Игорь Бунич - Хроника чеченской бойни и шесть дней в Буденновске
Фальшивые банковские авизо, оффшорные компании, стремительное движение черных капиталов через фиктивные фирмы и банки в Москве, в Сибири, на Кипре, в Стамбуле сверх-свободная экономическая зона с вполне естественным криминальным оттенком, потому что иначе не бывает, поскольку в отличие от Швейцарии, Чечня со всех сторон была окружена огромной уголовной зоной, именуемой Российской Федерацией.
Недаром даже один из отцов «перестройки» Александр Яковлев, отвечая на вопрос корреспондента, что, по его мнению, принесла перестройка народам бывшего СССР, ответил: «Раньше мы жили в политической зоне, сейчас живём в уголовной». Возможно, в этих словах и было какое-то преувеличение, но уже никак не гротеск.
Многочисленные фирмы и банки, занимающиеся торговлей оружием, редкоземельными металлами, нефтью и газом, почти не стесняясь, занимались торговлей наркотиками, ибо ничего выгоднее придумать было невозможно в стране с развалившейся экономикой, когда на вложенный доллар быстро можно было получить тысячу, — послать эти деньги, скажем, в «Кубанский банк» Николая Егорова, купить на них 30 установок «Град» и 50 боевых машин пехоты в Челябинске, отправить их в Чечню, перепродать Казахстану, взяв с него обязательства осуществлять поставки своего алюминия не иначе, чем через фирму «ТСС», зарегистрированную в Монако, но управляемую из Одессы мощнейшей международной корпорацией «Транс ворлд металле».
За событиями, творящимися на территории своего «Лесото» всё с меньшим удовольствием следили из Кремля, испытывая смешанное чувство зависти и собственного бессилия както на эти события повлиять. Тем более, что эти события происходили на фоне всё усиливающегося наступления воинственного исламизма, волны которого уже захлёстывали Ставропольский и Краснодарский края. Тревожным эхом отдавалась и продолжающаяся Афганская война, переместившаяся с предгорья Памира по всей линии бывшей границы Советского Союза, где истекали кровью российские солдаты.
С ещё меньшим удовольствием и с гораздо большей завистью за событиями в Чечне следили из разных столиц, которые вполне можно было бы назвать братскими, если бы не специфика межнациональных отношений, существовавшая на территории рухнувшей коммунистической империи. В Казани президент Шаймиев (бывший 1- й секретарь ЦК компартии Татарстана), откровенно говоря, планировал именно для Татарии то, что происходило в Чечне, но у него не было свободно-авантюрного полёта мысли генерала Дудаева, поскольку Шамиев никогда не был лётчиком, а как профессиональный партаппаратчик не решался идти на обострения со своими старыми друзьями из ЦК КПСС, хорошо зная их повадки по собственному опыту. А потому, задавая себе вполне резонный вопрос: «Почему Чечне можно, а Татарстану нельзя?», президент Шамиев всякий раз получал ответ:
«Чечня столь же неотъемлемая часть России, что и Татарстан».
Однако, все подобные утверждения звучали скорее как выражение частного мнения тех, кто их высказывал, вроде изгнанного из Чечни Доку Завгаева, чем выражением твердой государственной политики. И тот же Шамиев, которому было предложено тихо и мирно присоединиться к международным аферам с нефтью и газом, узел которых всё туже затягивался в Грозном, искренне не мог понять, почему ему члену всесильной касты партократов, затеявших перестройку исключительно для укрепления собственной власти и богатства, нельзя то, что можно какомуто безродному генералу, о котором всего три года назад никто решительно не знал. И хотя Шаймиев был тоже (хотя ещё в меньшей степени) мусульманин, как и Дудаев, и более того он за эти годы сподобился совершить Хадж в Мекку вместе с бывшим 1-м секретарём Кемеровского обкома КПСС Тулеёвым, ислама президент суверенного Татарстана боялся не меньше, чем частей российской армии, расквартированных на его суверенной территории. А поэтому не понимал (а, возможно, и не знал) тех обязательств, которые принял на себя генерал Дудаев в обмен на все те привилегии, вытекающие из провозглашения им независимости республики Ичкерия — служить наконечником московского копья в регионе.
После победоносного завершения операций в Абхазии армии генерала Дудаева не представлялось удобного случая ещё как-то себя проявить, поскольку взятие Сухуми отрядами Шамиля Басаева явилось для многих (если не для всех) весьма предметным уроком. На Дудаева с вожделением смотрели не только его естественные союзники в так называемой «Конфедерации горских народов Кавказа», но, казалось бы, и естественные противники из числа возрождающихся кубанских, терских и прочих казаков, мучительно и долго проходящих стадию бутафорской декоративности. А ведь всем хорошо известно, что горский сепаратизм и в сравнение не идёт с казачьим сепаратизмом, потрясающим Россию в течение почти всей её истории с тех времен, когда за Тереком ещё не было ни одной христианской души…
Вскоре, однако, Москва поручила генералу Дудаеву выполнить очередное деликатное задание.
Обстановка на обломках развалившейся империи менялась с каждой секундой как в финальной стадии сражения при Ватерлоо.
Если обозреть все потери Москвы после развала Советского Союза, то, несомненно, самой болезненной потерей следует признать потерю контроля над Азербайджанской нефтью. Это было тем более обидно, что весь мощный нефтехимический комплекс в Азербайджане был поднят с нулевого цикла, создан и развернут именно Россией при весьма скромном участии местного населения, которое, кроме всего прочего, за счёт Москвы обучалось в нефтяных ВУЗах. Поэтому, когда в 1990 году ещё советская армия брала штурмом Баку в её нервозном поведении, выразившимся в бесконтрольной стрельбе по всему, что шевелится, чувствовалась тревога Москвы за своё главное богатство на базе которого все московские вожди от Сталина до Андропова надеялись добраться до коммунистического завтра.
Находящаяся при смерти КПСС, судорожно пытающаяся своими слабеющими руками (и мозгами) удержать свои несметные богатства, в результате потеряла контроль над обстановкой практически везде, включая, естественно, и Азербайджан, где был свергнут и бежал в Москву кремлёвский ставленник Муталибов.
К власти в Баку пришёл Народный фронт во главе со «свободно избранным президентом» Эльчибеем, который сразу стал дистанцироваться от Москвы, предлагая свои несметные нефтяные богатства энергичным западным монополиям. Это было уже больше, чем Москва могла выдержать, хотя могло создаться впечатление, что у неё в то время были дела и поважнее.
В Азербайджане сразу стал налаживаться государственный переворот. Главой переворота был избран самозванный полковник Сурет Гуссейнов, который в старые времена был директором шерстепрядильной фабрики, а ныне командовал армейским корпусом в Карабахе. Причём так блестяще, что сдал плохо вооружённым армянским ополченцам чуть ли не треть территории своей страны, в чём, как и подобает истинному полководцу, Гуссейнов немедленно обвинил правительство Эльчибея.
В один прекрасный день Сурет Гуссейнов выехал из своей базы в Гянже по направлению к Баку, до которого было более 150 километров. Впереди ехал «газик» с самим Гуссейновым, за ним два старых, видавших виды экскурсионных автобуса. Замыкал колонну танк «Т55» без орудия. Колонна направлялась в столицу Азербайджана свергать президента Эльчибея. Выдвинутые навстречу «мятежникам» правительственные войска где-то рассеивались по пути. ОМОНовцы и гаишники пропускали мимо себя колонну, подобострастно беря под козырёк. В окнах автобуса сверкали белозубыми улыбками, особенно ослепительными на фоне черных, аккуратно подстриженных бородок, доблестные солдаты Шамиля Басаева. Они нежно обнимали свои автоматы, а на их головах, в отличие от памятных дней сражений за Абхазию, зеленели ленты, давая понять всем посвящённым, что теперь они воины Аллаха и связываться с собой никому не советуют. Впрочем, никто и не пытался. Президент Эльчибей был отправлен в родную Нахичевань, а на его место из Нахичевани прибыл легендарный Гейдар Алиев, которого Москва, по известным только ей причинам, почему-то считала своим ставленником.
В самом деле бывший шеф КГБ Азербайджана, бывший 1-й секретарь ЦК Компартии Республики, член могущественного Кремлевского Политбюро, любимец Брежнева и Андропова чьим ставленником он мог считаться?
Ан нет! Семидесятидвухлетний ветеран КГБ и ЦК КПСС совершенно не собирался следовать в русле московской политики или даже на неё оглядываться. Он смело продолжает дело, робко начатое Эльчибеем, отдавая гигантские запасы азербайджанской нефти на откуп акулам империализма, выделив России как прикаспийской стране 5 % от будущих прибылей.
Старый кремлевский интриган мгновенно оценил преимущества своего положения. От российских войск его надёжно прикрыла республика генерала Дудаева, через территорию которой проходила единственная шоссейная дорога Ростов — Баку и соответствующая железнодорожная ветка. Бывшая российская военная Каспийская флотилия была уже к этому времени давно изгнана со своих баз в Баку и Каспийске и влачила жалкое существование в районе Астрахани, не представляя ни для кого реальной опасности.
