Лев Вершинин - Гопакиада
Крадущийся тигр, затаившийся дракон
Не стану мучить ни себя, ни вас сухой цифирью. Достаточно сказать, что всю вторую половину 1944 года на территории Галиции и Волыни шла настоящая, армейская война, с немалыми потерями обеих сторон, в том числе и в тяжелой технике, включая танки и бронетранспортеры. В конце концов, поздней осенью руководство УПА издало приказ о переходе к «диверсионно-террористическим акциям против советского режима». Особо, однако, не помогло; через несколько месяцев пришлось пересмотреть структуру армии, упразднив «курени» и «сотни» (соответственно, полки и батальоны), и дать рекомендацию действовать силами не крупнее взвода и отделения. Чуть позже были упразднены «классические армейские» службы типа жандармерии, мобилизационных отделов и так далее, их функции взяли на себя «безпека» и «гражданское» подполье, отныне несущее ответ и за координацию действий мелких отрядов, ранее объединенных в военные округа. Проще говоря, регулярная армия — неотъемлемый признак пусть и несуществующего, но все-таки как бы государства, — возвращалась туда, откуда пришла, вновь превращаясь в повстанческое движение. Что, разумеется, создавало противнику определенные сложности, но и только.
Зимой 1945/46 года правительство УССР отдало распоряжение о принятии мер по ликвидации структуры УПА, как организованной боевой силы. В еще контролируемые повстанцами районы были введены армейские части, и началось как всегда: гарнизоны в селах, блокпосты, облавы, а также и совсем уж… эээ… партизанские методы в исполнении бывших, но по разным причинам прозревших боевиков. В итоге к Рождеству «боевой актив» поредел впятеро, считая и убитых, и явившихся с повинной в расчете на амнистию. Погиб почти весь штаб (сам «Савур» был устранен примерно годом раньше). Ситуация усугублялась тем, что многие warlords, сорвавшись с поводка, запаниковали и начали чистку собственных отрядов на предмет, кто предатель; пережили ее далеко не все, и не все, кто пережил, были чисты.
В итоге, скажем, отчет из Края зарубежному Центру по Карпатскому краю сводился к тому, что «после минувшей зимы УПА перестала существовать как боевая единица», а ведь Карпаты считались одним из наиболее благополучных регионов. Так что мало кого удивило появившееся в июле «Обращение к героям», в котором командование УПА в самых что ни на есть торжественных тонах заявляло о завершении «широкой повстанческой борьбы» и переходе к «борьбеподпольно-конспиративной». Насчет индивидуального террора не было сказано ни слова. Sapienti sat.
Любителям мелочей Гугль в помощь. Но алгоритм понятен. Поджог — взрыв — налет. Поджог — взрыв — налет. А в ответ облавы и высылки, высылки и облавы — и так месяц за месяцем, труп за трупом, вагон за вагоном. Однажды, правда, «кукурузник» подбили, то-то радости было в Мюнхене.
Но главным направлением «подпольно-конспиративной борьбы» на два года стала разработанная подпольными городскими теоретиками и принятая к исполнению лесными людьми программа «охоты на сексотов» — учителей, агрономов, зоотехников, железнодорожников, водителей трамваев, пожарных, почтальонов, сторожей. В общем, всех, кто не мент и не солдат, но явно работает на органы. Особо опасными считались «городские», приезжавшие в села что-то наладить, корову, скажем, вылечить или, упаси боже, трактор починить. И уж совсем страшное дело, если сексот оказывался не местным, а с востока. Особенно из Москвы, вроде геологов Нины Балашовой и Давида Рыбкина, изловленных в августе 1948 года под Коломыей и объявленных «самыми страшными агентами московского империализма». Таких убивали изысканно, нередко (особенно почему-то женщин) расчленяя заживо, — вопреки строгой инструкции Центра, предписывавшей «не проявляя жестокости, принародно вешать, прикрепив на грудь табличку с указанием вины». Впрочем, по ходу операции инструкции менялись, вскоре рекомендации уже требовали «в ходе ликвидации указанных лиц не жалеть ни взрослых членов их семей, ни детей, с которых рекомендуется начинать». Это, правда, относилось не к сексотам, а к «дезертирам», — тем, кто «вышел из леса» или отказался в лес уходить, а также к «подмоскаликам», пускавшим «врага» на постой или давших ему хотя бы кружку воды.
Не скажу, что такие методы — уже не столько даже демонстрация, сколько ритуал, — не действовали. Действовали, конечно. Люди боялись и не шалили. Но всему есть предел. После того как 21 июня 1948 года в конюшне Львовского университета обнаружилось множество отпиленных человеческих ног, а затем, по итогам следствия, 18 изуродованных трупов — 17 женских и один подростка, лесных людей начали попросту «сдавать», порой даже в родных селах, куда они приходили на отдых. В связи с этим очередная «Инструкции командирам отрядов», датированная 21 ноября 1948 года, настоятельно требовала «карая вражеских пособников, обращать внимание на возраст, казни проводить так, как принято в мире (список прилагается)… не следует также впредь отрезать головы сексотам». Кто-то из warlords это инструкцию даже принял к сведению. Но далеко не все.
Его борьба
Весна 1947 года нанесла очередной удар. Начатое Варшавой принудительное переселение украинского населения Западной Галиции и Подляшья в районы западнее Вислы и максимальное ужесточение пограничного режима вынудило остатки «Закерзонских» УПА и подполья ОУН с боями пробираться на Запад через Чехословакию. Кто-то из особо удачливых прорвался, примерно 100–120 душ из двух тысяч. Пленных поляки не брали.
30 мая 1947 года, исходя из того, что личный состав лесных людей стал ниже численности городского подполья ОУН, Шухевич сливает обе структуры в одну. Примерно тогда же впервые возникает непонимание между «командованием Края» и политической элитой ОУН(б), уютно бьющейся за «величие нации» в эмигрантских пивнушках. Опьяненные проснувшимся после «фултонской» речи Черчилля интересом CIA, MI-6 и других перспективных партнеров интересом к «революционно-освободительным силам» внутри СССР, Бандера и прочие «идеологи борьбы» настойчиво требовали «реорганизовать работу с максимальной пользой». То есть ничего не имея ни против точечных ликвидаций, ни против уничтожения «сексотов», сделать упор на сбор информации военного характера, могущей заинтересовать страны вот-вот собирающего появиться НАТО в преддверии перехода холодной войны в горячую стадию. Такое развитие событий представлялось «вождям» настолько неизбежным, что уже в 1947-м ими были разработаны проекты обращений ОУН и УГВР, которые должны быть оглашены «украинскому народу» (термин «нация» после Нюрнберга из моды вышел) на второй день войны «цивилизованного мира» с «коммунистической империей».
У Шухевича, в силу ситуации вынужденному мыслить куда реальнее, подобные проекты вызывали сомнения. Как вспоминала позже Ольга Гасина, жена близкого друга и сотрудника «аятоллы» Олексы Гасина ака Лыцарь, в 1949-м застрелившегося при задержании его во Львове, «на рассуждения Лыцаря о скорой войне американцев с Советами, Роман с саркастической улыбкой ответил, что Америка может и не прислушаться к мнению пана Лыцаря». Затем, продолжает пани Гасин, «я спросила, почему же, если так, нам, усталым и изможденным, не свернуть дело и не уйти на Запад? С горькой улыбкой Роман ответил, что на Западе и так охотников поговорить хватает, а мы должны делать дело тут». Информацию он, конечно, собирал и передавал, но от многочисленных связных «с той стороны» конспирировался, доверяя только своим каналам. И был прав: как стало известно позже, лихорадочная активность «закордонного центра» ОУН(б) привела к тому, что МГБ, изловив несколько связных, перехватила инициативу и в течение года вела сложную радиоигру с Западом от имени «национально-демократического подполья Украины». С этого времени, докладывая Бандере о полной поддержке всех инициатив «вождя нации», Шухевич, судя по всему, начинает игнорировать всю эту лабуду и строить работу, исходя только из собственных оценок.
В первой половине июля 1948 года где-то в дрогобычских лесах «аятолла» провел последнее «генеральное совещание» с лидерами военно-политического подполья Галиции, представив участникам «стратегический план действий в новой обстановке», состоящий из трех «схем», получить информацию о содержании которых МГБ, несмотря на все старания, не могло очень долго. Помимо этого, основного пункта повестки дня, разумеется, обсуждались вопросы насущные. Признавая, что война по факту завершилась, присутствующие, однако, одобрили как продолжение как «боевых действий в ожидании скорой войны», так и операции «Сексот», постановив, правда, отказаться от ритуальных зверств, как «наносящих вред моральному авторитету армии». Одобрено, впрочем, было и предложение «выйти на контакт с большевиками, поискать компромисса» (попытки такого рода предпринимались и раньше, в 1944 и 1945 годах, с санкции «вождя»), но на сей раз инициатива исходила снизу. Определенные шаги в этом направлении были, кажется, даже сделаны, однако руководство УССР предложение проигнорировало, и малая война в труднодоступных регионах продолжалась, понемногу сходя на нет. В связи с чем приказом УГВР от 3 сентября 1949 года всем «боевым подразделениям украинской армии» было предписано приостановить активные действия, а их личному составу по мере возможности перейти на легальное положение. Желающим «продолжать борьбу» отныне следовало ни в коем случае не связывать себя с ОУНУПА. Сам Шухевич, отказавшись пробиваться на Запад, вместо того ушел в глубочайшее подполье, занявшись, по некоторым данным, шлифовкой «стратегического плана».
