За гранью реального - Divergent
И дочери, и внуки, в принципе, видели, что отношения у этой семейной пары не ладятся. На первый план начали вылезать старые обиды, которые копились годами, — а то и десятилетиями. Но родственникам бабушка при этом практически ничего не рассказывала. Может, стыдно было, — а может, еще надеялась на что-то… Но, как бы то ни было, она изо всех сил храбрилась и пыталась делать вид, что у нее все благополучно.
Правда, примерно за год до бабушкиной смерти они снова умудрились сходить в ЗАГС, — это выяснилось уже гораздо позже, — и официально расторгли свой брак. Но и об этом бабушка, опять же, почему-то никому не рассказала. И родственники узнали все это уже только после ее смерти.
И вот однажды дядя Юра позвонил Олесиной маме и сказал, что бабушка умерла. Сердце… Олеся с мамой тут же поехали к ним. В квартире не удалось найти ни копейки, хотя они обе знали, что бабушка буквально накануне получила пенсию, — да и кое-какие накопления у нее были; она сама неоднократно говорила им об этом… Но Юра, разумеется, успел подсуетиться до их приезда, а на все вопросы лишь разводил руками и повторял, как попугай, что они жили очень бедно, — откуда у них могут быть деньги?.. Бедно-то бедно, — но не до такой же степени…
Ну, да ладно, Бог ему судья!..
В организации похорон Юра никакого участия не принимал, а на поминках сам уселся подальше от родственников, словно затерявшись в толпе друзей и бывших коллег. И сказал, как бы невзначай, вслед за ними одну-единственную фразу:
— Хорошая была женщина…
Словно она и не жена ему законная была, а так, случайная знакомая. А в ответ на удивленные взгляды со всех сторон, он с облегчением признался в том, что они давно уже были разведены…
На бабушкину квартиру, приватизированную до удачного замужества, дядя Юра, будучи мужем уже бывшим, разумеется, никаких прав не имел. Но при этом он не поленился сразу же после бабушкиной смерти пробежаться по юристам, чтобы убедиться в этом. А вдруг, все-таки что-то да и обломится?.. При этом он очень уж сильно не хотел возвращаться к дочери. И он попросил Олесину маму, — которая почему-то взяла на себя право принимать подобные серьезные решения, ни с кем не советуясь, — позволить ему дожить свой век в бабушкиной квартире. Мол, сколько ему там еще осталось, — ведь он был старше бабушки на восемь лет, и никто никогда даже и не думал, что он ее переживет… И Олесина мама, — добрая душа, особенно за чужой счет, — разумеется, позволила ему это. Хотя ее собственной сестре, Эле, вообще негде было жить, и она тоже тогда очень рассчитывала на эту квартиру. В то время, как у умного и хитрого дяди Юры, что ни говори, свое жилье имелось, — просто он не желал стеснять Наташеньку и мешать ей трудиться на демографическом фронте, регулярно повышая численность населения нашей страны. Но не выгонять же старика, — это Олесина мама так решила… И позволила ему, — практически постороннему человеку, да еще и укравшему напоследок все бабушкины деньги, — продолжать жить в ее квартире, — мол, столько, сколько ему Бог еще отпустит…
А очень хитросделанный несчастный старик, которому на тот момент было уже семьдесят пять лет, оказался вообще не промах. И он, не долго думая, предложил Олесиной тете, Эле, — младшей бабушкиной дочери!.. — жить вместе. То есть, в буквальном смысле!.. Мол, ты одна; тебе нужен мужчина. Я вот тоже теперь один остался, а один я жить все равно не буду, найду себе кого-нибудь… Так почему бы нам и не сойтись теперь вместе, ведь мы же словно самой судьбой друг другу предназначены…
Эле на тот момент было тридцать семь лет. И ее престарелый отчим вдруг осознал, что, несмотря на то, что он всю жизнь любил ее, как дочь, теперь, после бабушкиной смерти, именно она стала для него любимой, единственной и желанной…
Только дядя Юра сразу же предупредил, что желает жить только с ней, — ее семнадцатилетнему сыну здесь места не найдется, и видеть его в этой квартире герой-любовник не желает…
А ведь именно Элин сын, на минуточку, был любимым бабушкиным внуком, И, если подумать, даже юридически имел на эту квартиру гораздо больше прав, чем его престарелый “дедушка”…
Все это выяснилось, кстати, на девятый день. После поминок чуть подвыпившая Эля вдруг стала буквально умолять Олесю забрать ее из бабушкиной квартиры, потому что, типа, дядя Юра ее не отпускает… Олеся в первый момент не поверила ей и решила, что, как говорится, Эльке больше не наливать, раз ей подобные глупости уже начали мерещиться… Тогда Эля и рассказала ей о предложении дяди Юры… Подобные россказни вообще уже не вмещались ни в какие рамки, — да это просто невозможно было осознать нормальному человеку!.. — поэтому Олеся, грешным делом, заподозрила у Эли симптомы белой горячки…
Но все это действительно оказалось правдой. В чем Олеся и убедилась, когда подошла к дяде Юре и спросила, что они могут еще сделать, потому что они все — вместе с Элей — планируют сейчас уходить.
— Идите, — глядя в одну точку, проговорил Юра. — Эля потом все доделает!
— Дядя Юра, Эля уходит вместе с нами! Вы остаетесь один! Поэтому я и спрашиваю, — может, еще прибрать что-нибудь или приготовить?..
— Эля останется здесь. Она потом все приберет.
— Дядя Юра, ау!.. Услышьте меня!.. — Олеся уже начала раздражаться. — Эля здесь не останется!..
— Эля останется…
— Дядя Юра, вы вообще меня слышите?! — Олесе хотелось помахать рукой перед его мутными старчески-блеклыми глазами. — Эля уходит со мной!..
— Эля останется и все приберет!..
Олеся посмотрела на него, как на идиота, и развела руками. Разговаривать на нормальном русском языке с ним просто не имело смысла. Но ей реально с трудом удалось увести Элю из этой квартиры. Нет, Юра не безобразничал, не пытался удерживать ее силой; он просто, до самой последней секунды, как зомби, глядя сквозь Олесю, тупо повторял, чтобы они все уходили, а Эля останется здесь… И Олеське пришлось ее чуть ли не пинками выталкивать из квартиры. Потому что, после каждой его фразы, Эля, словно завороженная его голосом, замирала на месте и, как под гипнозом, делала шаг назад…
Между этой парочкой, явно, происходило нечто странное и не
