Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2
Вот имена тех, кто после публикации конституции был призван Его императорским величеством, чтобы сформировать правительственный совет Царства Польского.
В него вошли: граф Станислав Потоцкий, бывший председатель государственного совета герцогства Варшавского, – министр народного просвещения и культов; г-н Варжецкий – министр юстиции; граф Мостовский – министр внутренних дел; генерал Йозеф Вельгорский – министр обороны; граф Игнатий Соболевский – министр и статс-секретарь.
В придворное ведомство короны вошли:
Граф Александр Потоцкий, обер-шталмейстер; г-н Батовский – обер-егермейстер; г-н Адам Бронец – маршалок двора.
Глава VI
Жители Виленской губернии, будучи осведомленными о том, что император приказал мне явиться в Варшаву в дни его там пребывания, не уточнив при этом времени, захотели воспользоваться этими обстоятельствами и предложили мне еще раз стать их представителем перед Его Величеством. Я принял их предложение и написал князю Адаму Чарторыйскому[180], который находился в то время на Венском конгрессе, попросив его предупредить Его Величество и назначить день, когда мне будет позволено явиться в Варшаву. Князь ответил, что приезжать следует не ранее возвращения императора с Венского конгресса, то есть в начале ноября месяца.
Помимо Виленской губернии направить свои депутации к императору в Варшаву получили разрешение дворяне Гродно и Минска, в то время как другие населенные поляками губернии и, в частности, Волынская, которая успела избрать своих представителей, такой привилегии были лишены.
В Варшаву я прибыл 8 (н. с.) ноября 1815 года. Я попросил генерал-адъютанта и начальника Главного штаба Его императорского величества князя Волконского предупредить Его Величество о моем приезде и просить его дальнейших приказаний.
Император назначил мне личную аудиенцию на полдень 12 ноября. Поскольку это был праздничный день, во дворце собрался весь двор. После богослужения меня провели сквозь многочисленную толпу поляков, собравшихся в залах дворца.
Оглядевшись вокруг, я пришел в сильное волнение. Снова я в родных местах[181], среди старых знакомых. Я вновь видел сенаторов, министров и польских сановников, которых так долго была лишена страна. Среди них несколько уважаемых ветеранов, переживших все невзгоды Польши, сохранивших при этом чистоту своей души, добродетельное сердце и возвышенные чувства. Я не сводил глаз с отважных военачальников, которые после восстания 1794 года покинули свои дома, отправившись навстречу опасности в сражениях за дело своей отчизны. Испытав на себе все превратности судьбы, пожертвовав всем, кроме своей чести, они вернулись на родину, доверившись обещаниям Александра, принеся с собой любовь к своим согражданам, восхищение всей Европы, уважение со стороны врагов и сладкое чувство исполненного долга.
Я ступал по паркету, по которому когда-то направлялся в залы заседания сейма и покои последнего короля!.. Национальные символы на форменных сюртуках гражданских чиновников, покрой военной формы, так мало отличавшийся от прежнего, живые лица тех, кто был обязан императору Александру возрождением своей родины, – все это было для меня не только неожиданной, но и крайне приятной картиной.
Обернувшийся ко мне император показался мне более суровым и более величественным по сравнению с тем, каким я видел его в Петербурге в 1814 году. Тогда в нем заметны были лишь черты победителя и триумфатора над своими врагами, сейчас же, после окончания венских переговоров, в нем сочеталась важность миротворца Европы и воинственный вид воина, причем я сразу же обратил внимание на контраст между Александром, которого я знал до начала кампании 1812 года, и стоящим передо мной, и, признаюсь, это наблюдение поразило меня.
Направляясь ко мне и принимая менее суровый, но по-прежнему серьезный вид, император протянул мне руку и, пожав мою, сказал:
«Очень рад видеть вас… Сколько всего произошло после моего отъезда из Петербурга в 1812 году! И даже такое, чего мы не ожидали, и что немыслимо было даже представить себе… Особенно перипетии последней кампании после неожиданного возвращения Наполеона с острова Эльбы. Все произошло так внезапно… Вся Франция снова оказалась под ружьем, однако уже через неделю гидра была поражена. Я вновь вступил в Париж, потеряв в моей армии не более пятидесяти человек. Такие чрезвычайные явления не повторяются веками. Свершились и другие события, которые были предусмотрены и осуществлены, потому что я того хотел и обещал выполнить. Я держу свое слово и выполняю все обязательства как честный человек, для которого обещание стоит клятвы. Я требовал от жителей этой страны терпения и доверия. В проезд мой через Пулавы я видел многих из тех, кто оказал мне доверие. Они не обманули меня, и у меня есть основание быть почти всеми довольным. Я тоже не обманул их. Своим доверием они уполномочили меня работать для них. Я сделал все, что было возможно. Адам скажет вам, чего мне это стоило, и какие препятствия я должен был преодолеть в Вене. Я создал это королевство и на весьма прочных основаниях, потому что принудил европейские державы обеспечить его существование договорами. Сделаю и все остальное, как было обещано; но это не может быть исполнено разом. Необходимо доверие. Я имею право на него после всего, что сделал, а мои решения неизменны».
Император обычно говорил гладко и очень быстро. На сей раз, хотя он вел свою речь не останавливаясь и сопровождал ее оживленными жестами, изъяснялся он не так быстро и следил за своими выражениями. Когда же он остановился на какое-то время, чтобы дать мне возможность обратиться к нему, я промолвил: «Государь, мне кажется, не от меня следует требовать доверия к Вам, поскольку у меня его всегда хватало. Я имел счастье находиться рядом с Вашим императорским величеством на протяжении двух лет и за это время узнал Вас. Я убедился в Вашем доброжелательном отношении к моим соотечественникам и никогда ни на миг не сомневался в том, что Вы обязательно исполните все, что обещали им. Жители Литвы разделяли мое мнение до того времени, пока Ваше императорское величество не покинули нас. С тех пор в их сердца вкралось беспокойство, что их надеждам не суждено быть сбыться по причине изменившегося к ним отношения.
Знаете ли Вы, Государь, что в Вильне не разрешается упоминать о Царстве Польском и дарованной ему конституции? Редактор «Литовского Вестника» получил строгий выговор за то, что посмел опубликовать варшавскую статью. В обществе не осмеливаются вести разговоров о Польше и поляках. Там совсем мало знают о новом царстве, словно находятся за тысячу лье от Варшавы».
«Я об этом ничего не знал, – живо возразил император. – Однако достаточно одного росчерка пера, чтобы изменить такое отношение со стороны правительства. Я напишу Корсакову. Он славный человек и желает добра вашему народу. Он поймет, насколько я удивлен тем, что в Вильне делают тайну из существования Царства Польского, которое признано всей Европой. Однако, – добавил император, – разве вы не делегат от Литвы? – Да, Государь, – ответил я, – меня избрали жители Вильны, и я хотел просить Ваше императорское величество соизволить принять нашу делегацию. – Почему бы нет, – живо ответил император. Только не затрагивайте нежной струны, которая поставила бы меня в неловкое положение. Я не могу допустить, чтобы вы просили о присоединении ваших областей к Польше, так как не следует подавать повода к мысли, что о том просите меня вы. Необходимо, чтобы все были убеждены в том, что я сделаю это по собственному почину, ибо того желаю. Мне известно, что вы не можете признать удовлетворительными отношения, которые существовали до сих пор между вашими областями и Россией. Каждый рассудительный человек убежден в этом. Никто не может допустить того, что я намерен отделить эти области от России. Напротив, я хочу упрочить связь этих областей с моей империей, заботясь о том, чтобы мои польские подданные не имели бы причин жаловаться. Вы недовольны в Литве и будете недовольны, пока не объединитесь с вашими соотечественниками и не воспользуетесь благами конституции; только тогда ваше объединение с Россией может установить доверие и полное согласие между обеими нациями. Мои убеждения в пользе выполнения этого плана еще больше утвердятся, когда в будущем, как и сегодня, у меня будет повод быть довольным армией и гражданской частью королевства. До этого времени я могу только похвалить их. Когда я буду в состоянии указать на это правительство, как на образцовое, и все убедятся, что его существование не может нанести вреда империи, тогда мне будет легко выполнить и все остальное. Еще раз доверие, и не ставьте меня в затруднительное положение».
Я спросил, в одно ли время будут приняты депутаты от Вильны, Гродно и Минска. – Все вместе, – ответил император. Главное, чтобы вы соблюдали то, о чем я просил вас… Я назначу день, когда смогу принять вас, и вы будете говорить от имени всех». После того, как я передал императору список депутатов, он расстался со мной.
