Дмитрий Быков - Хроники ближайшей войны
Глядя на мою робкую похоть, Игорь понимающе ухмыльнулся и ушел в другой конец зала, где моя раскудрявая отплясывала перед каким-то фермером. Отвихлявшись положенные семь минут, она выслушала Игоря и с хохотом направилась в нашу сторону. Лицом своим я изобразил приветливость. Учуяв во мне новичка, черненькая tried to show her best – her breasts, сказал бы я!- и только что вдоль носа моего не водила своими маленькими и острыми (теперь пусть целомудренный читатель думает, что это я о ногтях). После семи минут я заказал дубль, не без трепета засунув ей за серебряную полоску две заготовленные бумажки. Краем глаза я наблюдал за Андреем, перед которым телесно обильная, пестрообутая блондинка шла уже вприсядку. О, дева пестрообутая, боги мои!
Игорь наблюдал за всем этим сперва со снисходительной, а потом с откровенно завистливой улыбкой, с какой «старый хрыч, цыган Илья глядит на удаль плясовую да чешет бороду седую, под лад плечами шевеля». Когда, наглядевшись, мы отпустили наших девчонок, сделавших на прощание ласковый «ба-ай», он произнес в задумчивости:
– А одна ничего… во-он та…
От происхождения никуда не деться, и вкус выдавал в нем одесского уроженца, с которого ни Москва, ни Нью-Йорк не стерли родимых пятен национальных предпочтений. Ему нравилась невысокая, рыжая, пышногрудая,- даже, кажется, веснушчатая,- с медовыми карими глазами, челкой, круглой томностью лица… Это был бессмертный тип Суламифи, только Суламифи провинциальной, не столь ослепительной, но не менее сладостной. Улыбка ее была в меру скромна и загадочна,- с этой улыбкой до сих пор еще умеют потуплять взоры некоторые еврейские девушки, которые всем своим видом обещают быть верными супругами и добродетельными матерями, но намекают при этом на знание таких вещей, которым позавидует любой веселый квартал в Нидерландах.
– Игорь, я вам ее сейчас сговорю.
– Да нет, не надо… вот если сама подойдет…
– Какое подойдет, она нарасхват. Посидите, я сейчас,- стеснительность моя окончательно испарилась. Несмотря на рудиментарные Игоревы протесты, я помчался к столику у двери, где балдел красный детина, и в первой же паузе пригласил рыжую. Игорь старался не глядеть в нашу сторону. Она подошла и кивнула, благодаря Кациса за то, что он оценил ее прелесть. Они мигом определили друг друга.
Игорь Кацис наблюдал за ней, как древнее племя наблюдало за танцующим огнем,- точно так же она всей своей рыжиной отсверкивала в его очках,- и надо вам заметить, что никогда еще я не видел такого праздника национальной неистребимости. В стрип-клубе подобные мысли едва ли уместны, но именно в злачных местах они и приходят,- вот почему русские, да и французские классики так любили решать мировые вопросы именно на бордельном материале. «В порту» Мопассана или там «Бездна» Андреева, про мелких Арцыбашевых речи нет. Моя еврейская половина им прихлопывала,- но, поскольку who knows the sound of one hand clapping, это происходило бесшумно. За все годы своего национального унижения в Отечестве, думаю, Игорь Кацис сполна насмотрелся родной прелести за один этот вечер. После третьего танца она с него денег не брала. Она уселась к нему на колени. Она стала ему что-то рассказывать. Мы с Андреем чувствовали себя крайне неловко, хотя в душе и были счастливы: падение Кациса началось, хотя больше напоминало взлет.
…Мы возвращались в каком-то микроавтобусе, который заловили с великим трудом к четырем часа утра, уже как следует окосев. Не пил только Кацис. Часть его бастионов еще держалась.
– Что ж вы, Игорь, отпустили-то ее?- в лоб спросил Андрей.
– Им нельзя,- грустно сказал Кацис.- Там следят. Можно только договориться на другой день.
– И вы договорились?
– Зачем? У нас же тут только три дня…
– Так успели бы!
– Нельзя. Завтра вечером у нас встреча с бывшим вице-губернатором штата.
…Бывший вице-губернатор штата, лишившийся своей должности еще при президенте Кеннеди, оказался прелестным стариканом, ныне заполнявшим свой досуг сочинением афоризмов о политической жизни в духе Карнеги. Ими он нас и развлекал, подливая пива. Домой он нас не позвал, а принял в симпатичном пивбаре недалеко от гостиницы («Дома беспорядок, мальчики. Моя старуха гостит у дочери в Колорадо»). Впрочем, возможно, он просто стыдился небогатства. А небогат он был здорово, судя по тому, что выставил только пиво. После вчерашних трат у Тиффани мы надеялись за его счет поужинать.
Очень люблю американских стариков, они удивительные. Они не гордятся старостью (которая выглядит самоценным достоинством только в восточных деспотиях вроде нашей). Они трунят над собой. Они не требуют пиетета – наоборот, настаивают на фамильярности. Афоризмы старика были труднопереводимы, но забавны и полны местного колорита.
– Если ты не сделал карьеру, сделай ноги,- примерно такой аналог можно было им приискать.- Если хочешь разбить яйцо, сначала надо его снести. Рыба ищет, где глубже, а кошка, где «Вискас». И так далее.
Мы изредка обменивались с Андрюхой русскими репликами, и на них-то к нам и кинулась от стойки толпа человек в шесть:
– Свои! Свои!
Это оказались студенты местного университета, шестерка ленинградцев, которые в Кливленде изучали социологию и юриспруденцию. На пятерых мужиков приходилась одна девушка, очень милая собою, но прочно принадлежавшая одному. Они решили пожениться еще в Питере и добились через какие-то немыслимые инстанции парного выезда на стажировку. Всех послали в Штаты за талант и прилежание. Они жили тут всего три месяца, не вполне приобыклись и сильно скучали.
– Ну! что там в России! рассказывайте!
Рассказывать о России, как всегда, было особенно нечего,- разве что к вечному карамзинскому «воруют» с некоторых пор приходилось добавлять «противостоят». Мы без всякого удовольствия вспомнили несколько последних известий, от души подивившись жадному любопытству, с которым их здесь проглотили,- и стали расспрашивать ленинградцев об их кливлендской жизни. Вице-губернатор откланялся («Приятно было потрепаться, мальчики, у вас есть мозги»), русская пара ушла спать в кампус, а оставшиеся четверо позвали нас ужинать. У них там в местной столовке как раз заканчивался ужин. И нас обещали провести бесплатно.
– А как мы пройдем? Там же, наверное, только студенты… по карточкам…
– Ничего, там сегодня добрый ниггер на контроле. Его надо отвлечь разговором, мы покажем свои карточки и вас проведем. Типа вы с нами.
– Но это совершенно незаконно,- промямлил Игорь. В Америке он научился очень уважать закон.
– Игорь!!!- взвыл я.
– Сегодня ананасный пудинг,- поддержали меня студенты.
– Халява, сэр,- подытожил Андрюха.- Ты, Игорь, его и отвлечешь (после «Тиффани» мы были на ты).
Законопослушный Кацис был несколько ошеломлен. В огромной кампусной столовой добурливала жизнь: припоздавшие студенты ужинали, действительно добродушный ниггер сидел на контроле. Полный ужин стоил десять баксов, но в нас уже играл авантюризм. Кациса послали первым. Он около пяти минут общался с негром, выспрашивая его, не видел ли тот в столовой такую-то и такую-то девушку; негр, угадывая в Кацисе сорокалетнего ловеласа, решившего приударить за студенточкой, дружелюбно стал описывать всех похожих на нее и говорить, с каких они факультетов,- так что пропустили нас спокойно. Они с Кацисом трепались еще полчаса, а мы за это время съели столько ананасного пудинга, сколько могли. Так пал второй бастион Кациса – законопослушность.
– Пошли теперь в «Hawking spider»!- решительно сказал старший из студентов.- «Лающий паук», наш кабак напротив. Лабают чудный музон.
Вспоминая Петроградскую сторону, Васильевский, Елагин и прочие острова, мы направились в «Лающего паука», взяли там текилы и лимонов с солью, после чего стали в полупьяном блаженстве слушать местную группу, наяривавшую кантри. «Паук» оказался полутемным деревянным заведеньицем, более всего располагавшим к ностальгии.
– А что, ребята, как тут со студентками?- спросил Андрюха.
– Никак,- за всех ответил громогласный толстый малый, будущий юрист.- Абсолютно. Этим двоим хорошо – они еще с Питера трахаются,- он мотнул головой в сторону кампуса, где пара, видимо, развивала свои питерские навыки.- А нам тут не снять никого. Ихнюю бабу надо полгода в пиццерию водить, чтобы потом она разрешила в кино ее пригласить. И платят, суки, исключительно сами. Два года надо обхаживать – может, к третьему курсу и трахнешь…
– А как же вы живете?
– Да так… к Тиффани ходим…
После текилы, хоть и слабой, но вкусной, нам захотелось чего-то родного.
– Игорь,- попросил Андрей,- переведи группе, что мы хотим чего-нибудь русского… только не народного… а такого, знаешь…
Игорь удалился и вернулся к столику с вожаком группы.
– Lenigrad?- спросил он у студентов.
– Pitersburg,- гордо уточнил толстый.
– I've been to Pitersburg,- кивнул вожак банды.- We'll play something Soviet for you. I've heard it there.
