. возглавил Комитет крупной буржуазии Донбасса в Ростове — на — Дону по содействию армии генерала Деникина.

Умер от тифа 5 июля 1919 г. в Харькове.

Газета «Южный край» сообщала об общественной инициативе соорудить в память о фон Дитмаре музей угольной промышленности в Харькове. Инициатива не была реализована. Ныне в память о фон Дитмаре нет даже мемориальной доски.

Многие члены Совета и, вообще, донецкие инженеры и служащие состояли в партии октябристов, а некоторые — даже в черносотенном «Союзе русского народа». Фон Дитмар убедил своих коллег поддержать октябрьский манифест 1905 г. и призвать правительство к «радикальным реформам». А после начала Первой мировой войны русский патриотизм фон Дитмара, явно испытывавшего комплекс в связи со своими немецкими корнями, стал особенно демонстративным.