Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина) - Александр Александрович Годлевский
Интересно сравнить методы беззаконий коммунистического перестроечного и демократического правосудия. Тогда по иску Григорьянца суд незаконно оставил исковое заявление без движения, убоявшись выносить определение об отказе в его принятии, поскольку такое определение подлежало обжалованию в кассационном порядке. Разумеется, коммунистические власти кассационное заседание Мосгорсуда по жалобе на явно неправосудное определение допустить никак не могли. Это было бы слишком нетерпимой для них демонстрацией фальшивости своего правосудия. По нашей с Кириллом жалобе на действия Генпрокуратуры РФ районный суд без всяких колебаний вынес такое явно антиконституционное определение, а Мосгорсуд в открытом кассационном заседании без тени сомнений придал ему законную силу.
Еще раз подчеркну, что все вступившие в законную силу судебные акты имеют высшую юридическую силу. Своим кассационным определением Мосгорсуд от имени государства юридически подтвердил, что конституционные гарантии прав и свобод у нас стоят не больше бумаги, на которой написана супердемократическая Конституция РФ. И находятся же еще люди, сомневающиеся, когда я им говорю, что коммунистическая власть относилась к собственным законам гораздо более приличнее, чем нынешняя демократическая. Все мои выводы неоспоримо следуют из официальных судебных документов. В опровержение можно наговорить всякого, но все контраргументы разбиваются об имеющие высшую юридическую силу акты судов, вынесенные от имени государства.
3-2
Среди западных политиков, политологов и прочих специалистов встречается и другой очень любопытный психологический феномен. Некоторые из них признают, что российское государство беззаконное, то есть ненормальное, и... продолжают все также и фактически, и юридически относится к нему в своих делах как к государству нормальному. Включая самое полное и высшее юридическое оформление такого нормального отношения, как членство России в Совете Европы – организации, главным условием членства в которой является соответствие общепринятым в мире демократическим стандартам. И самое главное условие – соблюдение прав человека. Тут есть одна тонкость, на которую не все обращают внимание (или не любят обращать). Уместно напомнить, что Евросовет – не военно-политический блок, типа НАТО, и не международное экономическое сообщество, типа «Общего рынка». Основная область деятельности Совета Европы – демократическое устройство государств, и именно только по критерию соответствия демократическим стандартам, в первую очередь – по соблюдению прав человека, определяется допуск государств в членство.
Членство в Евросовете – это как выданная государству справка с печатью, юридически подтверждающая, что данное государство является демократическим в полном объеме, то есть полностью соответствует общепринятым основным европейским и мировым стандартам правового демократического государства. Можно привести великое множество аргументов и контраргументов, наговорить что угодно, но приняв в члены СЕ, европейские демократические государства официально юридически признали Россию себе подобной в полном объеме. Или совсем наоборот – себя полностью приравняли к России по всем основным правовым критериям. Отсутствие каких-либо юридических гарантий прав человека в государстве российском делает его членство в Совете Европы трагикомичным. По правовому критерию – по соблюдению государством своих собственных законов – гораздо больше оснований для членства там имеет Югославия времен правления Слободана Милошевича.
Другие государства и международные организации, признающие Россию страной демократической, в том числе и Совет Европы, не очень интересует вопрос о неотвратимости уголовной ответственности чиновников даже за тяжкие должностные преступления – не интересно им, есть ли в России юридические гарантии прав человека или нет. Наша демократическая пресса тоже обычно эту тему лихо обходит стороной. Даже вопрос такой: почему нет ответственности? – почти никогда не ставится. Иначе от всей нашей демократической мифологии не останется камня на камне. Кстати сказать, при бездействии принципа неотвратимости все разговоры о «диктатуре Закона» так и остаются пустыми разговорами – типа лозунгов о строительстве коммунизма.
Следует отметить, что когда Совет Европы называют правозащитной организацией, это не совсем правильно. Принципиальная разница между Евросоветом и, к примеру, «Amnesty International» в том, что Совет – не просто организация международная, но и межгосударственная. Он является суверенным субъектом международного права, наделенным властными полномочиями, юридически обязательными для всех государств – его членов. В частности, решения Европейского суда по правам человека имеют высшую юридическую силу и обязательны для стран, ратифицировавших европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Главное отличие общественных организаций – от государственных и межгосударственных – заключается в том, что все их действия и решения сами по себе никакой властной юридической силы непосредственно не имеют и реализуются опосредствованно через общественное мнение, в том числе и мировое. Или, опять же, через государственные и межгосударственные органы. То есть Совет Европы – это, прежде всего, узкоюридический механизм, только международный.
Мир несовершенен, и практически все государства в международных отношениях иногда вынуждены частично применять двойные стандарты, двойную мораль, «двойное дно». Но для межгосударственных отношений Запада с коммунистическим Советским Союзом, и особенно с демократической Россией, двойные стандарты составляют неотъемлемую основу всего. Как Большая Ложь для внутрисоветской жизни. Если убрать «двойное дно», – что останется?! Не будь у России ракетно-ядерного потенциала, кто сейчас пустил бы ее в «большую восьмерку»?! Если бы не ядерная «дубина», то по всем остальным критериям претендовать на членство там больше прав имеет Верхняя Вольта, пусть даже без ракет. Нынешнее отношение Запада к советскому государству несравнимо с временами Маргарет Тетчер.
Здесь у западных специалистов происходит даже не разница между словом и делом, а разница в поступках между сознанием, правильно отражающим некоторые черты реальности, и реальными действиями, правильное понимание игнорирующими. Впрочем, на самом деле объяснение тому может быть и не очень сложным. Просто раз «вляпавшись» в дела с таким государством как с нормальным, дальше они уже не могут в корне изменить свое отношение к нему. Чтобы не потерять лицо, или еще кое-что. Далеко не все готовы публично признавать свои ошибки, а следовательно, и ошибочность своих теорий, благодаря которым или исключительно на которых построены карьеры политиков и политологов. Такая неготовность обусловлена и внутренними субъективными, и внешними объективными причинами, поскольку к теориям и карьерам
