Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими
– Да нешто, к примеру, в Америке больше талантливых людей? Что-то я не заметил… Хотя они симпатичные.
– Там сегодня, безусловно, больше талантливых людей, потому что Америка их аккумулировала в течение столетий. Люди, которых теряли мы, в основном в Америку уехали. Это очень заметно на идентичных выборках. Мы с Фридманом однажды в течение двух дней общались плотно с большим количеством руководителей американского конгресса и сената. Это был произвольный выбор. Их было человек двенадцать – пятнадцать. Они, может, не гении, но они были абсолютно готовы к своей работе. Все они – за исключением одного человека – произвели на нас глубокое впечатление компетентностью, энергией и прочим. А приди в нашу Думу, посмотри, кто у нас там… Это сравнение было для меня шоком! Это такая фундаментальная вещь! То же самое в университетах. Слой интеллектуалов в Америке сегодня существенно мощнее, чем у нас. И большой миф, что якобы у нас было такое особенное культурное общество, сильная интеллигенция… У нас, безусловно, есть много отдельных талантливых людей, но запас этот бедный. Есть академические институты в Москве… Ну еще Питер плюс Академгородок в Новосибирске… Самара, Нижний… А ведь до революции в каждом городе была своя культурная элита – писатели, композиторы. Прекрасные гимназии были во всех губернских городах, провинциальные университеты давали серьезное образование – бабушка моя, кстати, училась в Томском. То, что случилось после революции, описывается известными стихами Георгия Иванова: «Невероятно до смешного – был целый мир, и нет его…» Целый мир исчез. Он занимал всю территорию страны. Сегодняшняя концентрация интеллекта в одном-двух городах – свидетельство того, что этот мир был.
– Ты часто говоришь, что у нас нет интеллигенции. Так если ее нет, ты тогда кто такой?
– Ну, я представитель умирающего класса интеллигенции, я, безусловно, советский интеллигент по своему воспитанию… Я не раз говорил, что русская интеллигенция – это такой феномен…
– …что она вместо Церкви?
– Вместо Церкви, конечно. Кто-то должен быть носителем нравственности и морали. У нас это Солженицын, Лихачев – это как бы интеллигенты. А сегодня, я думаю, нравственного центра в обществе не существует вообще. Таким центром может стать верховная власть. Она в большей мере, чем кто-то еще, задает ориентиры.
– Ты хочешь сказать, что вся надежда – на Кремль?
– Я не вижу ничего другого. Власть в России всегда играла большую роль в определении нравственных ориентиров общества, всегда. При том что была Церковь, потом была интеллигенция. А сегодня я просто не вижу другого центра навязывания морали…
– Ну да, у нас же общество родоплеменное, только мы этого – в отличие от чеченцев – стесняемся. Уважения к закону нет, верховное начальство у нас каждый раз заново сочиняет всякие общественные нормы. Каждый начальник на свой вкус задает правила, и все их принимают. Нет ни прошлого, ни традиций, ни преемственности, а как-то все так…
– Эти родоплеменные вещи… они, безусловно, атавистичны и, безусловно, восточны. Мы находимся посередине между Западом и Востоком. Советский Союз совсем уж был обществом взаимной поддержки и дружбы. А мы сейчас в бизнесе видим, что значение личных связей, дружбы, неформальных отношений, безусловно, падает.
– Падает?!
– Падает, конечно, падает. Мы становимся значительно более западным, более формальным – и менее тейповым обществом. Вот!
– Не выходит ли так, что мы получаемся какие-то сильно умные для этой страны? Она вроде и дикая, и неустроенная, и непонятная, и речь идет чуть ли не о необходимости эту территорию, дикие пространства колонизировать?
– Да. Мы, как мне представляется, с достаточной долей силы должны пытаться идти на Запад. И это, конечно, предполагает какую-то ломку какой-то части общества, которая не хочет быть западной. Я считаю, что у России просто нет другого выбора, кроме как стать частью Европейского сообщества.
– А самобытность, то-се?
– Я думаю, что русская национальная идентичность сможет вполне сосуществовать с высокой правовой культурой. Доказательства? У нас была большая группа людей, воспитанных в рамках западной культуры… Офицерская честь была – до 1917 года. У нас были купцы – мы даже по Островскому это помним, по той же «Бесприданнице», – которые на слово заключали сделки. Вот так вот пожали руки и поехали, без обмана и без кидняка – это не русская традиция, это западная культура, западная! И это было уничтожено, как мне кажется. И движение в эту сторону не угрожает русской идентичности – хотелось бы в это верить… Вот люди приходят работать в «Альфа-банк». Оставаясь вполне русскими, слушая русские песни, они тем не менее воспринимают элементы нормальной бизнес-культуры. И тот набор ценностей, который делает их более западными… Сотрудники нашего банка более западные люди, чем те, кто живет в двухстах километрах от Москвы. Эти люди мне ближе…
– Люди приходят работать в банк и попадают как бы в эмиграцию?
– Они не попадают в эмиграцию, это не так. Вот тоже дурацкий тезис: что они Россия, а мы, типа того, не Россия. Но это мы Россия, а не они! Мы Россия будущего! А они Россия прошлого. Это глубокий комплекс, думать, что народ – это они, что они правильные и хорошие, а мы козлы, сидим тут, внутренние эмигранты, смотрим на Запад. У меня такого комплекса совершенно нет. Нет! И будущее России связано с нами, не с ними. Вот у меня теща работает в ФИАНе, там много интеллигентных людей с высоким правосознанием. Мы и они – вот Россия!
– И у тебя нет, значит, чувства, что русские – восточный народ, что он никогда не станет западным и надо с этим смириться и из этого исходить, строя планы на будущее?
– Нет. Нет. Их надо вести на Запад.
– Масштабная задача! Уровня Моисея!
– Да. И это реальная задача. Я вижу примеры, как целые цивилизации – Корея, например, Япония, Малайзия – очень восточные страны – становятся западными; я имею в виду прежде всего отношения в бизнесе. В такую цивилизацию, где держат слово и не кидают, надо тащить железной рукой. Такое изменение ментальности могло бы произойти через верховную власть. Россия, на мой взгляд – не знаю, в каких границах, – станет членом западного сообщества. Другого пути не существует.
– Думаешь, половина может отпилиться по ходу дела?
– Половина не половина, но что-то может отпилиться…
Путин. Начало– Говорят, ты очень давно знаком с Путиным.
– С Путиным я и Березовский познакомились одновременно. В самом начале 90-х. Такие бывают в жизни совпадения… А теперь у Березовского и у меня отношения с Путиным – разные.
– А ты сразу мощь в Путине почуял?
– Я не верю в случайную победу на выборах. Он, конечно, незаурядный человек. Даже эта его способность к публичности, к такой смене ролей – она, конечно, незаурядна… Чтоб случайно стать президентом такой большой страны, какая б ни была процедура выборов, – в такое я не верю. Ну, элемент случайности присутствует во всякой жизни. Я сам много раз слышал, что все определяется везением. Да, многое определяется – но не все. Это относится и к Путину. Есть попытки сделать из него заурядного подполковника – но это несправедливо! Это, безусловно, идиотизм.
– Если так, то почему он раньше не раскрылся?
– А шансов не было. Хотя карьера у него была во многом успешная. Попасть в КГБ в то время – это тоже нужны определенные качества… Он там сделал нормальную карьеру. Потом он Питером руководил – реально. Из-под Собчака. Он многие вопросы решал сам. Собчак не опускался до ежедневной рутинной работы… И Путин руководил реально вторым городом в стране. Руководил достаточно жестко и эффективно…
Путин: любит – не любит– Петр, скажи, пожалуйста, тебя устраивает общество, которое ты построил, будучи сперва во власти, а потом уже в бизнесе? Сильно оно зае…ельское? Доволен ты постройкой?
– Это общество – совершенно не зае…ельское. Странное, странное оно…
– А у тебя нет чувства, что Путин не любит вас – больших бизнесменов?
– Да, Путин не любит нас – бизнес-элиту. Да и не только Путин… Мы это чувствуем…
– А за что ему вас любить? Бабки из воздуха, дети за границей, на Рублевке уже полтинник (были и такие цены! – Ред.) сотка стоит… И когда мы читаем, как молодой неженатый бизнесмен летит в Куршевель или на Лазурный берег на одном самолете, а за ним летит второй, груженный веселыми девицами…
– Что, про это писали?
– А то! Причем с картинками. Вот если б вы были бородатые староверы, вместо публичных домов бы в храмы ходили (ты как человек, безусловно, высокоморальный – не в счет), строили б приюты и школы, как старые купцы, – тогда б вам стоило удивляться: «А что это нас Путин не любит? И еще много кто нас не любит?»
