Карл Маркс - Разоблачения дипломатической истории XVIII века
Он (Петр) прилагал все усилия для достижения соглашения. Он предложил очень выгодные условия: сохранить за собой только, как он утверждал, безделицу - Петербург, который полюбил. Но и за него он был готов предоставить в той или иной форме компенсацию. Однако король шведский слишком хорошо понимал значение этого пункта, чтобы оставить его в руках честолюбивого монарха и, таким образом, дать ему доступ к Балтийскому морю. Со времени поражения под Нарвой это был единственный момент, когда у царских войск не было другой цели, кроме самозащиты. И, быть может, они и теперь бы вскоре потерпели поражение, если бы король шведский (все еще остается тайной, по чьему совету) вместо того, чтобы кратчайшим путем двинуться на Новгород и Москву, не повернул на Украину, где после больших потерь и лишений его армия была наконец окончательно разбита под Полтавой. Каким роковым периодом это было для успехов шведов и каким большим облегчением для московитов, можно заключить из того, что царь ежегодно празднует с большой торжественностью годовщину того дня, со времени которого он в своих честолюбивых замыслах стал возноситься еще выше. Всю Ливонию, Эстляндию и лучшую и большую часть Финляндии - вот чего он требовал теперь. А после этого, хотя в данный момент мог снизойти и заключить мир с остальной частью Швеции, он, однако, знал, что может, как только пожелает, легко присоединить даже ее к своим завоеваниям. Единственно, чего ему следовало опасаться,- это сопротивления своим планам со стороны его северных соседей. Но так как морские державы (Англия и Голландия. Ред) и даже соседние монархи в Германии были в ту пору так заняты войной против Франции, что, по-видимому, совершенно не интересовались войной на Севере, то оставалась только зависть со стороны Дании и Польши. Первое из этих королевств с тех пор. как славной памяти король Вильгельм принудил его заключить мир с Гольгатейном и, следовательно, со Швецией, наслаждалось ничем не нарушаемым миром. За это время благодаря свободной торговле и значительным субсидиям со стороны морских держав Дания успела разбогатеть и могла, присоединившись к Швеции, что и соответствовало ее интересам, положить предел успехам царя и своевременно предотвратить опасность, которую эти успехи создавали для нее самой. Другое королевство - я имею в виду Польшу - пребывало в спокойствии под властью короля Станислава, который, до известной степени обязанный своей короной королю Шведскому, не мог из признательности, а также проявляя действительную заботу об интересах своей страны, не противиться замыслам слишком честолюбивого соседа. Но царь был слишком хитер, чтобы не найти средства против всего этого: он описал королю датскому, насколько унижен теперь король шведский и какой прекрасный случай представляется во время продолжительного отсутствия этого монарха окончательно подрезать ему крылья и расширить свои владения за его счет. В короле Августе он пробудил затаенную с давних пор обиду из-за потери польской короны, уверив его, что он теперь может возвратить ее себе без малейших затруднений. Таким образом, оба эти монарха сразу попались в сети. Датчане объявили Швеции войну без всякого благовидного предлога и высадили десант в Сконе, где за свои старания были жестоко побиты. Король Август снова вступил в Польшу, где с тех пор во всем воцарился величайший беспорядок, что следует отнести в значительной мере за счет московитских интриг. Оказалось между тем. что эти новые союзники, которых царь привлек только для того, чтобы они служили pro честолюбию, вначале стали более необходимыми для ею безопасности, чем он предполагал. Ибо, когда турки объявили ему войну, союзники воспрепятствовали шведским войскам соединиться с турецкими, чтобы напасть на цари. Но, когда благодаря Мудрому образу действий царя и жадности и глупости великого визиря буря вскоре миновала, он использовал обоих этих своих Друзей так. как и намеревался. После этого, внушив им надежды на выгоды, он также убедил их заключить с ним союз, который возлагал на них все бремя и риск войны, чтобы совершенно ослабить их вместе со Швецией, в то время как он готовился поглотить их одного да другим. Он побуждал их к одному трудному предприятию за другим. Их армии значительно сократились вследствие сражений и продолжительных осад, в то время как Собственные его войска либо использовались для более легких и более выгодных ему завоеваний, либо содержались за счет огромных затрат нейтральных государей до-статочно близко, чтобы явиться и потребовать долю военной добычи, не ударив палец о палец для ее завоевания. С той же хитростью он вел себя и на море, где его флот всегда держался в стороне от опасности и вдали от тех мест, где столкновение между датчанами и шведами было сколько-либо вероятным. Он надеялся, что, когда обе эти нации уничтожат флоты друг у друга, его флот сможет господствовать в Балтийском море. И все это время он заботился об обучении своих подданных военному искусству на примере иностранцев и под их началом... Его флот скоро будет значительно превосходить численностью шведский и датский флоты, вместе взятые. Ему нечего опасаться, что они помешают ему довести это великое и славное дело до конца. И, когда оно осуществится, нам придется быть настороже: он без всякого сомнения станет тогда нашим соперником и настолько же опасным для нас, насколько им теперь пренебрегают. Тогда мы, возможно, вспомним, хотя и слишком поздно, что рассказывали нам наши посланники и купцы о его планах одному вести всю торговлю на Севере и захватить в свои руки всю торговлю с Турцией и Персией по рекам, которые он соединяет и делает судоходными на всем протяжении от Каспийского и Черного морей до его Петербурга. Тогда мы удивимся своей слепоте. Ведь мы не подозревали о его замыслах, когда услышали об огромных работах, которые он произвел в Петербурге и Ревеле. О последнем городе "Daily Courant" в номере от 23 ноября пишет:
"Гаага, 17 ноября. Капитаны военных кораблей [Генеральных] Штатов, побывавшие в Ревеле, сообщают, что царь в такой степени подготовил этот порт и укрепления города К обороне, что его можно считать одной из самых значительных крепостей не только на Балтийском море, но даже во всей Европе".
Если мы теперь оставим его морские дела, торговлю, мануфактуры и другие его действия в области как политики, так и государственного управления и рассмотрим его поведение в эту последнюю кампанию, особенно в отношении пресловутого десанта, который он должен был высадить в Сконе совместно со своими союзниками, то мы найдем, что и здесь он поступал с обычной своей хитростью. Не подлежит сомнению, что король датский первым предложил этот десант. Он нашел, что только быстрое окончание войны, которую он так опрометчиво и несправедливо затеял, могло спасти его страну от разорения и дерзких покушений короля шведского на Норвегию или на Зеландию и Копенгаген. Он не мог вести сепаратные переговоры с этим монархом, так как предвидел, что тот не уступит ни дюйма земли столь недобросовестному противнику; вместе с тем оп боялся, что всеобщий мирный конгресс - даже если предположить, что король шведский согласится на него на условиях, предложенных его врагами,- затянет переговоры дольше, чем позволяет состояние его дел. Поэтому он приглашает всех своих союзников нанести решающий удар королю шведскому, высадив десант в его стране. Одержав там над ним победу, на которую он надеялся благодаря превосходству сил, собранных для выполнения этого плана, можно было бы принудить его немедленно заключить мир на условиях, угодных союзникам. Я не знаю, насколько далеко зашли остальные его союзники в осуществлении этого проекта, но ни прусский, ни ганноверский дворы не действовали здесь открыто. Я также не могу сказать, насколько наш английский флот под командованием сэра Джона Норриса должен был содействовать этому предприятию, и предоставляю другим судить об этом по собственному заявлению короля датского. Царь же охотно принял участие в этом деле. Тем самым он получил новый предлог провести еще одну военную кампанию за счет других народов, снова ввести свои войска на территорию Империи, а также разместить и содержать их сначала в Мекленбурге, а затем в Зеландии. Тем временем он обратил свои взоры на Висмар и шведский остров, называемый Готландом. Если бы ему удалось неожиданно вырвать первый из рук своих союзников, он имел бы тогда хороший морской порт, через который мог бы когда пожелает перевозить свои войска в Германию, не спрашивая у короля прусского разрешения для свободного прохода через его территорию. А если бы, внезапно высадившись во втором пункте, он смог вытеснить оттуда шведов, то стал бы тогда обладателем лучшего порта на Балтийском море. Однако он потерпел неудачу в обоих этих проектах, так как Висмар слишком хорошо охранялся, чтобы его можно было захватить врасплох, а союзники, как он обнаружил, не оказали бы ему помощи в завоевании Готланда. После этого он стал по-иному смотреть на десант, который должен был быть произведен в Сконе. Он убедился, что как успех так и неудача в равной мере противоречат его интересам. Ибо, если бы десант удался и король был вынужден благодаря этому заключить всеобщий мир, то, как понимал царь, с его интересами посчитались бы меньше всего. Он уже достаточно убедился, что его союзники готовы пожертвовать им, как только добьются принятия своих собственных условий. Если бы десант не удался, то, помимо потери цвета своей армии, которую он так заботливо обучал и дисциплинировал, все удары, как он с полным основанием опасался, обрушились бы на него, ибо он прекрасно понимал, что английский флот воспрепятствовал бы королю шведскому предпринять что-нибудь против Дании, и он вследствие этого был бы вынужден возвратить все то, что отнял у Швеции. Эти соображения побудили его окончательно решить не принимать участия в десанте. Но он постарался объявить об этом как можно позднее: во-первых, для того, чтобы можно было дольше содержать свои войска за счет Дании; во-вторых, для того, чтобы королю датскому было слишком поздно затребовать необходимые войска от других своих союзников и высадить десант без него; наконец, введя датчан в большие расходы на необходимую подготовку, он смог еще больше ослабить их и, таким образом, сделать теперь зависимыми от него, а в дальнейшем - более легкой добычей.
