Владимир Большаков - Война цивилизаций. Всемирный халифат вместо тысячелетнего рейха
Так повсеместно в Европе формируется новая диаспора — люди со всего Ближнего Востока и из Африки, оторванные от своих стран и корней. Их ничто не объединяет, кроме солидарности изгоев и мусульманской религии. Это обрекает их на то, чтобы быть чужаками на чужой земле. Страшная участь жертв «управляемого хаоса» жить в цивилизации «Перекати-поле».
Не сгущаю ли я краски? И стоит ли нагнетать страсти вокруг операции «Беженец», когда речь якобы идет всего лишь о гуманной помощи несчастным жертвам «Арабской весны»? Да, любой христианин может им только посочувствовать и, если может, окажет им посильную помощь. Но надо понимать при этом, что жертвами стали не только беженцы, но и те, к кому их подселяют, как в немецкой деревушке Зумте. Более того, жертвой становятся европейская идентичность и сама европейская цивилизация, обреченная на уничтожение в рамках многоходовой операции «Беженец». Понятно, что это произойдет не сразу. Но произойдет неминуемо, если эту операцию «мировой закулисы» не остановить.
«Прежде всего, нужно понимать, — пишет профессор С. А. Бородин в своем анализе "цивилизации номадов", — что ортодоксальные приверженцы традиций национального образа жизни народов земного сообщества, оставшись без молодого поколения, в массе своей ставшего полноценными номадами под влиянием идеологической машины "новых кочевников", однозначно обречены на быстрое вымирание. Утрата надежды на продолжение потомками жизни по обычаям и заповедям отцов и дедов стала основной причиной резкого сокращения продолжительности жизни старших поколений людей.
Такую печальную тенденцию можно проиллюстрировать безысходным положением русских сел и деревень, покинутых молодежью, ушедшей в кочевье. В этих заброшенных, глухих поселениях ныне доживают свой век бабушки и дедушки — последние носители родовой памяти русского народа. В результате нашествия "новых кочевников" подобной экзекуции подвергаются все оседлые народы, подмятые под себя разношерстной кочевой массой, призванной разорять, разрушать и вытаптывать все на своем пути в никуда. Уже первые сведения о последствиях нашествия показывают устойчивую тенденцию значительного сокращения численности населения стран, охваченных нашествием, прежде всего в результате ускоренного вымирания "традиционалов". Таким образом, дьявольский план изгнания коренных землян из своих родовых мест оказался чрезвычайно эффективен, поскольку приводит к нарастающему уменьшению общей численности землян (выделено мной. — В. Б.).
Более подробно следует рассмотреть вопрос, касающийся судьбы самих "новых кочевников". В упрощенном понимании этого вопроса номадический образ жизни — это общечеловеческий прогресс. Вводятся новые нормы поведения людей. Устанавливается минимум обязанностей человека перед обществом при серьезном расширении общелиберальных прав номада. Архаичная культура человечества с ее философскими поисками смысла жизни, соотношения понятий добра и зла в мыслях и делах человека сдается отныне в архив. На сцену выходит компьютеризованная культура нового времени, где все просто и однозначно, где живут по понятиям, не требующим глубоких размышлений и духовных исканий, чтобы осознавать, что от тебя хочет получить "кочевье" и что ты от него можешь "поиметь".
Люди, ведущие кочевой образ жизни в техногенном мире, просто по определению обязаны стать частью его механизма — винтиком или шестеренкой. Нет рядом никого из близких, кто бы мог помочь в трудную минуту, уберечь от опасности, по-человечески полюбить. Только и остается, что наркотики, алкоголь, животный секс, уход в виртуальное пространство. Специалисты уже не сомневаются, что номадиче-ский образ жизни приводит к существенному сокращению продолжительности жизни.
И получается какая-то ирреальная картина. При установлении цивилизации "новых кочевников" начинается ускоренное вымирание людей как традиционного, так и номадиче-ского образа жизни. А наша замечательная планета становится все более и более свободной от пока еще проживающего на ней в данное время населения. Становясь номадом, человек сам обрекает себя на такой конец. Лава кочевья номадов не знает цели своих бесконечных скитаний, — говорит С. А. Бородин. — Она будет нестись ураганом, пока не разрушит все, что есть разумного на Земле, пока не свалится с седла последний номад в человеческом обличье, чтобы расчистить жизненное пространство для иного рода жителей нашей планеты» (цит. по http://www.polemics.ru/articles).
Человек диаспоры — это либо странник, либо изгнанник, эмигрант, беженец. Его мировоззрение, сформированное в годы совместного проживания с родным народом и на его Родине, неизбежно будет чуждым той среде, в которую он волей судьбы попадает. И у его детей, если они не ассимилируются в новой среде, сохранится то же самое мировоззрение. И то же отчуждение от новой родины. Жизнь и здравый смысл предлагают ему только два выхода: либо принять правила игры, существующие в новом для него обществе, либо обособиться от него. Есть, правда, и третий путь, суть которого сформулирована в известной песне «Машины времени»: «Не будем прогибаться под изменчивый мир. Пусть лучше он прогнется под нас».
Конечно, сам по себе наш изменчивый мир под новых пришельцев, кем бы они ни были, не прогнется. Для того чтобы этого добиться, переделать этот мир под себя, человеку диаспоры придется предпринять не только индивидуальные усилия, но и бросить на это силы всей своей диаспоры. Идеальным условием перемен в этом варианте становится революционный взрыв, разрушающий все привычные скрепы того государства и общества, по которому наносится такой удар, и следующий за ним хаос. Только в этих условиях, согласно теории управляемого хаоса, обществу можно навязать свою систему ценностей вместо прежней и добиться в нем главенствующей роли. Не на это ли сделана ставка стратегами нового мирового порядка? Поделюсь в этой связи своими личными впечатлениями от увиденного и пережитого мной во Франции и других странах Европы.
Пришельцы высаживаются
Французов с малолетства воспитывают в духе уважения к закону и порядку уже не один век. В принципе, эта нация традиционно законопослушна и достаточно толерантная. С присущей французскому языку назидательной интонацией каждый француз готов научить приезжего тому, как надо соблюдать французские законы и уважать местные обычаи. Особенно убедительно такие уроки звучат в провинции, в небольших коммунах и городках, где иммигрантов обычно мало и там их не привечают. Там у человека выбор невелик: либо он впишется в местный законопослушный пейзаж, либо просто не выживет, так как попадет в тотальную изоляцию. Его даже бить не будут. Просто подвергнут такому остракизму, что он сбежит сам. Неслучайно поэтому во французской глубинке мирно живут рядом и белые выходцы из бывших французских колоний, и полностью ассимилировавшиеся потомки иммигрантов из стран Магриба (Тунис, Алжир, Марокко), но почти нет новых иммигрантов. Старую иммиграцию французским законам и обычаям обучали еще в колониях. Для новой — все это чуждо, как и вся французская цивилизация и культура с ее политесом и прочими поведенческими нормами.
Иммиграция — проблема для Франции давняя и глубинная. Сегодня более трети всех французов имеют предков-им-мигрантов, т. е. тех, кто однажды приехал в страну, чтобы обосноваться там навсегда. Все началось с того, что нации потребовалась свежая кровь, так как рождаемость во Франции была одной из самых низких в Европе. Невысокая рождаемость в стране вызывала серьезное беспокойство во французском обществе. Призыв правительства «Делать детей» («Faire des enfants!») был обращен ко всем социальным слоям и группам населения. Но и по сей день иммигранты откликаются на него гораздо активнее, чем коренные французы. Только 18 процентов новорожденных во Франции — этнические французы. Остальные — пришельцы и их потомки. Уже поэтому французы не могут быть к этой проблеме равнодушными.
Лозунг Великой французской революции «Свобода! Равенство! Братство!» прекрасен. Но свобода иммиграции привела к тому, что на равенство с коренными жителями страны претендуют и нелегальные иммигранты, и иностранцы, не имеющие французского гражданства. Иммигранты — дешевая рабочая сила, и поэтому в них француз, потерявший работу, видит источник своих бед. О каком тут братстве можно говорить?! Неслучайно в годы кризиса начала 80-х гг. одна из правых партий Франции выступала под таким лозунгом: «1,5 млн безработных означает, что 1,5 млн иммигрантов являются лишними» (Бродель Ф. Что такое Франция. Люди и вещи. Т. 1. — М., 1995. С. 180).
Характер иммиграции менялся с годами. Поначалу во Францию в поисках работы и реже — более удобной жизни ехали переселенцы из других, чаще всего соседних европейских стран. В 50-е гг. XIX в. иностранцы составляли около 1 % населения страны: 381 тыс. из 35,7 млн французов. (По переписи 1851 г. бельгийцев насчитывалось 128 тыс. чел., испанцев — 30 тыс. чел., итальянцев — 63 тыс. чел., швейцарцев — 25 тыс. чел. и представителей других национальностей — 135 тыс. чел. Большинство из них даже с трудом можно назвать иммигрантами, так как в основном это были рабочие из соседних пограничных стран, которые проживали у себя на родине, а работали во Франции (Бродель Ф. Цит. соч. Т. 1. — М., 1995. С. 184). В 1872 г. количество эмигрантов уже составляло 2 % населения, половина из которых были бельгийцами, работавшими в городах, на шахтах и свекловичных полях севера Франции (там же). Массовый приток иммигрантов пришелся на период 1885–1895 гг., когда около 1 млн иностранцев, в основном европейского происхождения, приехали на заработки. Многие работали на шахтах на севере Франции, часть обосновалась и в центральной Франции. Первыми среди них были итальянцы, которые составляли 30 % рабочих юго-востока, поляки и сербы (Павлуцкая Э. Ф. Формирование североафриканской трудовой миграции. Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. —М., 1997. С. 57). Арабов в этом потоке почти не было. Во Франции в тот период выходцы из колоний работали в основном в качестве домашней прислуги. К 1913 г. число магрибинцев достигло уже 30 тысяч человек. А всего иммигрантов в этот период насчитывалось 3 % населения (Бродель Ф. Указ. соч. С. 184).
