Михаил Касьянов - Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым
Многие еще «Свободу» слушали, ее уже тогда не глушили. У меня в те дни жена с сыном были за границей, собирались уже возвращаться из отпуска, а тут — ГКЧП. Жена купила маленький радиоприемник и повсюду ходила с ним, прижав к уху. Слушала по «Свободе» что ее дома ждет. В Москве на улицах мне тоже встречались такие «радиолюбители».
Но, извините, я вас прервал. Итак, приезжаете вы в Госплан…
…А там, конечно, никто не работает. Все только и делали, что следили, как развиваются события, обсуждали, когда и чем все это кончится. Поначалу никто ничего толком не мог понять — ведь по телевизору было сплошное «Лебединое озеро» Но постепенно мы узнали, что руководство России во главе с Ельциным отказывается подчиниться ГКЧП, объявило их вне закона.
Два Госплана тоже раскололись. Наш, российский, подчинялся Ельцину, он был наш республиканский президент. У многих моих сотрудников симпатии были на его стороне. А наши коллеги из союзного Госплана, наоборот, больше симпатизировали ГКЧП.
Не буду врать: до этого активистом демократического движения я не был, из КПСС демонстративно не выходил, баррикады у Белого дома не строил. Но в те дни уже не мог сидеть сложа руки — стал по факсу рассылать, куда только можно, копии указов Ельцина.
А на третий день все кончилось: войска вернулись в казармы, путч провалился, власть КПСС рухнула окончательно.
На меня это произвело колоссальное впечатление: я не предполагал, что люди, не согласные с тем, что им пытаются что-то навязать, могут выйти на улицу и так круто изменить ход истории. По сути, общественное мнение изменило общественный строй в стране. Это перевернуло всего меня. Я, как большинство граждан, считал, что Советский Союз незыблем, что никто и никогда не сможет его разрушить. Как примерный бюрократ уже на высокой должности, думал, что Госплан, этот ленинский орган, будет жить всегда и во все времена. А тут все рухнуло за три дня!
Ну, а как складывалась ваша карьера после того, как СССР прекратил свое существование, а в России начались гайдаровские реформы?
В новой структуре правительства России никакого Госплана уже не было. Я вместе с некоторыми его сотрудниками был переведен в штат Министерства экономики, где работал под началом Андрея Нечаева. В 1993 году, когда новым министром финансов был назначен Борис Федоров, в Минфине был создан департамент иностранных кредитов и внешнего долга. Искали человека на должность руководителя этого департамента, причем обязательно с хорошим знанием иностранного языка. Я оказался в списке десяти кандидатов. Федоров пригласил меня на беседу первым, мы проговорили час. После этого он уже не стал встречаться с остальными, решив взять меня.
Через год я был уже членом коллегии Минфина, а в 1995-м был назначен заместителем министра.
В Минфине вы были на острие решения задачи номер один: где взять деньги, чтобы финансировать бюджет. Тогда эту проблему можно было решить только за счет кредитов или отсрочки выплаты долгов. Попытайтесь просто, на пальцах, обрисовать масштабы бедствия.
В 1993 году, когда я только пришел в Минфин, долгов бывшего Советского Союза, которые взяла на себя Россия, уже было больше 100 миллиардов долларов. Платежи достигали примерно 15 миллиардов в год.
То есть все, что государство получало в казну, надо было сразу отдавать…
Нет, конечно, этого нельзя было делать. А долги тем временем накапливались. Вот проходит год — 15 миллиардов не заплачено, проходит другой — еще столько же. Долги надо было реструктурировать: разные суммы, разные сроки, разные условия погашения по сотням соглашений, подписанных при Советском Союзе. Их нужно было сложить вместе, подсчитать общий объем с учетом многократно не выплаченных процентов, а затем добиться от кредиторов соглашения на выплату этих долгов не завтра или послезавтра, а лет через 20–25. Да еще желательно со списанием части долга. Эти были долги разным государствам, если мы говорим о Парижском клубе, или банкам, если мы говорим о Лондонском клубе. Соединив государственные долги в один блок, а долги банкам — в другой, мы стали договариваться с каждым клубом уже как с одним кредитором об условиях рассрочки. Поначалу (в 1993–1995 годах) кредиторы соглашались реструктурировать платежи только одного года. То есть в начале каждого нового года Россия вновь попадала в просрочку. В то время страна жила в состоянии постоянного дефолта, у кредиторов всегда имелся финансово-политический рычаг давления.
А в 1996 году мы добились уже так называемой комплексной реструктуризации — все долги Парижскому клубу за все годы были собраны воедино и реструктурированы на 17 лет. Так же было сделано и по долгам Лондонскому клубу.
Фактически в 1996 году уже не стало просроченных долгов Советского Союза. Тягучий, хронический дефолт мы тем самым закрыли.
Уже после этого, осенью 1996 года, у России появилась возможность выйти на международные рынки капитала, разместив свои ценные бумаги. То есть занять деньги не у какого- то одного политического кредитора, не у отдельно взятого государства, а на рынке, у совершенно разных инвесторов. Мы тогда провели переговоры в разных странах, с разными инвесторами, организовали презентации России, убедили кредиторов в предсказуемости поступательного развития страны. В итоге в ноябре были выпущены российские еврооблигации, наше государство впервые с 1913 года вернулось на международный рынок капитала. Россию вновь признали ответственной, платежеспособной страной.
Совершенно секретная миссия
С какого момента началось восхождение замминистра финансов Михаила Касьянова на самую вершину власти? По законам российской политики 90-х, чтобы сделать головокружительную политическую карьеру, нужно было попасть на заметку президенту Ельцину.
Борис Николаевич привечал людей по-разному. В кого-то влюблялся по-отечески, как в Валентина Юмашева или Бориса Немцова. Кого-то, как Анатолия Чубайса, ценил за редкую способность (если не сказать — смелость) спорить, возражать, переубеждать. Все, кто работал с Ельциным, сходятся на том, что он ценил высокообразованных профессионалов, приближал к себе, продвигал по служебной лестнице.
Но способен был купиться и на «преданность без лести» по-аракчеевски, когда кто-нибудь «с солдатской прямотой» говорил президенту: «Великий вы человек!»
Кому-то Ельцин помнил добро, оказанную услугу, как Алексею Казаннику, который уступил ему, опальному, место депутата Верховного Совета CCCР За это Казанник спустя много лет, уже в другую эпоху, был возведен, правда ненадолго, в Генеральные прокуроры РФ. Мало кто знает, что и Михаил Касьянов однажды, задолго до своего возвышения, сильно помог Ельцину в одном чрезвычайно конфиденциальном и весьма важном деле. Настолько важном, что Борис Николаевич едва ли мог потом об этом забыть. Эту историю Касьянов рассказал впервые.
Когда вы познакомились с Ельциным?
Это было в начале 1996 года — года президентских выборов, когда деньги начинают приобретать электоральный вес. Я тогда уже был заместителем министра финансов и отвечал за все вопросы, связанные с урегулированием внешних долгов России и привлечением иностранных кредитов.
Начиналась президентская предвыборная кампания, а между тем политическая и финансовая ситуация в стране была критической. Казалось, что возврат в прошлое неминуем.
Коммунисты тогда были на гребне успеха. На выборах в Госдуму в декабре 1995 года они получили больше всего депутатских мест, им чуть-чуть не хватило до «контрольного пакета» Зюганов ощущал себя без пяти минут президентом. В январе 1996 года я был на Всемирном экономическом форуме в Давосе и видел, как лидера КПРФ уже начинали обхаживать крупнейшие западные политики и бизнесмены. У многих было ощущение, что возвращение коммунистов к власти неизбежно.
Ситуация осложнялась тем, что цены на нефть были в районе исторического минимума. Нынешних многомиллиардных поступлений в казну от экспорта нефти не было и в помине. Нарастал кризис неплатежей бюджетникам, военнослужащим, учащимся, пенсионерам. Людям месяцами не платили зарплат, пенсий, пособий, стипендий. Без погашения всех этих долгов Ельцину нечего было рассчитывать на переизбрание. Поэтому он пообещал, что все долги будут погашены в мае, то есть за месяц до выборов.
Но где взять деньги? Ельцин лично обратился за помощью к двум западным лидерам, с которыми у него сложились самые доверительные отношения: президенту Франции Жаку Шираку и канцлеру ФРГ Гельмуту Колю. Он позвонил им и попросил срочно предоставить России внеплановые займы и кредиты, дабы решить обострившиеся социальные проблемы и не допустить возвращения коммунистов к власти.
