Константин Пензев - Князья Рос: Арийская кровь

В связи с этим произошло такое чудо: Маркиану, императору Востока, обеспокоенному столь свирепым врагом, предстало во сне божество и показало — как раз в ту самую ночь — сломанный лук Аттилы, именно потому, что племя это много употребляет такое оружие. Историк Приск говорит, что может подтвердить это [явление божества] истинным свидетельством. Настолько страшен был Аттила для великих империй, что смерть его была явлена свыше взамен дара царствующим.

Не преминем сказать — хоть немногое из многого — о том, чем племя почтило его останки. Среди степей в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали кругом, наподобие цирковых ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях так поминали его подвиги:

«Великий король гуннов Аттила, рожденный от отца своего Мундзука, господин сильнейших племен! Ты, который с неслыханным дотоле могуществом один овладел скифским и германским царствами, который захватом городов поверг в ужас обе империи римского мира и, — дабы не было отдано и остальное на разграбление, — умилостивленный молениями, принял ежегодную дань. И со счастливым исходом совершив все это, скончался не от вражеской раны, не от коварства своих, но в радости и веселии, без чувства боли, когда племя пребывало целым и невредимым. Кто же примет это за кончину, когда никто не почитает ее подлежащей отмщению?»

После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане «страву»11 (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные [чувства], выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием.

Ночью, тайно труп предают земле, накрепко заключив его в [три] гроба — первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа. Следующим рассуждением разъясняли они, почему все это подобает могущественнейшему королю: железо — потому что он покорил племена, золото и серебро — потому что он принял орнат12 обеих империй. Сюда же присоединяют оружие, добытое в битвах с врагами, драгоценные фалеры, сияющие многоцветным блеском камней, и всякого рода украшения, каковыми отмечается убранство дворца. Для того же, чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело, отвратительно, таким образом, вознаградив их; мгновенная смерть постигла погребавших так же, как постигла она и погребенного» (Иордан. О происхождении и деяниях гетов. / Пер. Е. Ч. Скржинской. Спб.: Алетейя, 1997).

Приложение 6

ГОМЕР О ПОГРЕБЕНИЙ ПАТРОКЛА

ТРИЗНА ПО ПАТРОКЛУ

Так сокрушались трояне по граду. В то время ахейцы,К черным своим кораблям возвратяся, на брег Геллеспонта,Быстро рассеялись все по широкому ратному стану.Но мирмидонцам своим расходиться Пелид не позволил;Став посредине дружин их воинственных, он говорил им;«Быстрые конники, верные други мои, мирмидонцы!Мы от ярма отрешать не станем коней звуконогих;Мы на конях, в колесницах, приближимся все и оплачемДруга Патрокла: почтим подобающей мертвого честью.Но, когда мы сердца удовольствуем горестным плачем,Здесь, отрешивши коней, вечерять неразлучные будем».Рек — и рыдание начал; и все зарыдали дружины.Трижды вкруг тела они долгогривых коней обогналиС воплем плачевным: Фетида их чувства на плач возбуждала.Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехиКаждого воина; так был оплакан вождь их могучий.Царь Ахиллес между ними рыдание горькое начал,Грозные руки на грудь положив бездыханного друга:«Радуйся, храбрый Патрокл и в Аидовом радуйся доме!Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:Гектор сюда привлечен и повергнется псам на терзанье;Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейшихЮных троянских сынов, за смерть твою отомщая!»Рек, — и на Гектора он недостойное дело замыслил:Ниц пред Патрокла одром распростер Дарданиона в прахе.Тою порой мирмидонцы с рамен светозарные брониСняли; от ярм отрешили гремящих копытами конейИ, неисчетные, близ корабля Ахиллеса герояСели; а он учреждал им блистательный пир похоронный.Множество сильных тельцов под ударом железа ревело,Вкруг поражаемых; множество коз и агнцев блеющих;Множество туком цветущих закланных свиней белоклыкихОкрест разложено было на ярком огне обжигаться:Кровь как из чанов лилася вокруг Менетидова тела.Но царя Эакида, Пелеева быстрого сына,К сыну Атрея царю повели воеводы ахеян,С многим трудом убедив, огорченного гневом за друга.Сонму пришедшему к сени Атреева мощного сына,Царь повелел немедленно вестникам звонкоголосымМедный треножник поставить к огню, не преклонится ль к просьбеЦарь Ахиллес, чтоб омыться от бранного праха и крови.Он отрекался решительно, клятвою он заклинался:«Нет, Зевесом клянусь, божеством высочайшим, сильнейшим!Нет, моей головы не коснется сосуд омовенийПрежде, чем друга огню не предам, не насыплю могилыИ власов не обрежу! Другая подобная горестьСердца уже не пройдет мне, пока средь живых я скитаюсь!Но поспешим и приступим немедля к ужасному пиру.Ты, владыка мужей, повели, Агамемнон, заутраЛеса к костру навозить и на береге все уготовить,Что мертвецу подобает, сходящему в мрачные сени.Пусть Менетида скорее священное пламя ГефестаСкроет от взоров моих, и воинство к делу приступит».Так говорил, — и, внимательно слушав, ему покорились.Скоро под сенью Атридовой вечерю им предложили;Все наслаждались, довольствуя сердце обилием равным;И, когда питием и пищею глад утолили,Все разошлись успокоиться, каждый под сень уклонился.Только Пелид на брегу неумолкношумящего моряТяжко стенящий лежал, окруженный толпой мирмидонян,Ниц на поляне, где волны лишь мутные билися в берег.Там над Пелидом сон, сердечных тревог укротитель,Сладкий разлился: герой истомил благородные члены,Гектора быстро гоня пред высокой стеной Илиона.Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла,Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный;Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый.Стала душа над главой и такие слова говорила:«Спишь, Ахиллес! неужели меня ты забвению предал?Не был ко мне равнодушен к живому ты, к мертвому ль будешь?О! погреби ты меня, да войду я в обитель Аида!Души, тени умерших, меня от ворот его гонятИ к теням приобщиться к себе за реку не пускают;Тщетно скитаюся я пред широковоротным Аидом.Дай мне, печальному, руку: вовеки уже пред живущихЯ не приду из Аида, тобою огню приобщенный!Больше с тобой, как бывало, вдали от друзей мирмидонскихСидя, не будем советы советовать: рок ненавистный,Мне предназначенный с жизнью, меня поглотил невозвратно.Рок — и тебе самому, Ахиллес, бессмертным подобный.Здесь, под высокой стеною троян благородных, погибнуть!Слово еще я реку, завещанью внимай и исполни.Кости мои, Ахиллес, да не будут розно с твоими;Вместе пусть лягут, как вместе от юности мы возрасталиВ ваших чертогах. Младого меня из Опунта МенетийВ дом ваш привел, по причине печального смертоубийства,В день злополучный, когда, маломысленный, я ненарочноАмфидамасова сына убил, за лодыги поссорясь.В дом свой приняв благосклонно меня, твой отец благородныйНежно с тобой воспитал и твоим товарищем назвал.Пусть же и кости наши гробница одна сокрывает,Урна златая, Фетиды матери дар драгоценный!»Быстро к нему простираясь, воскликнул Пелид благородный:«Ты ли, друг мой любезнейший, мертвый меня посещаешь?Ты ль полагаешь заветы мне крепкие? Я совершу их,Радостно все совершу и исполню, как ты завещаешь.Но приближься ко мне, хоть на миг обоймемся с любовьюИ взаимно с тобой насладимся рыданием горьким!»Рек, — и жадные руки любимца обнять распростер он;Тщетно: душа Менетида, как облако дыма, сквозь землюС воем ушла. И вскочил Ахиллес, пораженный виденьем,И руками всплеснул, и печальный так говорил он:«Боги! так подлинно есть и в Аидовом доме подземномДух человека и образ, но он совершенно бесплотный!Целую ночь, я видел, душа несчастливца ПатроклаВсе надо мною стояла, стенающий, плачущий призрак;Все мне заветы твердила, ему совершенно подобясь!»Так говорил — и во всех возбудил он желание плакать.В плаче нашла их Заря, розоперстая вестница утра,Около тела печального. Царь Агамемнон с зареюМесков яремных и ратников многих к свезению лесаВыслал из стана ахейского; с ними пошел и почтенныйМуж Мерион, Девкалида героя служитель разумный.Взяв топоры древорубные в руки и верви крутые,Воины к рощам пускаются; мулы идут перед ними,Часто с крутизн на крутизны, то вкось их, то вдоль переходят.К холмам пришедши лесистым обильной потоками Иды,Все изощренною медью высоковершинные дубыДружно рубить начинают; кругом они с треском ужаснымПадают; быстро древа, рассекая на бревна, данаиК мулам вяжут; и мулы, землю копытами роя,Рвутся на поле ровное выйти сквозь частый кустарник.Все древосеки несли совокупно тяжелые бревна:Так Мерион повелел, Девкалидов служитель разумный;Кучей сложили на берег, где Ахиллес указал им.Где и Патроклу великий курган и себе он назначил.Страшную леса громаду сложив на брегу Геллеспонта,Там аргивяне остались и сели кругом. Ахиллес жеДал повеленье своим мирмидонянам бранолюбивым Медью скорей препоясаться всем и коней в колесницыВпрячь; поднялися они и оружием быстро покрылись;Все на свои колесницы взошли, и боец и возница;Начали шествие, спереди конные, пешие сзади,Тучей; друзья посредине несли Менетида Патрокла,Все посвященными мертвому тело покрыв волосами.Голову сзади поддерживал сам Ахиллес благородный,Горестный: друга он верного в дом провожал Аидеса.К месту пришедши, которое сам Ахиллес им назначил,Одр опустили и быстро костер наметали из леса.Думу иную тогда Пелейон быстроногий замыслил:Став при костре, у себя он обрезал русые кудри, —Волосы, кои Сперхию с младости нежной растил он;Очи на темное море возвел и, вздохнувши, воскликнул:«Сперхий! напрасно отец мой, моляся тебе, обрекался,Там, когда я возвращуся в любезную землю родную,Кудри обрезать мои и тебе принести с гекатомбойИ тебе ж посвятить пятьдесят овнов плодородных,Возле истоков, где роща твоя и алтарь благовонный.Так обрекался Пелей, но его ты мольбы не исполнил.Я никогда не увижу драгого отечества! Пусть жеХрабрый Патрокл унесет Ахиллесовы кудри в могилу!»Рек — и, обрезавши волосы, в руки любезному другуСам положил, и у всех он исторгнул обильные слезы.Плачущих их над Патроклом оставило б, верно, и солнце,Если бы скоро Пелид не простер к Агамемнону слова:«Царь Агамемнон, твоим повеленьям скорей покорятсяМужи ахейские: плачем и после насытиться можно.Всех отошли от костра и вели, да по стану готовятВечерю; мы ж озаботимся делом, которого большеТребует мертвый. Ахеян вожди да останутся с нами».Выслушав речи его, повелитель мужей АгамемнонВесь немедля народ отпустил к кораблям мореходным.С ними остались одни погребатели: лес наваливши,Быстро сложили костер, в ширину и длину стоступенный;Сверху костра положили мертвого, скорбные сердцем;Множество тучных овец и великих волов криворогих,Подле костра заколов, обрядили; и туком, от всех ихСобранным, тело Патрокла покрыл Ахиллес благодушныйС ног до главы; а кругом разбросал обнаженные туши;Там же расставил он с медом и с светлым елеем кувшины,Все их к одру прислонив; четырех он коней гордовыйныхС страшною силой поверг на костер, глубоко стеная.Девять псов у царя, при столе его вскормленных, было;Двух и из них заколол и на сруб обезглавенных бросил;Бросил туда ж и двенадцать троянских юношей славных,Медью убив их: жестокие в сердце дела замышлял он.После, костер предоставивши огненной силе железной,Громко Пелид возопил, именуя любезного друга:«Радуйся, храбрый Патрокл, и в Аидовом радуйся доме!Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:Пленных двенадцать юношей, Трои сынов знаменитых.Всех с тобою огонь истребит; но Приамова сына,Гектора, нет! не огню на пожрание — псам я оставлю!»Так угрожал он; но к мертвому Гектору псы не касались:Их от него удаляла и денно и нощно Киприда;Зевсова дочь умастила его амброзическим масломРоз благовонных, да будет без язв, Ахиллесом влачимый.Облако темное бог Аполлон преклонил над героемС неба до самой земли и пространство, покрытое телом,Тению все осенил, да от силы палящего солнцаПрежде на нем не иссохнут телесные жилы и члены.Но костер между тем не горел под мертвым Патроклом.Сердцем иное тогда Пелейон быстроногий замыслил:Став от костра в отдалении, начал молиться он ветрам,Ветру Борею и Зефиру, жертвы для них обещая.Часто кубком златым возливал он вино и молил ихК полю скорей прииестися и, пламенем сруб воспаливши,Тело скорее сожечь. Златокрылая дева Ирида, Слыша молитвы его, устремилася вестницей к ветрам.Кои в то время, собравшись у Зефира шумного в доме,Весело все пировали. Ирида, принесшися быстро,Стала на каменном праге; и ветры, увидев богиню,Все торопливо вскочили, и каждый к себе ее кликал.С ними сидеть отказалась богиня и так говорила:«Некогда, ветры; еще полечу я к волнам Океана,В край эфиопов далекий; они гекатомбы приносятЖителям неба, и я приношений участницей буду.Мощный Борей и Зефир звучащий! вас призываетБыстрый ногами Пелид, обещая прекрасные жертвы,Если возжечь поспешите костер Менетида Патрокла,Где он лежит и об нем сокрушаются все аргивяне».Так говоря, от порога взвилася. Воздвиглися ветры,С шумом ужасным несяся и тучи клубя пред собою.К понту примчались, неистово дуя, и пенные волныВстали под звонким дыханием; Трои холмистой достигли,Все на костер налегли, — и огонь загремел, пожиратель.Ветры всю ночь волновали высоко крутящеесь пламя.Шумно дыша на костер; и всю ночь Ахиллес быстроногий,Черпая кубком двудонным вино из сосуда златого,Окрест костра возливал и лицо орошал им земное,Душу еще вызывая бедного друга Патрокла.Словно отец сокрушается, кости сжигающий сына,В гроб женихом нисходящего, к скорби родителей бедных, —Так сокрушался Пелид, сожигающий кости Патрокла,Окрест костра пресмыкаясь и сердцем глубоко стеная.В час, как утро земле возвестить Светоносец выходит,И над морем заря расстилается ризой златистой,Сруб под Патроклом истлел, и багряное пламя потухло.Ветры назад устремились, к вертепам своим полетелиМорем Фракийским; и море шумело, высоко бушуя.Грустный Пелид наконец, от костра уклонясь недалеко,Лег изнуренный; и сладостный сон посетил Пелейона.Тою порой собиралися многие к сыну Атрея;Топот и шум приходящих нарушили сон его краткий;Сел Ахиллес, приподнявшись, и так говорил воеводам:«Царь Агамемнон, и вы, предводители воинств ахейских!Время костер угасить; вином оросите багрянымВсе пространство, где пламень пылал, и на пепле костерномСына Менетия мы соберем драгоценные кости,Тщательно их отделив от других; распознать же удобно.Друг наш лежал на средине костра; но далеко другиеС краю горели, набросаны кучей, и люди и кони.Кости в фиале златом, двойным покрывши их туком,В гроб положите, доколе я сам не сойду к Аидесу.Гроба над другом моим не хочу я великого видеть,Так, лишь пристойный курган; но широкий над ним и высокийВы сотворите, ахеяне, вы, которые в ТроеПосле меня при судах мореходных останетесь живы».Так говорил; и они покорились герою Пелиду.Сруб угасили, багряным вином поливая пространствоВсе, где пламень ходил; и обрушился пепел глубокий;Слезы лиющие, друга любезного белые костиВ чашу златую собрали и туком двойным обложили;Чашу под кущу внеся, пеленою тонкой покрыли;Кругом означили место могилы и, бросив основыОколо сруба, поспешно насыпали рыхлую землю.Свежий насыпав курган, разошлися они. Ахиллес жеТам народ удержал и, в обширном кругу посадивши,Вынес награды подвижникам: светлые блюда, треноги;Месков представил, и быстрых коней, и волов крепкочелых,И красноопоясанных жен, и седое железо.Первые быстрым возницам богатые бега наградыОн предложил: в рукодельях искусная дева младая,Медный, ушатый с боков, двадцатидвухмерный треножникПервому дар; кобылица второму шестигодовая,Неукрощенная, гордая, в недрах носящая меска;Третьему мздою — не бывший в огне умывальник прекрасный,Новый еще, сребровидный, четыре вмещающий меры;Мздою четвертому золота два предложил он таланта;Пятому новый, не бывший в огне фиал двусторонный.Стал наконец Ахиллес и так говорил меж ахеян:«Царь Агамемнон и пышнопоножные мужи ахейхий!Быстрых возниц ожидают сии среди круга награды.Если бы в память другого, ахеяне, вы подвизались,Я, без сомнения, первые в подвигах взял бы награды.Знаете, сколь превосходны мои благородные коим.Дети породы бессмертной: отцу моему их, Пелею,Сам Посидон даровал; а отец мой мне подарил их.Но не вступаю я в спор, ни мои звуконогие кони.О! потеряли они знаменитого их властелина,Друга, который, бывало, сам их волнистые гривыЧистой водой омывал и умащивал светлым елеем.Ныне они но вознице тоскуют; стоят, разостлавшиГривы но праху, стоят неподвижно, унылые сердцем.К играм другие устройтеся, каждый из воев ахейских,Кто лишь на быстрых коней и свою колесницу надежен».

Приложение 7