Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы
Работая в журнале «Огонек» в годы перестройки, я не раз сталкивался с такими случаями. Помню, как особенно яростно оправдывали своих отцов сыновья Жданова и Лысенко, двух сталинских палачей, первого — в литературе, второго — в сельском хозяйстве. В 1999 году я как-то слушал по телевизору воспоминания дочери Хрущева и его невестки. Обе они, отвечая на вопросы ведущего, утверждали, что не знали об ужасах, которые творились при Сталине, когда Хрущев был его правой рукой, не знали потому, что Хрущев «никогда не говорил дома о политике».
Много лет Светлана Сталина отличалась от таких отпрысков кремлевской элиты с их «воспоминаниями», но с годами у нее стал портиться характер, начали проступать отцовские черточки, отчего ее последние книги (лучшей из них была самая первая — «20 писем другу») утратили в некоторой степени свою объективность. Следом за ней я поставил бы в «сталиниаде» Хрущева с его воспоминаниями. Правда, если Светлана не старается выгородить себя, то его мемуары вообще окрашены этим стремлением. Тем не менее в них немало ценных наблюдений о Сталине и его частной жизни. К сожалению, имеется очень мало сведений о дореволюционной жизни Сталина, который, как видно, хорошо постарался, чтобы они вообще не дошли до нас. С Гитлером в этом смысле дело обстоит проще, поскольку он, как уже отмечалось выше, сам немало написал о себе в книге «Моя борьба», причем его воспоминания вполне поддаются проверке.
Есть еще очень солидная работа о Сталине (в нескольких томах), написанная известным историком и генералом Д. Волкогоновым, который также является автором не менее интересных книг о Ленине и Троцком. Но и в работе Волкогонова частная жизнь Сталина освещена очень скудно. В целом же исторических и публицистических работ о Сталине имеется гораздо больше на Западе, нежели у нас. Создается впечатление, что у нас историки, писатели и публицисты до сих пор не решаются сказать всю правду о сталинской эпохе, настолько она была ужасна и, все больше отдаляясь от нас, кажется просто немыслимой, невозможной. И это при том, что у нас сталинизм до сих пор не искоренен до конца (как, скажем, искоренен нацизм в Германии), его последователи готовы затравить и даже уничтожить каждого, кто разоблачает сталинские преступления. Так, на моих глазах яростно травили, буквально сживали со света Волкогонова, честного и талантливого историка и публициста. Травили не только престарелые соучастники сталинских преступлений, но и вся верхушка нашей армии, состоящая из коллег Волкогонова, генералов и маршалов. Это страшно. Утешает только то, что книги недавно ушедшего от нас историка будут жить вечно, а имена его хулителей забыты уже сегодня.
Известно, что Сталин старательно уничтожал людей, которые окружали его в разные периоды жизни, заодно запрещал и их воспоминания. Было что скрывать? Стыдился своей бедности и неприкаянности в прошлом (никогда нигде не работал!)? Наверное, и то и другое. С молодых ранних лет проявились характерные черты сталинской натуры, в первую очередь — загребать жар чужими руками, не лезть самому на рожон, предоставлять это другим. Он всегда избегал участия в демонстрациях, митингах, избегал толпы и вообще любых схваток, не лез лично в вооруженные грабежи, а планировал и организовывал эксы (от слова «экспроприация»). Этому, можно сказать, партийно-гангстерскому периоду в жизни Сталина уделено немало внимания в прозе известного писателя М. Алданова. Он эмигрировал из России после Октябрьской революции и много писал о ней и предшествовавших ей событиях, при этом опирался на богатые зарубежные архивы.
Под пером Алданова вырисовывается образ озлобленного и беспринципного авантюриста, для которого человеческая жизнь не стоила ломаного гроша. Писатель приводит свидетельства современников молодого Сталина, в которых отмечается, что с ним было просто неприятно общаться. Как известно, он и в зрелом возрасте остался таким же. Созданный Алдановым портрет вполне совпадает с тем, что было на самом деле. Так, например, в решающие часы Октябрьского переворота Сталин неизвестно где пропадал, возможно, выжидал, чья возьмет. К дореволюционному периоду жизни Сталина относятся упорные слухи о том, что он был провокатором, секретным агентом царской охранки. Для того времени это вполне возможная версия: среди большевистских лидеров было немало провокаторов, агентов охранки, в том числе даже лидер фракции большевиков в Государственной думе Малиновский.
Версия о том, что Сталин служил в царской охранке, не раз всплывала на поверхность. Как известно, Сталин был неразлучен с Берией, своим главным опричником, и вот что пишет Светлана о нем:
«Страшную роль сыграл Берия в жизни всей нашей семьи. Как боялась и как ненавидела его мама! Все друзья ее — оба Сванидзе, сестра Марико (работавшая секретаршей у Енукидзе), сам Енукидзе пали первыми, как только Берия смог убедить отца в том, что это его личные недруги и недоброжелатели…
Я уже говорила, что во многом отец и Берия повинны вместе. Я не стану перекладывать вину с одного на другого. Они стали, к сожалению, духовно неразрывны. Но влияние этого ужасающего, злобного демона на отца было слишком сильным и неизменно эффективным…
Шатуновская (старая большевичка. — В. Н.) говорила мне, что роль Берии во время гражданской войны на Кавказе была двусмысленной… Он был прирожденный провокатор и, как разведчик, обслуживал то дашнаков, то красных, — по мере того как власть переходила то к одним, то к другим. Шатуновская утверждает, что однажды нашими военными Берия был арестован, — он попался на предательстве и сидел, ожидая кары, — и что была получена телеграмма от С. М. Кирова (командовавшего тогда операциями в Закавказье) с требованием расстрелять предателя. Этого не успели сделать, так как последовали опять военные действия и всем было не до этого маленького человечка. Но об этой телеграмме, о том, что она была, знали все закавказские старые большевики; знал о ней и сам Берия… Не здесь ли источник злодейского убийства Кирова много лет спустя? Ведь сразу после убийства Кирова в 1934 году Берия выдвигается и начинает свое движение наверх…»
Не может быть никакого сомнения, что Сталин тоже прекрасно знал об этой истории… Два сапога — пара.
Гитлер и Сталин… Их портреты схожи прежде всего по тому впечатлению, какое они производили на окружающих, на тех, кто имел возможность узнать их поближе. Например, немецкий профессор фон Губер, который отнюдь не был врагом нацизма, пишет: «В первый раз мне пришлось видеть Гитлера в непосредственной близости. Лицо и голова — плохая раса, помесь. Низкий убегающий назад лоб, некрасивый нос, широкие скулы. Коротко подстриженная щетка усов в ширину носа придает лицу что-то вызывающее. Выражение лица не такое, какое бывает у вполне владеющего собой человека повелевающего, а безумно возбужденное. Частые судороги мускулов лица. Общее выражение счастливого самодовольства».
Еще одно свидетельство — Вейганда фон Мильтенберга, коллеги только что процитированного профессора: «Кто наблюдает Гитлера, уже через пять минут приходит к убеждению, что до северной расы господ, которой он хочет руководить, ему еще очень далеко. Он вечно либо неуклюж, либо суетлив. Никогда не обладал он замкнутой сдержанностью, покоящейся на внутренней, сознающей свои задачи уверенности вождя… Ни один из его жестов не закончен, не округлен. Каждый жест говорит о страхе маленького человека, пробравшегося в люди, который боится, не сделал ли он снова какой-нибудь промах, но еще точно не знает, каким образом этот промах будет открыт. Он часто прибегает к декоративности, однако и тут результатом бывает неизбежный провал. Самое плохое из всего этого — плетка, которую он почти никогда не выпускает из рук. Это — не длинный хлыст, которым диктатор в гневе ударяет по ботфорту, чтобы подчеркнуть необходимость точного и беспрекословного исполнения своего приказа. Нет, это всего лишь собачья плетка с толстым серебряным набалдашником и с коротким, потрепанным ремешком. Иногда он держит ее как маршальский жезл, и тогда у каждого невольно является мысль, что вот-вот раздастся звонок к началу циркового представления. Эта плетка-дилетант, как и ее хозяин. Но именно потому он и является вождем масс. В нем каждый находит самого себя; подражать тому, как он пыжится и плюет, не представляет никакого труда. Этой массе он может преподнести любую безвкусицу».
Любопытные штрихи к двойному портрету Гитлера и Сталина набрасывает Троцкий:
«Гитлер импонирует Сталину. В фюрере хозяин Кремля находит не только то, что есть в нем самом, но и то, чего ему не хватает. Гитлер, худо или хорошо, был инициатором большого движения. Его идеям, как ни жалки они, удалось объединить миллионы. Так выросла партия, которая вооружила своего вождя еще невиданным в мире могуществом. Ныне Гитлер — сочетание инициативы, вероломства и эпилепсии — собирается не меньше и не больше как перестроить нашу планету по образу и подобию своему.
