Всеволод Соловьев - Современная жрица Изиды

28 октября 1874 года Елена Петровна писала А. Н. Аксакову: «Извините меня, если совершенно незнакомая вамъ личность адресуется такъ безцеремонно къ вамъ… Вотъ въ чемъ дѣло: я живу въ Америкѣ около полутора года уже и не имѣю намѣренья уѣзжать. Вся жизнь моя сосредоточилась здѣсь, т. е. жизнь внутренняя конечно, такъ какъ я слишкомъ устарѣла, чтобы интересоваться много внѣшней жизнью… То, что происходитъ теперь въ Америкѣ, въ Англіи и во Франціи, должно бы стараться объяснить у насъ. Спиритизмъ здѣсь не шуточное дѣло. Изъ 11 милліоновъ спиритовъ въ Соединенныхъ Штатахъ по послѣднему отчету, ихъ прибавилось до 18 милліоновъ, почти 50 проц. на 100, съ той самой минуты, какъ появились брошюры, защищающія спиритизмъ съ именами подобными Альфреду Уолласу, Круксу, Варлею и проч. Вся пресса заговорила разомъ. Попытки къ насмѣшкѣ, осужденію и хулѣ дѣлаются рѣже и рѣже. Въ прошломъ году еще рѣдко можно было найти въ такъ называемомъ „respectable Newspaper“ статейку о какомъ-либо спиритскомъ фактѣ, теперь же, еле проходитъ одинъ день, чтобы журналы не были переполнены сотнями фактовъ, доказательствъ и т. д. Журналы посылаютъ во всѣ стороны „reporter'овъ“ и артистовъ къ медіумамъ. Я только на прошлой недѣлѣ вернулась отъ Эдди братьевъ, извѣстныхъ медіумовъ въ Рутландѣ Вермонтѣ, гдѣ провела 2 недѣли. Домъ и сосѣднія квартиры были наполнены корреспондентами. У „Eddys“ духи усопшихъ разгуливаютъ чуть не днемъ. Нѣсколько разъ уже являлись они безъ помощи медіума, а по вечерамъ отъ 15 до 20 духовъ являются какъ во плоти передъ глазами зрителей во время сеансовъ. Я говорила, какъ при жизни, съ отцомъ, дядей, съ другими родными „по-русски“ въ продолженіи 5 минутъ на платформѣ [96]. Семь особъ изъ числа давно умершихъ знакомыхъ, различныхъ націй, являлись, говорили со мной, каждый на своемъ языкѣ и уходили. Нельзя ли мнѣ будетъ прислать или, скорѣе, постоянно присылать къ вамъ отсюда переводы статей о спиритическихъ фактахъ не неизвѣстныхъ личностей, — но такихъ людей, какъ Робертъ Дэль Оуэнъ, полковникъ Олкоттъ и лучшихъ здѣшнихъ писателей. Я со многими ими знакома и они даютъ мнѣ, съ удовольствіемъ, право переводить ихъ произведенія. Олкоттъ корреспондентъ, посланный нарочно однимъ изъ лучшихъ иллюстрированныхъ журналовъ Нью-Іорка, „The Grafic“[97]-въ Вермонтъ къ Эдди братьямъ. Онъ провелъ тамъ уже болѣе 2-хъ мѣсяцевъ, и его иллюстрированныя статьи производятъ фуроръ. Я также работаю для „Grafic“ и могу высылать регулярно статьи, переведенныя и переписанныя начисто, съ копіями иллюстрацій, рисованныхъ перомъ и тушью. Вы вѣроятно также слышали о посмертномъ сочиненіи Диккенса. Вторая часть неоконченнаго имъ при жизни романа его „Эдвина Друда“. Я перевела эту вторую часть, и она лежитъ готовая у меня… Духъ ли Диккенса написалъ ее или самъ медіумъ James, но эта вторая часть признана всей американской и европейской прессой (съ малыми исключеніями) за совершенное fac simile слога Диккенса и его неподражаемаго юмора… Извиняюсь еще разъ за безцеремонность письма. Надѣюсь, что быть можетъ найдете свободную минуту отвѣтить мнѣ слова два. Очень бы я хотѣла видѣть напечатанное въ Россіи окончаніе вышеупомянутаго романа Диккенса. Я долго надъ нимъ работала и переводила съ манускрипта Джемса, какъ онъ писалъ подъ диктовку духа Диккенса…»

Письмо это не дошло еще по назначенію, какъ Е. П. Блаватская послала вслѣдъ за нимъ другое, отъ 14 ноября. Оно весьма краснорѣчиво и полно значенія для ея характеристики.

«Нѣтъ недѣли еще, какъ я писала вамъ и вотъ — горько каюсь въ томъ уже! Сегодня утромъ, по обыкновенію моему, когда я въ городѣ, я сидѣла у единственнаго друга моего, многоуважаемаго всѣми здѣсь Andrew Jackson Davis'а, онъ получилъ ваше письмо, писанное по-французски и, незная хорошо языка, просилъ меня прочесть и перевесть. Въ письмѣ этомъ вы пишете: „J'ai entendu parler de M-me Blavatsky par un de ses parents, qui la dit un medium assez fort. Malheureusement ses communications se ressentent de son moral, qui n'a pas été des plus sévères“ [98]. Кто бы вамъ ни говорилъ обо мнѣ, они говорили правду, въ сущности, если не въ подробностяхъ; только видитъ одинъ Богъ, что выстрадала я за мое прошлое. Видно ужь такова судьба моя, что нѣтъ мнѣ на землѣ прощенья. Это прошлое, какъ печать проклятья на Каинѣ преслѣдовало меня всю жизнь и преслѣдуетъ даже сюда, въ Америку, куда я уѣхала, подальше отъ него и отъ людей, которые меня знали въ молодости. Вы сдѣлались невинной причиной тому, что теперь я буду принуждена бѣжать куда-нибудь еще подальше — куда? не знаю. Я не обвиняю васъ, видитъ Богъ, что писавши эти строки, я не имѣю ничего въ душѣ противъ васъ, кромѣ глубокаго, давно знакомаго мнѣ горя, за неисправимое прошлое. Andrew Jackson, который чувствуетъ и читаетъ людей яснѣе всякой книги (а въ этомъ никто не сомнѣвается кто его знаетъ), сказалъ мнѣ на это только слѣдующія многознаменательныя слова: „я васъ знаю, такой какъ вы есть теперь, и чувствую васъ, до вашего же прошлаго я не хочу и не могу касаться, я напишу г-ну Аксакову, что онъ не знаетъ васъ лично, я же — знаю“. Эти слова, сказанныя А. Ж. Дэвисомъ, достаточны будутъ для васъ, и мнѣ нѣтъ болѣе надобности стараться васъ увѣрять, что M-me Blavatsky, 20 лѣтъ назадъ, или теперь, когда ей за 40 уже — двѣ особы. Я „спиритка“, и „спиритуалистка“ въ полномъ значеніи этихъ двухъ названій… Я была „матерьялисткой“ почти до 30 лѣтъ, и вѣрила и не вѣрила въ спиритизмъ. Не вѣря въ Бога, я не могла вѣрить въ будущую жизнь. Нравственность и добродѣтель я принимала за общественное одѣяніе, ради приличія — un masque social que l'on n'appliquait sur la figure que pour ne pas choquer l'estetique de son voisin, comme on mettrait du taffetas anglais sur une laide blessure[99]. Я ненавидѣла „общество“ и такъ называемый свѣтъ, какъ ненавидѣла лицемѣріе въ какомъ бы оно видѣ ни проявлялось — ergo: шла противъ общества и установленныхъ приличій на проломъ. Результатъ: три строчки въ вашемъ письмѣ, которыя пробудили во мнѣ все прошлое и растравили всѣ старыя раны. Болѣе 10 лѣтъ уже я спиритка и теперь вся жизнь моя принадлежитъ этому ученію. Я борюсь за него и стараюсь посвящать оному всѣ минуты жизни моей. Будь я богата, я бы употребила всѣ мои деньги до послѣдняго гроша pour la propagande de cette divine vérité[100]. Мои средства очень плохи и я принуждена жить трудами своими, переводами и писать въ журналахъ.

Вотъ почему, я обратилась къ вамъ, съ предложеніемъ переводить на русскій языкъ все, что выходитъ здѣсь о спиритуализмѣ. Я перевела Эдвина Друда и онъ давно готовъ, также я перевожу теперь письма (Colonel H. S. Olcott), которыя производятъ въ эту минуту такую революцію въ умахъ матерьялистовъ.

Онъ инвестигировалъ, 8 недѣль, матерьялизаціи духовъ у Eddy Brothers въ Вермонтѣ и я была у нихъ и жила 2 недѣли на фермѣ у нихъ, гдѣ съ нимъ и познакомилась. Его письма и сочиненія достойные соперники книгъ Роберта Дэль Оуена (Оwen), Эпса Саржента и другихъ защитниковъ. Но теперь, когда я узнала ваше справедливое, хотя суровое мнѣніе обо мнѣ, я вижу, что нѣту для меня спасенья кромѣ смерти. До гроба придется мнѣ тянуть „ce boulet de galerien social“[101]. Видно ни раскаяніе, ни добровольное изгнанье изъ родины, гдѣ есть у меня и братья и сестры и любимые родные, которыхъ я никогда уже не увижу на землѣ — ничто не усмиритъ гнѣва этого разъяреннаго дикаго звѣря, котораго зовутъ публичнымъ мнѣньемъ!

Одна есть у меня къ вамъ просьба: не лишайте меня добраго мнѣнія Andrew J. Davis'а. Не раскрывайте передъ нимъ того, что если онъ узнаетъ и убѣдится, заставитъ меня бѣжать на край свѣта. У меня осталось лишь одно убѣжище для себя въ мірѣ — это уваженіе спиритуалистовъ Америки, тѣхъ, которые ничего не презираютъ столько — какъ „free love“[102].

Неужели вамъ принесетъ удовольствіе на вѣки убить нравственно женщину, которая ужь и такъ убита обстоятельствами? Извините за длинное письмо и примите увѣреніе въ глубокомъ уваженіи и преданности готовой къ услугамъ

Елены Блаватской.

23. „Irvin Place, New Iork“.

Конечно, ея корреспондентъ, получивъ это письмо, поспѣшилъ увѣрить, что ему „не принесетъ никакого удовольствія навѣки убить нравственно женщину“.

Е. П. Блаватская снова писала изъ Гартфорда, 13 декабря 1874 года:

„Не знаю какъ благодарить васъ за вашу неизмѣримую доброту. Имѣя право презирать меня, какъ всякій благородный человѣкъ, за мою прошлую, грустную репутацію, вы такъ снисходительны и великодушны, что пишете мнѣ… Если есть у меня надежда на будущее, то это только за гробомъ, когда свѣтлые духи помогутъ мнѣ освободиться отъ моей грѣшной и нечистой оболочки. Извините меня и простите, если я, въ минуту отчаянія, написала вамъ мое глупое второе письмо. Я васъ не поняла и думала, что вы, какъ и другіе, судите только по наружности. Прочитавъ ваше письмо, я увидѣла, какъ ошиблась въ васъ, и что вы готовы подать руку помощи даже и такой, какъ я грѣшная… Письмо ваше я получила какимъ-то чудомъ, котораго право не понимаю (слѣдуетъ пространное описаніе, какимъ образомъ письмо, посланное въ Нью-Іоркъ, очутилось въ Филадельфіи самымъ, якобы, сверхъестественнымъ образомъ). Я нахожусь на два дня по дѣламъ въ Гартфордѣ. Я пріѣхала посовѣтоваться съ полковникомъ Олкоттомъ на счетъ нѣсколькихъ перемѣнъ въ его письмахъ и добавленіяхъ. Онъ издаетъ теперь книгу на тэму своихъ писемъ въ „Grafic“ книга такъ дополнена, что составляетъ 2 части, 600 страницъ. 1-ая часть будетъ составлена изъ оригинальныхъ писемъ, а 2-ая — публичное мнѣніе о спиритуализмѣ, антагонизмъ между наукой, религіей и феноменами спиритуализма. Послѣдній въ томъ видѣ, какъ онъ проявляется уже 40 лѣтъ въ общинѣ Шекеревъ и т. д. Книга эта слишкомъ обширна, чтобы ее переводить… лучше будетъ, если я пришлю переводъ писемъ такъ, какъ они были напечатаны въ „Daily Grafic“. Всѣ рисунки и иллюстраціи духовъ я наклеиваю на листы переводовъ. Портретъ одного Гассанъ-Аги какъ онъ являлся мнѣ матерьялизованный въ Читтенденѣ, въ виду 40 человѣкъ, и говорилъ со мной половину по-русски, а половину по-грузински. Портретъ дяди моего Густава Алексѣевича Гана, который также являлся два раза. Вообще я играю большую роль въ письмахъ Олкотта, такъ какъ всѣ 7 духовъ, явившіеся ко мнѣ на фермѣ въ Вермонтѣ, послужили величайшимъ торжествомъ à la cause du Spiritualisme. Пока говорили духи только по-англійски и по-французски on avait raison de douter peut-être, car il était possible de soupèonner un jeu de prestige quelconque. Mais une fois, que 7 esprits materialisés, en chair et en os, tous differemment habillés-sellon leur pays et parlant 6 differentes langues, le Russe, le Turc, le Georgien, le Tartare, le Hongrois et l'Italien, parurent chaque soir et que tout le monde les entendit parler comme des personnes vivantes, les choses changerent d'aspect. Le pays est tout revolutionné. Je reèois des lettres de tous les pays, et de tous les editeurs. Un docteur nommé Beard, qui n'a passé qu'un jour à Chittenden, s'est permis d'insulter tous les spirites, en les appelant dans les journaux des „weak minded fouls and idios“ et je lui ai repondu à deux reprises différentes dans les journaux. Il parait que sans le savoir, j'ai frappé juste. Les spirites les plus emminents comme Robert Dale Owen, D-r Child et autres m'ont adressé des lettres et les editeurs du plus grand „Publishing C®“ d'Amérique, ièi à Hartford m'ont écrit pour me proposer de composer un volume de lettres sur differentes phases du Spiritisme et des manifestations physiques des esprits que j'ai vues aux Indes, en Afrique et ailleurs. Ils veulent m'acheter cet ouvrage. J'aurais ma fortune faite si je ne portais pas malheureusement mon nom maudit de Blavatsky. Je n'ose risquer de signer de ce nom un livre quelconque. Cela pourrait provoquer des souvenirs trop dangereux pour moi. Je prefère perdre 12 mille dollars que l'on m'offre, car les éditeurs me proposent 12 cent par copie et ils garantissent de vendre 100 mille copies. Voici les fruits amers de ma jeunesse que j'ai vouée à Satan, ses pompes et ses œuvres! Enfin! Je vous enverrai, Monsieur, à la fin de cette semaine, un paquet de faits et articles découpés des journaux les plus „respectables“ du pays. Je vous enverrai aussi mes deux lettres imprimées, car cela vous donnera d'avance l'idée de l'immense interet que doit produire un livre comme celui de Col. Olcott. Imaginez vous, Monsieur, des esprits materialisés de bonnes russes parlant leur langue, des garèons Georgiens, des hommes Khourdes, de Garibaldiens Hongrois et Italiens, et enfin mon oncle [103] русскій Предсѣдатель Гражданской Палаты въ Гроднѣ съ анненскимъ крестомъ на шеѣ, paraissant a 6.000 lieux de chez nous, en Amerique, dans une ferme isolée, perdue au milieu des montagnes du Vermont, avec des mediums fermiers grossiers, parlant mal même leur langue maternelle-et cela à moi, qu'ils ne connaissaient ni d'Adam ni d'Eve, devant une réunion de 40 personnes, composée de „reporters sceptiques“, de medecins, de „clergyman“, d'hommes distingués comme Olcott et de bien d'autres! Et pour couronner le tout dans une séance a part „the dark circle“ un esprit, m'apportant la medaille de mon père pour la guerre de 1828 en Turquie et me disant ces mots devant tout le monde: I bring you, Helen Blavatsky, the badge of honor, received by your father for the war of 1828. We took this medal through the influence of your uncle, who appeared you this night-from your fathers grave at Stavropol and bring it you as a remembrance of us in whom you believe and have facth[104][105]