Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы
История сохранила страшный документ — телеграмму Сталина секретарям обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий, наркомам внутренних дел на местах, начальникам управлений НКВД, в которой говорится: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… (телеграмма послана в 1939 году. — В. Н.). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и при том применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и не разоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».
Сталин утверждал, что нет большего удовольствия, чем уничтожить своего врага и после этого выпить хорошего вина. Он лично часто давал указания о том, как надо содержать в заключении его бывших соратников и как пытать их. Когда его охранник Паукер в лицах представил перед ним, как волокли на расстрел истерзанного пытками Зиновьева и как он при этом молил палачей о пощаде, Сталин помирал со смеху. И вскоре расстрелял… Паукера.
Да, для гениального вождя в самом деле не было большего наслаждения, чем унизить человека, лишить его чувства собственного достоинства, растоптать, смешать с грязью. Особенно если этот человек был ему хорошо известен. Так было со многими, например с Бухариным, с которым вождя связывала не только совместная работа в течение многих лет, но и дружба домами. До ареста Бухарина Сталин вдоволь поиздевался над ним, когда долго держал его в подвешенном состоянии между тюрьмой и волей, хотя для себя уже решил его уничтожить. Так было и с Енукидзе, с которым Сталин был в тесной дружбе в течение 35 лет, оба за эти годы много погуляли и выпили (два кавказских человека!). Наверное, именно поэтому среди многих обвинений на Енукидзе повесили и «моральное разложение».
В своей подозрительности и жестокости Сталин, наверное, побил все рекорды, записанные историей за тиранами. Так, он пересажал жен у многих своих ближайших соратников, начав со второго после себя человека — Молотова. Причем в заключении им никаких поблажек как женщинам не делалось. А «вдовцы» продолжали раболепно служить своему хозяину. В конце концов Сталин бросил в тюрьму и жену Поскребышева, своего самого главного помощника! Тот на коленях умолял вождя освободить жену, а вождь отвечал, что это не в его силах и все зависит от Берии. После этой сцены Сталин попросил Поскребышева принести ему чаю, тот, как обычно, тут же исполнил просьбу и вышел. Но вождь пить чай не стал, отправил стакан на экспертизу Берии в лабораторию ядов. Оказалось, что чай не был отравлен. Поскребышев продолжал оставаться на своем посту. Что тут комментировать?! Вождь, разумеется, понимал, что жены его сатрапов никакие не враги народа, но они вполне устраивали его в роли заложниц — гарантов собачьей преданности их мужей…
У Сталина и Гитлера была и такая общая черта: оба не допускали близких контактов между своими подчиненными из числа самых приближенных. Те обычно встречались друг с другом вне работы только за столом у своего хозяина. И при этом их можно было назвать пауками в банке. Например, Хрущев так характеризует одного из любимчиков Сталина, А. Щербакова, умершего в 1945 году: «Совести он не имел ни малейшей капли. Все мог сделать для того, чтобы поднять собственную персону, и кого угодно был готов утопить в ложке. А Сталину это нравилось». И главное, все эти Хрущевы и Щербаковы, русские и немецкие, наперегонки льстили своим хозяевам, буквально расстилались перед ними. А. Шпеер признавался в своих мемуарах: «Окружение Гитлера, конечно, должно нести ответственность за то, что создало у него уверенность в обладании им сверхчеловеческой силы… Даже более выдержанный и скромный человек, чем Гитлер, при таких дифирамбах в свой адрес не смог бы удержаться от самообольщения».
Не раз случалось и такое, что Сталин убивал людей тайно, без клеветы на них, без пыток и казней. Самым громким из таких дел было убийство Кирова в 1934 году. С ним у вождя были вполне дружеские отношения (например, на юге вдвоем отдыхали), но тот стал в партии очень популярным, и Сталин от него избавился. А сам факт убийства использовал как предлог для начала массового террора, в ходе которого освободился и от других своих возможных конкурентов, обвинив именно их в этом преступлении.
Другой аналогичный пример. Когда в начале 50-х годов Сталин обрушил террор на еврейскую общественность и уничтожил немало выдающихся деятелей, то при этом не посмел присоединить к ним всемирно известного актера С. Михоэлса, испугавшись, по всей вероятности, общественного мнения на Западе. Его убили агенты КГБ, списав смерть на несчастный случай. Так случилось, что Светлане Сталиной случайно довелось сразу узнать об этом преступлении. Она вспоминает в своей книге о том, что как-то раз они были дома с отцом в соседних комнатах, дверь между ними была открыта, и она услышала, как отец кому-то приказывал по телефону официально объявить, что случилась автомобильная катастрофа, и ею все прикрыть. На другой день она прочитала в газете о гибели Михоэлса в автокатастрофе, затем его похоронили со всеми почестями.
Когда Хрущев в речи на XX съезде партии в 1956 году намекнул о прямом участии Сталина в убийстве Кирова, Светлана была потрясена. Она пишет: «Я долго думала: возможно ли? Возможно ли? — Ведь Киров был старый друг, он отдыхал вместе с отцом в Сочи летом в том же году… И страшный ответ приходил сам собой. А Бухарин? Разве он не был старый друг? Разве он не жил у нас летом на даче, еще при маме?..»
Так же, как и Михоэлс, погиб в такой же «автокатастрофе» и прославленный советский дипломат Литвинов (кстати, тоже еврей). Личный сталинский переводчик В. Бережков пишет в своих мемуарах: «Сталин был мастером на такие дела. Он вызывал к себе людей из НКВД, давал им задание лично, с глазу на глаз, а потом происходила автомобильная катастрофа, и человек, от которого Сталин хотел избавиться, погибал. Подобных случаев было немало».
Для тех, кто еще оставался на воле и находился вблизи Сталина, закон был один: надо было самому растоптать свое человеческое достоинство, заложить свою душу лично товарищу Сталину. Вспоминая о сталинском терроре, Хрущев пишет: «Это могло случиться с любым из нас. Все зависело от того, как взглянет на тебя Сталин или что ему покажется в такой момент. Порой он говорил: „Что это вы сегодня на меня не смотрите? Что-то у вас глаза бегают?“ Или еще что-либо в этом роде.
И все это произносилось с таким злом! Разумный следователь не ведет себя так даже с „заядлым“ преступником, а тут произносилось за дружеским столом. Сидим мы, едим, а он вдруг награждает такими эпитетами и репликами людей, которые по его же приглашению сидят за его столом и ведут с ним беседу. Тяжелое было время!..» Кстати, вряд ли был еще руководитель такого же уровня, как Сталин, который проводил бы столько времени за едой и питьем. Только Гитлер мог сравняться с ним в этом, но, правда, фюрер обходился без спиртного…
Да, застолье было общим обязательным ритуалом обоих диктаторов. На это ежедневно у них уходило по несколько часов! У Гитлера — обед днем и чай с вечера на ночь. Об этих сидениях сохранилось немало воспоминаний, общее впечатление от них с обеих сторон — ужасная, гнетущая скука и напряженная атмосфера. Эти ритуальные действа являли собой как бы сцену с одним актером в главной роли и ансамблем, который робко подыгрывал. При этом у Сталина не только болтали, но пели и даже иногда плясали, причем одни мужики, женщин за столом у Сталина никогда не было. Заодно решали и государственные дела: Сталин что-то предлагал, все соглашались. У фюрера застолье носило светский характер, разговоры велись на самые разные темы, но серьезные вопросы, как правило, не решались. У Сталина обычно собиралось пять-шесть его ближайших собутыльников, редко приглашался кто-нибудь еще. У Гитлера было три типа таких сборищ: человек на 40–50 из высшей партийной и государственной элиты, чаще собиралось несколько ближайших сподвижников, наконец — интимный кружок (Борман, его постоянная тень и второй в партии человек, адъютант, врач, фотограф, архитектор Шпеер и Ева Браун). Это была как бы семья одинокого фюрера. У Гитлера его ближайшие сподвижники часто старались избегать такие занудные сборища, но исчезали по очереди, наверное, договаривались между собой. У Сталина такие вольности были невозможны. Принудительное участие в застольных беседах угнетало не только своей скукой и монологами хозяев, но и тем, что Гитлер и Сталин оба были «ночными птицами», любили работать и болтать по ночам.
