Газета Газета Литературка - Литературная Газета 6248 ( № 44 2009)
Юрий БАРАНОВ
Обновлять традицию
Совместный проект «Подмосковье»
Обновлять традицию
КНИЖНЫЙ РЯД
Екатерина Козырева. Берег неба : Стихи/ Составитель и автор предисловия Н.Ф. Дмитриев. — М.: СП России, «Новая книга России», 2009. — 128 с.
Неожиданной оказалась судьба этой книги. И вовсе не потому, что издания подготовленного к печати сборника автор ждал четыре года. Дело по нынешним временам обычное. А скорее потому, что за полмесяца до своей внезапной смерти в июне 2005 года поэт Николай Дмитриев, чьё имя навсегда связано с литературным Подмосковьем, предложил Екатерине Козыревой название и написал предисловие к сборнику, составленному и отредактированному им. «Берег неба» — более многозначительного названия накануне собственного ухода подобрать для книги, пожалуй, трудно. Но оставим мистику, почитаем, что пишет Николай Дмитриев: «У Екатерины Козыревой стихи о Боге, о России — как страстная, прерывистая — своя! — молитва… В стихах постоянно ощущается тяга к небесному и остро передано чувство земного одиночества. Образ поэта как изгоя хорошо знаком, но здесь изгойство уже небывалое. Когда Есенин писал: «В своей стране я словно иностранец», он всё же находился в перекрестье прожекторов. Это положение таило смертельную опасность, но поэт ощущал его как трагическую традицию. Нынешнее место поэта в обществе определилось по пророчеству Николая Тряпкина: «…И что в этом городе с мэром заводным даже делать нечего песенкам моим».
Трагическое положение поэта, одного из последних носителей «вещества жизни», прекрасно обозначено в стихотворении Козыревой «С таким лицом шататься по Москве!»:
С таким лицом шататься по Москве!
Где нету дела до тебя ни Голове —
Своей, заморской ли…
Да разве только тот,
Кто встретит взгляд тоски и отведёт
Свои глаза, такие же — в тоске —
С таким лицом шататься по Москве!..
У неё есть острое чувство неприятия нынешней рыночной, в широком значении слова, жизни с её персидскими мотивами: продам-куплю, куплю-продам… Своими стихами Екатерина Козырева убедительно доказывает, как ярко можно обновлять традицию, если в основе лежат первородные чувства. В этом случае следование традиции не простое благодарное примыкание к родному, но и борьба за его жизнь, за его будущее — ощущение, которое Рубцов определил как «самую жгучую, самую смертную связь».
Сад небесный
Н. Дмитриеву
Из вечного сна не приходят обратно…
Ты друга искал или старшего брата,
Искал среди звёзд и в тенях облаков —
Снов.
Из сада земного ушёл ты в небесный,
Там Ангелы тихо летают над Бездной,
Махая крылами небесным теням —
Нам.
Дмитриев отметил в творчестве Козыревой умелость в решении тех же задач, что ставил и перед собой. Помните его «Пиши о главном…», в котором лауреат премии Ленинского комсомола очень чётко определяет задачи поэта: «быть там, где больнее». Словно следуя завету Дмитриева, поэтесса укрепляет пусть и не всякого живущего, но хотя бы некоторых, кому свойственно уныние, такими, например, стихами:
И чем воспоминания трезвей,
И чем язвительнее совести тревога,
Тем дальше от меня суждения людей,
Тем ближе и яснее образ Бога.
Найдёт читатель и строки, посвящённые встреченным поэтессой на жизненном пути коллегам: Юрию Кузнецову, Николаю Старшинову, Вадиму Кожинову, Геннадию Касмынину, Станиславу Золотцеву, Александру Дорину.
Книга оригинально оформлена. Чайка, реющая над куполом церкви — «берегом неба», без сомнения, ассоциируется с рвущейся в небеса человеческой душой, такой же, как птица, белой; да вот только на крыльях чёрные перья, словно гирьки грехов, так и тянут вниз… Но птица летит, человек живёт, а поэт пишет стихи, которые зовут в полёт над тем найденным Козыревой «островком», где, по словам Н. Дмитриева, «может найти успокоение томящийся русский дух».
Борис ЛУКИН
Что есть любовь?
Совместный проект «Подмосковье»
Что есть любовь?
ИСКУССТВО
С художником Алексеем БОРОВИНСКИМ мы встретились на выставке живописи и графики людей с ограниченными возможностями. Выставка «Хочу и могу» была организована благотворительным фондом «Добрые сердца» в Государственном выставочном зале «Солнцево». Здесь в уютных залах, как говорится, вдали от шума городского, разместились работы мастеров из Москвы и Подмосковья — живопись, декоративно-прикладное творчество, компьютерная графика. Меня поразили работы Алексея Боровинского, тонко передающие неяркие, но пленительные черты подмосковной природы, — работы, словно бы излучающие любовь к родным местам. Я подошла к художнику с уверенностью, что он родился и вырос среди этого берёзового шёпота и соснового великолепия где-нибудь на берегах Истры…
«Я очень люблю Подмосковье, — улыбнулся Алексей. — Сегодня для меня это настоящая творческая мастерская. Но детские годы я провёл у моря…» Слушая его рассказ, окружённая светлой палитрой выставленных пейзажей, я вдруг ощутила, как живописная волна света уносит меня, всё глубже и глубже погружая в творчество этого человека. Он сумел «отсечь» всё чуждое, наносное, и на остове корабля своей собственной судьбы «выплыть», т. е. выжить в борьбе с обстоятельствами, которые многим покажутся непреодолимыми.
Тяжёлая болезнь костей не позволила Алёше в детстве бегать по зелёной траве, ощущая прохладу босыми ступнями, не позволила вместе со сверстниками ходить в школу, но не могла запретить мечтать и, конечно, рисовать. «Кем я хотел стать тогда? — вспоминает Алексей. — Наверное, как все, космонавтом…» Цветные карандаши, казалось, умели говорить. С каждым днём они становились всё послушнее в руках мальчика, и если нельзя ему было ходить, то они помогали ему научиться летать. Он объясняет это проще: «Когда долго находишься в четырёх стенах, надо чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума. Вот я и стал рисовать. Представлял, как бы выглядел тот или иной предмет, например, с птичьего полёта. То есть из той точки, где бы я никогда не смог оказаться. Рисунок стал для меня своеобразным открытием. Окружающее меня пространство расширилось».
После окончания школьного курса он поступил в Реабилитационный центр для инвалидов, где учили живописи. «Куда же ещё? — шутит Алексей. — Не в лётную же школу космонавтов! А здесь, в Центре, я попробовал сангину и, конечно, масло. Мои детские представления о красках круто поменялись. Уроки постановок натюрмортов и копирования помогали. Попробовал сравнительно новый для меня материал — тушь. Мне эти занятия очень понравились. Тушь научила меня аккуратности, потому что вначале графические работы были целиком из одних клякс».
Воображение молодого художника, конечно, пленили пейзажи Шишкина, Васильева. Выстраивать своё, неповторимое, слушая «увертюры» великих живописцев, проникающие в собственную душу, — наверное, это тоже подвластно не каждому. Да и Боровинский был в особых условиях: ему мешали те самые обстоятельства, к которым он был намертво прикован. Секреты пластической анатомии и перспективы Алексею довелось постигать уже в Государственном специализированном институте искусств, куда он поступил в 1997 году. Двадцатилетний студент много копировал, но его способности к самовыражению проявились сразу, и довольно ярко.
Продолжалась работа над собой — в буквальном смысле. Он перенёс ряд серьёзных операций, в результате которых «встал на костыли». К тому же с ним теперь всегда была его прекрасная муза — жена Елена. Она полюбила художника даже не за его талант, но за улыбку. Наверное, как раз об этом его работа «Вместе навсегда», которая на выставках никого не оставляет равнодушным. Теперь, когда он смог передвигаться, появилась возможность выезжать на пленэр, и художник был восхищён: «Не надо ничего выдумывать. Ты берёшь у природы то, что она сама тебе предлагает в виде гармонии красок и отношений. Нужно лишь немного — добавить свою душу».
