Слава Тарощина - Рожденные телевизором
Каков же смысл неправдоподобной сказки о чужих развалинах? Ровным счетом никакого. Ничего личного, просто так наши эмпедоклы, блин, представляют себе политическую борьбу за честные выборы. Есть еще варианты. Можно вскрыть почту Навального, выудить оттуда его фото, дорисовать Березовского и тотчас сообщить городу и миру в некоей екатеринбургской газетёнке кардинальное: Березовский спонсирует Навального. А можно довести рабочих Уралвагонзавода (того самого, чей представитель жаждал защитить Путина от нападок непосредственно во время разговора лидера с нацией) до состояния крайнего возбуждения. Только таким состоянием поклонников премьера можно объяснить их желание срочно собрать танк Т-90C. На нем они намерены заниматься мирной агитацией по городам и весям, а при надобности готовы ринуться прямо на оппозицию.
Имеются и более изысканные варианты корректировки действительности. Пока пишу статью, президент выступил с новой инициативой: объявить нынешний год годом российской истории. Инициатива только на первый взгляд кажется дежурно-поверхностной, а в действительности в ней кроются бездны смысла. Наша власть давно привыкла действовать в соответствии с оруэлловским заветом – кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее. Проверенный метод отлично прижился и в постсоветской России. Ничто так не оттягивает народ от унылой современности, как долгоиграющие исторические псевдодискуссии типа «Сталин всегда живой».
Но вот парадокс. Кремлевские мудрецы, часто обращаясь к минувшему как к скоровспомощной терапии, забывают важнейший нюанс: власть в России имеет обыкновение катастрофически опаздывать. Особенно в нашем непредсказуемом климате не везет судьбоносным государственным документам. Так было в 1881-м, когда Александр II (при котором, кстати, и появились впервые термины «оттепель» и «гласность») все никак не мог отважиться на конституцию. Но вот наконец отважился. 1 марта он собирался подписать масштабный проект административных и экономических реформ, подготовленных Лорис-Меликовым. В тот день император проснулся в прекрасном расположении духа и решил сначала отправиться в Михайловский манеж. То был последний в жизни Александра Николаевича воскресный торжественный развод караулов – по дороге его разорвала на части бомба народовольца Гриневицкого. Проект манифеста так и остался лежать неподписанным на рабочем столе императора. Внук Александра II, Николай II, ненавидевший даже саму идею Государственной думы, не говоря уже о гражданских свободах, и вспоминать не хотел о конституции. И все-таки 17 октября 1905-го загнанный в угол помазанник Божий разродился долгожданной конституцией, снова закамуфлированной под манифест. Но опять – непростительно поздно: общество уже достигло точки кипения. 18 октября вместо ожидаемых толп ликующих народных масс по случаю дарованной свободы на Дворцовой топтались лишь лохматые анархисты; Совет рабочих депутатов продолжал упорно бороться с царским самодержавием; доктор Дубровин, создатель «Союза русского народа», уже вывел из сумрака своих черносотенцев…
Сейчас, когда страна замерла в ожидании переговоров власти с оппозицией, особенно важно помнить о странной особенности российского правящего класса, неизменно отстающего от локомотива истории. Сегодняшняя реальность призрачна. Она двоится, распадается на фрагменты. Разные социальные группы складывают из этих фрагментов свой, не совпадающий с другими, образ окружающего мира. Но даже в такой зыбкости существуют еще жесткие правила. Лучше всех о них знает бдительный главный санитарный врач России Онищенко. Ведомство Геннадия Григорьевича накануне праздников издало циркуляр, где есть незабываемые строки: в Новый год нужно избегать контактов с птичьим пометом. Уверенна: в огромной ядерной державе не нашлось ни одного человека, который помчался бы после поздравления Медведева и боя курантов немедленно устанавливать контакты с птичьим пометом.
Бог с ним, с пометом. Главное – чтобы оппозицию не ожидала подобная участь.
11 январяКупил ли Мамонтов Сейшелы?
Цветная революция – это бунт уставших от серого цвета
Кто бы что ни говорил, а в России сейчас происходит самая настоящая цветная революция. Это бунт тех, кто устал от серого цвета. Юрий Тынянов полагал – каждая революция производится для канона. Какой канон вылепят нынешние события, пока не известно. Но одна закономерность видна уже сегодня. Во главе протестного движения стоят яркие люди, так или иначе связанные с телевидением – Акунин, Парфенов, Быков, Улицкая, Лазарева, Романова, Троицкий. И это не случайность, а закономерность. ТВ – главный источник и хранитель серости.
Когда это началось? Лет десять назад. Ельцинская эпоха была эстетически невнятной, но очень яркой. Эпоха ковалась в атмосфере идеологического вакуума, что плодотворно сказалось на развитии ТВ. Оно грешило публицистичностью, некомпетентностью, неизбежным, как падение рубля, нарциссизмом ведущих. Но было и нечто важное – энергия мысли, столкновение позиций, индивидуальность стиля. С приходом Путина пришла смена парадигм. Шумных ньюсмейкеров ельцинской вольницы потеснили олигархи в погонах. Публичной политике они предпочли негромкую работу в тиши просторных кабинетов, где так комфортно заниматься любовью к родине.
Последний раз о профессии говорили в апреле 2001-го, когда умирало старое НТВ. В прямом эфире дибровской «Антропологии» увольнялся по собственному желанию Парфенов. На наших глазах разыгрывалась драма. Парфенов и Дибров на разрыв аорты выясняли тайные мотивы предательства именно с точки зрения отношения к ремеслу. Леонид Геннадиевич сказал репортеру Точилину: «Костя, если твой сюжет (о разговоре „захватчика“ Коха с сотрудниками НТВ. – С. Т.) называется журналистикой, то мне надо искать другую работу».
Искать другую работу надлежало всем. Одни принялись обустраивать нишу «Я готов на все!» (так назывался новый проект Диброва), другие принялись искать себя. Сразу оговорюсь: я отнюдь не склонна идеализировать тех людей, которых упоминаю в начале статьи. Просто напоминаю: они – яркие. Безупречной (тогда и сейчас) мне представляется только модель существования Ольги Романовой. Она, блестящий комментатор, первой на ТВ стала заниматься глубинным анализом корпоративного государства, того самого, что строилось прямо на глазах у изумленной публики. Ольга не допустила ни одной фальшивой ноты и ушла в 2005-м, когда оставаться в эфире было уже неприлично.
Другие оказались не столь бескомпромиссными. Быть может, потому, что не сразу поняли главную эстетическую особенность исторического момента. Торжество защитно-серого цвета (моя статья 2003-го так и называлась: «Цвет времени – защитно-серый») превратило понятия «успешность» и «талантливость» в антонимы. Некогда и Борис Акунин слыл любимцем Первого канала. В ту пору он любил повторять: «Я не писатель, я проект» и спешил раздавать интервью о том, как он не любит давать интервью. Трагически не совпадала с мейнстримом Татьяна Лазарева. Обладающая даром органики, свойственной большим актерам, она всегда, даже на пике своей карьеры в «О.С.П.-студии» (легендарная юмористическая передача), выламывалась из контекста. Выламывалась, но продолжала в нем пребывать, явно страдая от несовершенства мира.
Особенно тяжело дихотомия «успешность – талантливость» давалась Леониду Парфенову, в душе которого до поры до времени гармонично существовал тонкий художник и отличный менеджер. Он первым обратился к зарождающемуся среднему классу. Он осваивал новые территории и приспосабливался к старым. Он уходил и возвращался, всякий раз теряя частичку себя. Несколько последних лет сотрудничества с Первым каналом – это вынужденный брак с нелюбимой женой, с которой и жить невыносимо, и бросить нет сил. Парфенов пытался вписаться в резервацию серого то красными штанами в цикле «Какие наши годы», то рекламой респектабельного банка, то документальными трудами о Гоголе и Зворыкине. Его поставили на пьедестал, объявили классиком, осыпали премиями… И тогда он решил выйти из серого сумрака. Недавно Парфенов начал на «Коммерсант-ТВ» цикл интервью со старыми-новыми героями нового времени. Я смотрела первый выпуск, разговор с Алексеем Кудриным, и понимала, как он соскучился по настоящей работе. Чудовищный звук, невнятный свет, зажатый, скованный по рукам и ногам чиновничьим кодексом собеседник, но глаз горит, интонация снайперски-точная, вопросы – ювелирной огранки.
Вернемся, однако, к противостоянию, смысл которого – яркое против серого. Торжество серого губительно как для личности, так и для государства. Яркое наступает, серое не сдается. После глубокого обморока пришел в сознание спецназ с НТВ и выдал очередное «Чистосердечное признание» о том, как видные «декабристы» (в кучу смешаны Навальный с Гудковым, Немцов с Прохоровым, Собчак с Чириковой) отдыхали заграницей на новогодних каникулах. Нет смысла анализировать сочинение, напоминающее неприличный звук, издаваемый неприличными организмами в приличном обществе. Интересно другое. В каких государственных документах сказано, что пропагандой должны заниматься исключительно бездарные люди?
