Валентина Полухина - Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)
Как вы думаете, он верил в иную жизнь?
Думаю, да, в каком то смысле. Что еще интересно, так это его отношения с моей дочерью, Лиззи, о которых я еще по-настоящему не думала. Когда он жил у нас, то водил Лиззи обедать. Он очень много ей выговаривал; как-то она разрыдалась, потому что он сказал, что она несерьезна, талантлива, но несерьезна. По-моему, она тогда учила русский. В тот вечер у нас тут был званый ужин, и он решил, что раз повел себя так ужасно с Лиззи, то не может показаться на ужине. Нам пришлось убеждать его, что все на самом деле в полном порядке.
Что вы знаете о его первой встрече с сэром Исайей Берлином?
Мы представили его Исайе. Исайя, конечно, знал о его существовании. Но когда Иосиф пробыл у нас уже два или три дня, мы позвонили Исайе, чтобы сказать ему, что Бродский здесь. Стивен доставил его в "Атенеум", чтобы выпить с Исайей чаю. Не только вследствие роскоши поговорить по- русски в течение двух часов, но также благодаря их мгновенному взаимопониманию вид у него, когда он потом спускался по ступенькам, был очень довольный. Я забирала его оттуда. Так как он должен был читать в тот вечер на "Международном фестивале поэзии", я предложила отправиться прямо в концертный зал, где мы могли бы передохнуть. Вдруг он очень встревожился, схватился за нагрудный карман и сказал: "Но документы! У меня ни паспорта, ни других бумаг!" Когда я сказала, что здесь они для концертных залов и театров не нужны, он недоверчиво посмотрел на меня и неуверенно засмеялся. "Нет, правда? Вы уверены? — О woll!" Несмотря на его браваду и раздражение советскими ограничениями, в те самые первые дни он порой, казалось, умилялся нашему беззаботному неорганизованному обществу, что оно такое немного безумное, однако мило-безумное.
Встречался ли Бродский с другими английскими писателями, пока жил у вас в 1972 году?
В ту первую неделю, когда почетным гостем епископа оказался не поэт Бечеман, а прозаик Ч. П. Сноу, мы подумали, что Иосифу предстоит утомительная проверка терпения!
Как только дамы покинули столовую, лорд Сноу произнес весьма напыщенную речь, в которой превозносил Михаила Шолохова как правдивого писателя и вообще великого романиста и носителя силы добра. Стивен говорил, что уничтожающий пассаж Иосифа, которым он поставил на место Сноу, и его презрение к вере Шолохова в то, что литературных диссидентов надо расстреливать, были великолепны. Я всегда буду жалеть, что не слышала этого, хотя я видела, с каким уважением смотрели на него эти представители правящих кругов. Неудивительно, что пока мы ехали в полночь через Вестминстерский мост, Стивен все еще наслаждался воспоминаниями о сдержанном моральном превосходстве Иосифа среди всех этих высокопоставленных незнакомцев.
Мы объяснили, что свет под Биг-Беном означает, что Парламент заседает, и спросили, не хочет ли Иосиф заглянуть туда. Она был потрясен тем, что мы можем спокойно зайти в Мать Парламентов (словно в британского образца Кремль). Полицейский провел нас к нашим местам на галерее, и мы слушали дебаты, насколько я помню, по поводу финансирования жилищного строительства. Вдруг я почувствовала, как целый ряд пустых, за исключением нас, сидений очень сильно трясется, и обернулась посмотреть, в чем дело: это Иосиф заходился в восторженном, неудержимом хохоте. Он счастливо прошептал: "Это так занудно".
Как Стивен Спендер реагировал на яростное осуждение Иосифом коммунизма и Советского Союза?
Я помню, однажды Иосиф и Исайя, Стивен и я ужинали на Рождество, когда возобновились бомбардировки Вьетнама[106]. Я сказала: "Мне стыдно за наше правительство. Премьер-министр Голландии и премьер-министр Франции, все протестовали, а где же Тед Хит?" А Иосиф возразил:
"Никогда не забывайте: все, что плохо для Советского Союза, абсолютно правильно".
Мы были слегка ошарашены. Но мы понимали его. Когда Иосиф ушел, Исайя сказал: "Стали ли мы думать о нем хуже?" Мы ответили: "Конечно, не стали, мы понимаем почему".
Тогда Исайя сказал: "Но, по-моему, он стал хуже думать о нас".
Но, разумеется, он не стал хуже думать о вас. Наташа, вы помните, когда Бродский написал возмущенное письмо после нападок Йена Гамильтона на Стивена Спендера[107]. В чем там было дело?
Это было после публикации "Избранных стихотворений" и "Дневников" Стивена. Рецензии были очень благоприятные за исключением одной, гамильтоновской. Стивен поделился своим раздражением с Ренолдз Прайс, которой были посвящены "Избранные стихотворения": "Я нахожу разновидность глумливого критиканства, в котором сегодня специализируются англичане, весьма трудновыносимой. Такое ощущение, будто из тебя делают пугало для твоих же друзей. В "Литературном приложении" к газете "Тайме" была напечатана совершенно отвратительная статья профессионального пасквилянта по имени Йен Гамильтон, видели вы ее или нет, где среди прочего говорилось, что этот Иен Гамильтон не понимает, почему я питал такое восхищение и дружеские чувства к Одену, если Оден никогда не делал ничего в ответ на мою дружбу. К счастью, Бродский видел эту статью и, хотя ему предстояла операция на сердце, написал письмо, являющееся настоящим шедевром негодования[108]. Наряду с Бродским, другие друзья тепло откликнулись на вышедший том".
В 1980-м Бродский прилетел из Америки, когда Стивен Спендер сломал обе ноги. Что произошло? Как он сломал обе ноги? Иосиф жил у вас или только приходил в гости?
Вечером 14 января у нас были гости. Стивен вышел купить копченой лососины на ужин. Было темно, шел дождь. Выходя из супермаркета "Уэйтроуз", он поскользнулся на поребрике, сильно упал и сломал обе лодыжки. Его отвезли на станцию метро "Финчли", позвонили в "скорую" и отправили в Королевскую бесплатную больницу. Но в больнице не поняли, что у него сломаны обе ноги. Ему зафиксировали одну ногу и спустя неделю попросили его встать на другую.
Он сказал, что не может. Пришлось проводить вторую операцию, вот почему он пролежал в больнице три недели, а Иосиф его там навещал.
А в Америке вы с Иосифом встречались?
Много раз. Помню, мы все ужинали в Нью-Йорке, по- моему, у Дика Сеннета, и Сюзан Зонтаг была там. Я играла для гостей фа-минорный дуэт Шуберта, и она слегка опьянела от музыки. Как бы то ни было, завязался какой-то разговор о скерцо. Иосиф сказал, что он не понимает смысла скерцо, первая и вторая части чудесны, зачем вводить это относительно легкомысленное скерцо? Тогда Стивен возразил, мол, как насчет скерцо в Девятой симфонии или в "Hammerclavier"? Тогда встряла Сюзан со словами, — она всегда поддерживала Иосифа и всегда пользовалась его одобрением, — что от скерцо ее тошнит. Иосиф просто пропустил это мимо ушей.
Он любил споры?
О да, он ими наслаждался. Он больше походил на Уистана. По-моему, они с Уистаном были очень похожи в этом. У него были собственные мысли насчет поэзии, писательства, всякой всячины, и они накапливались, накапливались. А затем он разгружал их в беседе. Стивен как-то сказал об Уистане, что когда тот приезжает на неделю, то привозит с собой целую диссертацию о том, что пришло ему в голову. Стивен говорил, как большинство гостей приносят тебе бутылку виски или букет цветов, так Уистан приносит то, что пришло ему в голову. И Иосиф был такой же. И они разговаривали о том, как преподавать поэзию. Это было позже, после ухода Уистана. Они оба заставляли своих студентов учить стихи наизусть.
Оден помнил свои стихи наизусть?
Да. Это делало его чтение чудесным. Я как-то совершила ошибку в том, что слишком растрогалась от его чтения на "Международном фестивале поэзии", когда он читал в той мудрой и сочувственной манере, которую напускал на себя, когда читал стихотворение с духовным содержанием. Я сказала: "Уистан, это было просто дивно". Он понял, что я слишком растрогана, и ответил: "Милая моя, я просто старый хрыч".
Когда Оден впервые появился в вашем доме?
Первый раз Уистан пришел в этот дом после войны и встал на пороге, я открыла дверь с ребенком, Мэтью, на руках. У и стан обернулся и сказал: "Где мой противогаз?" — с таким американским акцентом! Я подумала: "Ты же англичанин, ты не мог так быстро превратиться в американца".
Правда ли, что коллеги Одена в Оксфорде обращались с ним так плохо, как утверждал Иосиф?
Коллег Уистана по колледжу (Крайстчерч), где он каждый вечер ужинал за преподавательским столом, раздражало его многословие. А друзья одновременно и сочувствовали, и не могли вмешаться в ситуацию.
Видите ли вы какое-либо сходство между поэзией и прозой Бродского и творчеством Одена?
Подобно Уистану, он зачастую имел обыкновение выражать жесткие нравственные императивы в довольно игривой форме. Они разделяли страсть к истине и нежелание участвовать в житейских пересудах.
