Отар Кушанашвили - Не один
Я готов голову мою садовую прозакладывать, что ребятушки не раз и не два пользовались услугами проституток из журнальчика. Потому что ВСЕ притоны, не говоря о такой мелочи, как журнал «Флирт», живут и процветают под покровительством органов.
Не вскидывайте брови, не унижайте мой выдающийся среди гастарбайтеров «ай-кью», мой, как модно выражаться, бэкграунд.
Один так и сказанул: «Это торжество справедливости» (арест издателей. – О.К.), и я удивлен, как он прямо в кадре не задохнулся в припадке эйфории.
Справедливость, бурбон ты незатейливый, – это когда моя знакомая красавица из Самары родом, Лена, для красоты назвавшаяся Апполлинарией, не принуждена ложиться под похожих на тебя уродцев, чтобы отсылать деньги маме и папе, хворым, которые помогают воспитывать дочку Элю (мужа нет, сбежал).
Самый журнал «Флирт» очень смешной: он был в одном плевке от уму непостижимого совершенства, когда пытался в стихотворной форме, только что не мадригалами, преподносить красивых, как цирковая свинья на роликах, девушек как шарлиз теронов.
Журнал – дерьмо, но в ненастную минуту спасал меня от дерьмового же настроения.
Послушайте, вы же сами взялись строить капитализм, извратили уравнение «спрос – предложение», если кому-то кажется, что купить девушку, которую (я о большинстве случаев, подавляющем) вы сами же вынудили пойти на панель, – это отрада и форма, способ счастья, пусть его, вам-то чего, имеет право.
И не несите гиль про мораль и про справедливость, не злите меня, я-то знаю, что кто-то с кем-то не поделился, шерше ля баблос, и глагол (тоже, кстати, совершенного вида) «выслужиться» никто не отменял.
Хорошо поработали пацаны, искоренили зло, самое время обмыть.
В притоне.
Стакан воды для человека
Меня спросили, какое из событий, случившихся в мире за последнюю неделю, я считаю самым значительным? Какое сообщает времени, в которое нам выпало жить, эпичности?
Я существо образцового жизнелюбия, и «какая чушь стихи, когда в них нет печали» – это красиво, но когда в стихах одна печаль, это грустно до невозможности.
У меня есть знакомые, которые по целым дням обсуждают деньги футболистов (которых выродки не заслуживают), торговые санкции и Машу Гайдар, до которой лично мне нет никакого дела.
Мне есть дело до слов, которые произнес охранник, а после подхватил хозяин заведения в Нижнем Новгороде, выгнав младшую Водянову (если кто до сих пор не в курсе, сестру известной модели Натальи), желавшую просто-напросто испить водицы.
«Кто ее знает, больная она или пьяная» и «Она отпугивает своим видом посетителей».
Оксана – аутист, ей 27, и ей захотелось воды, а может, не столько захотелось, сколько надо было выпить стакан воды, мало ли.
Ей не дали.
Выгнали.
Унизили.
Каждый из нас в любой момент может оказаться «беспомощной, как чайка, попавшая в нефтяное пятно».
Такой ненавистью не просто к инвалидам отдает в иных местах система, такой ненавистью дышит, что не за себя страшно (меня попробуй тронь!) – за детей, им жить, долго, а вот счастливо ли – при таком легионе моральных уродов – это вопрос вопросов.
Нас всех могут произвести в инвалиды, как Оксану Водянову, это песня без начала и без конца, понятно, что охранник загадил себе карму до конца дней, и хозяин заведения, сцепившийся с мамой барышни, – тоже, но ведь не о них моя реплика, сожри их огонь вечной кары.
Обо всех нас.
Дело ведь не в аутизме, а в том, что каждый второй из нас не подаст никому стакан воды, у всех загажена карма, никому не отмыться, я прошу считать меня аутистом.
…Я ответил так на вопрос о самом значительном событии в моих глазах, дело было в Останкино, прилюдно, было слышно, как кто-то всхлипнул.
Синдром Шарли
Встаю я до рассвета, задолго, в три пополуночи, у меня ежеутреннее радио, мне надо; третьего дня я поплелся в ванную, выронил зубную щетку и заплакал. Вспомнил погибшую в авиакатастрофе Алису Мозгину. Именно ее. Ей был годик.
Мне всех жаль, всех буквально, простите, что я не стальной, что меня извели эти похоронные крестики, но почему именно эта маленькая девочка (хотя были и другие) – это выше сил моих.
Еще Черчилль писал, что любое обсуждение катастрофы всегда и априори гораздо более страстное, нежели компетентное, но если у тебя башка забита трухой, то имя тебе – ублюдок. При этом в трудовой бумазее ты можешь значиться хоть карикатуристом, хоть артистом, хоть онанистом.
– Мой канон – сарказм, – говорит герой моего любимого сериала и часто получает за этот сарказм по морде, ибо сарказм по временам так же уместен, как, например, исполнение нашими фанерными артистами военных песен 9 Мая. Но если «Чай вдвоем» были просто-напросто нелепы, когда пели пронзительнейшую песнь Высоцкого «Он не вернулся из боя», то французских карикатуристов хочется избить смертным боем и окунуть в чан с кипящей смолой.
У многих людишек есть глубинная потребность злорадствовать по поводу всего и вся. Нельзя, конечно, скорбеть по принуждению. Я переполнен состраданием, у кого-то его нет напрочь, все по-разному устроены, но теперь все больше и больше людишек не хотят «приносить минимальную дань общечеловеческим приличиям».
Хотя бы сымитировать соболезнование.
Этот типаж описан у Достоевского: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить». Но если у эсхатологического гения Федора Михайловича черствый персонаж все же стесняется этого своего «Весь свет сейчас же за копейку продам», то из Франции мне прямо говорят: пошел ты, Отарик, со своими рыданиями на…
У меня был, кстати, знакомый карикатурист (тот еще придурок), любил выпить и порассуждать об особой оптике художника, суть которой в том, что человеческие жертвоприношения – топливо для цивилизации. И всякий раз, когда он «давал натурального Байрона в черном плаще», мы его… ну как это… наказывали. Потому что люди не должны погибать.
Алиса Мозгина и все пассажиры А321 должны были жить, а карикатуры – это дерьмо не только от нехватки доброты, а еще от катастрофического отсутствия разумения, что за какой-то чертой порок окончательно сожрет добродетель.
Прощай, Алиса.
Будь проклята ваша цивилизация.
Человеко-поклонничество
Патриарх Кирилл, который роскошью народы мира покорил, любит публичные выступления даже больше, чем акулы кровь.
Иногда он мне напоминает французов (мои экс-работодатели, уволившие меня за поездку в Киев, следственно, «подрыв репутации») – сочетанием патологического педантизма с бескрайним легкомыслием.
В очередной, не очень продуманной речи он объявил – увага! – ЧЕЛОВЕКОПОКЛОННИЧЕСТВО НОВОЙ РАЗНОВИДНОСТЬЮ, и, стало быть, я законченный еретик, бо поклоняюсь детям своим и друзьям, больше того, облизываю их.
То есть – возьмите на карандаш – в минувшем марте был раскрыт всемирный антицерковный заговор – человекопоклонников, и я слышал вот этими вот ушами и видел вот этими вот зенками, как в московской ресторации люди смеялись над речугой зарапортовавшегося Патриарха. Больше скажу, хохотали.
То есть Патриарх Кирилл не хочет, чтобы во главу угла ставили какого-то там Кушанашвили, евойных детей и друзей и их нелепые права; говорит, это глобальная ересь нового времени.
Вообще, если вы прочитаете эту речь (а она, несомненно, «продиктована» Сами Знаете Кем), то вы поймете, почему на меня так обиделся Патриарх, когда однажды я сравнил его с перехваленным Кристофером Ноланом из-за претенциозной пустышки под названием «Интерстеллар»: как и фильмы Нолана, речи Патриарха напрочь лишены юмора, напичканы натужливой духовностью, структурно переусложнены и изобилуют туманными намеками на какие-то солидные абстракции.
Во времена, когда гонят с работы без объяснения причин (я – особь статья, я ренегат, люблю Подол, дружу с Ю. Литвиненко и болею за «Шахтер»), когда ты не можешь без блата и непотизма пристроить стареньких родителей в больницу, когда люди забыли вкус нормальных продуктов, а коллекторы суть дюжинные уголовники, доводящие до суицида тысячи людей… молодец Патриарх, содержательный человек, вовремя высказался.
Патриарх Кирилл – человек, уверенный в том, что чем чаще произнесешь слово «духовность», тем быстрее утонешь в благодати и мутируешь в пасхального зайца.
Стоит ли напоминать почтенному человеку, что ересь человекопоклонничества стара как мир.
Концентрацию этой ереси, да такую, что хоть ложкой ешь, вы можете найти в книге, которая называется Евангелие, и не странно ли, что об этом говорю я, богопротивный агностик? Даже я знаю, что в этой книжке Сын Божий озаботился самым главным правом человека – правом на спасение.
Речь Патриарха Кирилла о том, что права человека сейчас не главное – речь, существенно уточняющая картину мира.
У меня случилось однажды на радио (не таком могучем, как ВЕСТИ УКРАИНА) «некоторое мировоззренческое прекословие» со смешным человеком по выразительному имени Всеволод Чаплин, и я предупреждал, что, когда его погонят взашей, он вспомнит тех, кого унижал (а унижал он всех). И что, погнали касатика из барских церковных хором, и запел он про права свои что твоя Джамала.